Троцкий Л. Д. 1940 г.
По странному стечению обстоятельств не попала под каток борьбы с троцкистами Вера Инбер, хотя её отец — владелец крупной типографии в Одессе Моисей Шпенцер — и Лев Троцкий были двоюродными братьями[161].
Ставшее смертельно опасным родство не помешало ей не только состояться как талантливому поэту, но и стать лауреатом Сталинской премии, заслужить три ордена Трудового Красного Знамени. О своей встрече со знаменитым родственником она оставила такое стихотворение:
При свете лампы — зелёном свете…
Обычно на исходе дня
В шестиколонном кабинете
Вы принимаете меня.
Затянут пол сукном червонным,
И, точно пушки на скале,
Четыре грозных телефона
Блестят на письменном столе.
Налево окна, а направо,
В междуколонной пустоте,
Висят соседние державы,
Распластанные на холсте.
И величавей, чем другие,
В кольце своих морей и гор,
Висит Советская Россия
Величиной с большой ковёр.
А мы беседуем. И эти
Беседы медленно текут,
Покуда маятник отметит
Пятнадцать бронзовых минут.
И часовому донесенью
Я повинуюсь, как солдат.
Вы говорите: «В воскресенье
Я вас увидеть буду рад».
И, наклонившись над декретом
И лоб рукою затеня,
Вы забываете об этом,
Как будто не было меня.
После выхода в Берлине автобиографии Льва Троцкого «Моя жизнь» Николай Бердяев написал рецензию на эту книгу, в которой не пожалел высоких оценок бывшему наркому: «Активнейший из революционеров оказался лишним и ненужным человеком в революционную эпоху. Это есть печальная судьба личности. Талантливый и блестящий Троцкий, создавший вместе с Лениным большевицкую революцию, извергнут революционным потоком и находит себе пристанище лишь в Турции. Бездарный по сравнению с ним, незначительный, не игравший большой роли Сталин — диктатор, глава революции, вершитель судеб России и, может быть, всего мира. Этого никогда не удастся переварить Троцкому и никогда не удастся понять изнутри революционной эпохи (…) Люди мировоззрения Троцкого никогда ведь не углублялись в проблему личной судьбы, они всегда заглушали в себе внутреннюю жизнь внешней борьбой» [1. 24].
4.1. Товарищу Сталину
Я никогда не встречал более искреннего, прямолинейного и честного человека. Именно благодаря этим качествам, а не чему-то мрачному и таинственному, обладает он такой огромной и неоспоримой властью в России. До нашей встречи я думал, что он, вероятней всего, занимает такое положение потому, что его боятся; теперь же я понимаю, что его не боятся, ему доверяют.
Герберт Уэллс. Опыт автобиографии
В 1928 году советские народы отмечают 50-летний юбилей товарища И. В. Сталина. Вопрос о чествовании Генерального секретаря ЦК ВКП(б)[162] вынесен на заседание Политбюро, которое рассматривает специальное заявление Председателя ЦИК СССР М. И. Калинина в связи с предстоящим общенародным праздником.
В приветствии Центрального Комитета по случаю торжества говорилось: «Величайшие успехи социалистического строительства, достигнутые партией, неразрывно связаны с твоим именем, с твоей упорной, непримиримой борьбой за генеральную линию партии… Как подлинный ленинец, ты боролся за единство партии не ценой уступок оппортунизму, а смелой, непримиримой борьбой со всякими проявлениями оппортунизма. Именно поэтому терпели крах жалкие попытки всех врагов партии противопоставлять Центральный комитет тебе…». Приветствие заканчивалось здравицей: «Да здравствует железный солдат революции — т. Сталин!»
В официальных поздравлениях И. В. Сталина впервые называют гением.
Демьян Бедный — самый «кремлёвский» из всех советских поэтов[163] — посвящает вождю проникновенные строки:
Мне знаком не понаслышке,
Гигант, сменивший Ленина
На пролетарской вышке!
И. В. Сталин
Другой известный комсомольский поэт — Александр Жаров, — довольно много общавшийся с В. Маяковским (во время торжественного прощания он стоял у его гроба в почётном карауле), в тон Д. Бедному опубликовал в «Правде» не менее восторженные стихи, заодно в очередной раз покаявшись в смертельной ошибке «светом», под которым понимался период примыкания к оппозиции:
Нам,
Одарённым высшим счастьем:
Отдать борьбе
Свой каждый вздох,
Мешали часто
Наши страсти
Разгадывать лицо эпох…
И многие —
В плену воспетых
Героев первых дней побед —
Сумели
Блеск стального цвета
Принять
За сумеречный свет…
Казахский поэт Таир Жароков скромно назвал своё стихотворение, посвящённое юбилею, — «Рождение орла»:
Мы все идём путём одним,
Слагая песни об отчизне.
Мы вместе с ним — отцом родным —
Пришли к чудесной этой жизни.
А это известный на весь СССР акын Джамбул Джабаев:
Аскер с винтовкой ходит в бой,
Джамбул — с любимою домброй…
Я песней из калёных слов
Пойду разить врагов.
А песню лучшую мою
О Сталине я пропою.
Её со мною запоёт
Счастливый мой народ.
Ты, Сталин, солнце наших дней,
Ты всех дороже и родней.
Тебе несём, тепло сердец,
Мудрейший наш отец!
Сотни советских писателей и поэтов словно соревнуются в демонстрации своей преданности и любви к великому вождю — у некоторых это получается очень талантливо. Однако дело это было не такое простое — рынок прославления руководителей партии был давно застолблён и поделён. В стихах для детей, например, «отца всех народов» славили Агния Барто, Самуил Маршак, Сергей Михалков и некоторые другие безусловно хорошие поэты. И, судя по публикациям того счастливого времени, оттеснить мэтров с занятых ими творческих высот удавалось далеко не всем и не всегда.
Молодым литераторам не оставалось ничего иного, кроме как совершенствовать формы поэтического языка, славя разнокалиберное начальство, в зависимости от степени везения, городского, областного или республиканского масштаба. Что, в общем, не вызывало у последних какой-либо особой аллергии. К примеру, юный поэт Ираклий Абашидзе начал свой тернистый путь к должности председателя Союза писателей Грузии, вице-президента Академии наук Грузинской ССР и Героя Социалистического труда со стихотворения, посвящённого приезду в Поти славного грузинского чекиста Лаврентия Берии:
