В квартире поэта на Гендриковом переулке столичный бомонд вместе с чекистами после бурных культурологических дискуссий ночами напропалую не менее азартно играл в карты, в основном в покер, винт, «железку», она же баккара, «тётку» и т. д.

Ещё одной популярной в московских салонах игрой был китайский маджонг или мацсян. Варвара Степанова, супруга и постоянный соавтор Александра Родченко, записала в своём дневнике: «Играют все. Разделяются на игроков азартных — Володя, Коля, Лиля — и классических — Витя, Ося, я, Лёва. Родченко особый игрок — индивидуальный. Играют ночами до 6–7 утра. Иногда по 17 часов подряд».

Подруга Маяковского Наталья Брюхоненко тоже оказалась вовлечена в это экзотическое увлечение: «В это лето в Пушкино было увлечение игрой в маджонг. Это азартная китайская игра в особые кости, и научил меня играть в неё там, на даче, режиссёр Виталий Жемчужный, знакомый Маяковского и Бриков.

Помню, что как-то играли всю ночь в две партии на верхней и на нижней террасах, изредка справляясь друг у друга о результатах игры. До этого я никогда не играла ни во что на деньги, и в первый раз, когда выиграла в маджонг, я отказалась взять выигрыш. Но Маяковский заставил меня взять деньги у Осипа Максимовича и сказал, что карточный долг — это долг чести» [1. 36].

Поэт Николай Асеев вспоминал: «С Маяковским страшно было играть в карты… Дело в том, что он не представлял себе возможности проигрыша как естественного, равного возможности выигрыша, результата игры. Нет, проигрыш он воспринимал как личную обиду, как нечто непоправимое. Это было действительно похоже на бескулачный бокс, где отдельные схватки были лишь подготовкой к главному удару» [1. 5].

К 1921 году экономическая ситуация в стране, особенно в связи с голодом в Поволжье, была критичной. В целях получения дополнительных доходов советским правительством было принято решение о разрешении благотворительным организациям проведения лотерей, часть доходов от которых шла бы на помощь голодающим, местные советы получили право выдавать разрешения на открытие казино, вновь была разрешена продажа игральных карт. В мае 1922 года в Петрограде открылось первое казино «Сплендид-Палас», которое только за два первых летних месяца посетили 20 000 человек.

Игорные заведения в столице появились немного позже — в ноябре 1922 года, после того, как от имени Моссовета начальник отдела В. Л. Орлеанский заключил договор с гражданами Разумным и Евреиновым, которым было предоставлено монопольное право на открытие казино сроком на три месяца с правом его продления.

Через несколько недель после заключения договора в Москве уже работали четыре казино — «Савой», «Прага», «Эрмитаж» и «Зон», переименованное спустя полгода в «Монако», — при этом посетители играли не только в карты (преферанс, винт, макао, рамс, баккара) или в рулетку, но и в лото или шахматы. Основными посетителями в первое время после открытия были торговцы, служащие, рабочие и крестьяне, затем наступило время нэпманов, следом за ними «подтянулись» сотрудники ГПУ

В сентябре 1922 года информация о работе игорных домов и их клиентах была доложена Ф. Э. Дзержинскому. «Доклад о казино прочёл, — сообщал он начальнику московского ГПУ Филиппу Медведю. — Прошу прислать мне справку, как они возникли и куда идут отчисления. Необходимо до этого установить с возможной полностью, кто там бывает, и получить списки этих посетителей. Было бы очень хорошо, если бы можно было возбудить официальное дело, найдя достаточно солидный повод». После проведённых проверок были выявлены не только махинации, но и банальные хищения мастеров зелёного стола.

В популярном сатирическом журнале «Крокодил» № 5 за 1922 год Владимир Владимирович опубликовал «Стих резкий о рулетке и железке» — на первый взгляд сатира, но по сути — впечатления завсегдатая о посещении популярного казино на Кузнецком мосту:

А ЧТО РАБОЧИМ?

МОЙ СОВЕТ

Помимо прочих злачных заведений, в Москве того времени было 3500 биллиардных. Владимир Маяковский входил в пятёрку лучших бильярдистов столицы и остался в русской истории этой игры наряду со знаменитыми мастерами кия Березиным, Ефимовым-«3аикой», Миляевым, Кобзевым. Одним из его постоянных партнёров по игре был народный комиссар по просвещению А. В. Луначарский, правда, играл он существенно слабее. Вскоре среди коллег-литераторов выражение «играть как Маяковский» стало означать вхождение в бильярдную элиту.

Теперь первое, о чём узнавал поэт, впервые приезжая в новый для него город, было расположение мест, где собираются серьёзные карточные игроки и любители «погонять шары».

В ходе начавшейся в 1926 году кампании по борьбе с коррупцией и растратами казино, биллиардные и прочие игорные заведения были объявлены главными виновниками хищений бюджетных средств. Чего стоила только одна история заместителя председателя правления общества строителей «Международный красный стадион» героя Гражданской войны Георгия Бабкина, который проиграл в рулетку 24 000 казённых рублей, за что и был осуждён к 10 годам тюремного заключения.

Фактическое закрытие игорных домов произошло, как и многое в СССР, «по многочисленным заявлениям населения». Рабочие и работницы пуговичной фабрики поручали депутатам своего Бауманского района: «Закрыть биллиардные, казино и другие азартные игры, влияющие на бюджет рабочих, к 1 сентября 1929 года. Не допускать развития биллиардных игр, стараться сократить последние, т. к. они являются рассадниками растрат и хищений, а также закрыть казино». Пролетарский наказ был выполнен. Азартные игры вновь вернулись на нелегальное положение.

Не случайно перед визитом В. Маяковского в Америку газета «Нью-Йорк тайме» написала о нём: «Самый популярный поэт России, Маяковский, одновременно и самый богатый поэт — в той мере, в какой богатство позволяемо на его родине… Его последняя книга принесла ему 10 тысяч долларов[45]. Маяковский — самый известный картёжник в России. Он проигрывает в карты больше того, что зарабатывает, и живёт на выигрыш».

В гимназию для продолжения обучения Владимир Маяковский так и не вернулся. Очевидно подающий надежды молодой художник принят в московское Училище живописи, ваяния и зодчества, где, по счастью, не требовали справку о благонадёжности. Здесь он познакомился с поэтом и художником Давидом Бурлюком — странным одноглазым человеком, щеголявшим старинным женским лорнетом, который, по его словам, когда-то принадлежал наполеоновскому «железному маршалу» Луи Даву (?). В русском футуризме Бурлюк — фигура центральная, он постоянный участник мюнхенской выставки «Голубой всадник», основатель творческого объединения «Бубновый валет», куда входили П. Кончаловский, Р. Фальк, А. Куприн, Н. Гончарова, И. Машков, К. Малевич и В. Кандинский. Алексей Кручёных очень точно описывал художника-новатора: «Правильно, по-настоящему оценить Давида Давидовича на первых порах мешает его искусственный стеклянный глаз. У слепых вообще лица деревянны и почему-то плохо отображают внутренние движения. Давид Давидович, конечно, не слепой, но полузряч, и асимметричное лицо его одухотворено вполовину. При недостаточном знакомстве эта дисгармония принимается обыкновенно за грубость натуры, но в отношении Давида Давидовича это, конечно, ошибочно. Более тонкого, задушевного и обаятельного человека едва ли можно встретить» [1.105].