Лили Брик в золотом платье. На голове — косынка из ткани, изготовленной по рисунку Любови Поповой.

Фото А. Родченко. 1924 г. ГММ

Горький «стучал пальцами по столу, — вспоминал впоследствии В. Шкловский, — говорил: „Не знаю, не знаю, мне сказал очень серьёзный товарищ. Я вам узнаю его адрес“. Л. Брик смотрела на Горького, яростно улыбаясь». [1. 45]

Значительно позднее в Переделкино от Брик достанется и Борису Пастернаку «за картошку»…

Правда, значение родной сестры Ольги в жизни Маяковского не менее велико и, возможно, при других обстоятельствах могло было быть ещё значительнее. Ольга Владимировна — женщина талантливая и не менее активная — почему-то уступила своё место рядом с гением Брик.

Е. Лавинская вспоминала: «Лиля Юрьевна в тот период их (Маяковских) никогда не ругала, а говорила: „Они очень милые, но такие неинтересные, и разговаривать с ними абсолютно не о чем“». [1. 64]

Фаина Раневская — давняя знакомая Лили — оставила по этому поводу дневниковую запись: «Вчера была Лиля Брик, принесла „Избранное“ Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в её жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: „Отказались бы и от Маяковского?“ Она не задумываясь ответила: „Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей“. Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому, и даже физически заболело сердце».

Примечательно ещё одно высказывание Л. Брик по поводу самоубийства Владимира Маяковского: «Хорошо, что он застрелился из большого пистолета. А то некрасиво бы получилось: такой поэт — и стреляется из маленького браунинга». Потом о нём же, как-то совсем уничижительно: «По улицам носился, задрав хвост — и лаял зря на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинился…» или, к примеру, сравнивала его и Осипа: «Разве можно сравнивать его с Осей? Осин ум оценят будущие поколения. А Володя? Какая разница между ним и извозчиком? Один управляет лошадью, другой — рифмой». Как-то многовато цитат получилось…

Тем не менее решение СНК РСФСР об объявлении законных наследников поэта и включении в этот список Л. Ю. Брик состоялось, и его противоречие с существующим законом не могло не быть очевидным как для самой Лили Юрьевны, так и для профессионального юриста О. М. Брика.

Советское правительство с таким же успехом могло объявить наследником Владимира Владимировича бывшего народного комиссара по просвещению Анатолия Васильевича Луначарского: его определяющая роль в творческой судьбе, да и в повседневной жизни Маяковского очевидна и сомнений ни у кого не вызывала.

И всё-таки заслуги Лили Юрьевны Брик в создании хрестоматийного образа Владимира Маяковского в качестве первого поэта Революции признавались и её друзьями, и недругами.

Решение Совнаркома об увековечивании памяти В. В. Маяковского совершенно не означало преодоления бюрократических барьеров, которые множились в государственных издательствах: да — знаменитый, да — революционный… но непонятный сегодняшним пролетарским массам, обуржуазившийся, скандальный. «Непонятность» стихов Маяковского вообще является отдельной темой, которую поэт постоянно обсуждал на встречах с читателями.

26 апреля 1930 года (со дня гибели Маяковского не прошло и двух недель) И. В. Сталин получил адресованное ему и В. М. Молотову обращение руководителей РАПП, в котором ими заявлялся решительный протест против настойчивого стремления представить В. В. Маяковского «идеальным типом пролетарского писателя, образцом революционного борца и т. д.». Маяковский, по мнению «рапповцев», пролетарским поэтом никогда не был — следовательно, такой великой чести не заслужил. Основные претензии к Владимиру Маяковскому были высказаны в написанном Леопольдом Авербахом «Воззвании РАПП», появившемся в печати на следующий день после сообщения о его трагической гибели: