— За что?! — округлила глаза женщина.

— Мама, мы хотели от тебя скрыть инцидент в ресторане, когда у нас была помолвка. Женька Пронченко пристал ко мне и ударил Семена, а он в ответ тоже ударил его. Думали, что на этом все закончилось, а оказывается нет. Женя написал жалобу в Москву, теперь Семена хотят привлечь к уголовной ответственности.

— Женя написал жалобу?! — удивленно воскликнула она и отрицательно помотала головой. — Нет, это написала его мама Глафира Захаровна, она мелочная и подлая женщина. Работает в суде секретарем, имеет большие связи, кичится этим. Маша, ты же помнишь по школе, как проказничал этот Женя, а мама всегда стояла за него горой. Вот и воспитала на свою голову оболтуса, который нигде не работает, а шляется по ресторанам. Откуда он берет деньги на рестораны эти?

— Вы как в воду глядите, Валентина Васильевна, — улыбнулся Каприн. — Именно мама этого Евгения пишет жалобы во все инстанции. Аж дошла до Генеральной прокуратуры и Верховного Совета. Чувствую, что она от меня не отстанет.

— Она такая, вцепится — не отпустит, — покивала женщина и поинтересовалась: — Что ты будешь делать, Семен? Надо бороться, а не сидеть сложа руки. Так же, как и она, писать везде и всюду жалобы, добиваться справедливости. У меня есть знакомая адвокатесса, я могу подключить ее.

— Спасибо, Валентина Васильевна, мое руководство этим занимается, — отказался опер. — Позже, когда назреет необходимость, я обращусь к вам.

— Вот видишь, как тебя ценят на работе, — проговорила женщина. — Другой бы начальник умыл руки, а твой помогает своему подчиненному. Это уже половина успеха.

— Мама, я хочу поговорить с тобой насчет работы для Семена, — вклинилась в разговор Маша. — Может быть, пусть помогает тебе?

— А это идея, а то я уже зашиваюсь, — обрадовалась хозяйка. — Семен, хочешь заведовать магазином?

— Какой из меня торгаш? — засмеялся опер. — От меня одни убытки.

— Ничего, ничего, торговать не будешь, для этого есть продавцы. Твоя задача — следить за порядком, вести учет, заниматься поставками. В общем, я тебя научу премудростям коммерции, а к этому времени Маша окончит университет, и будет у вас свое дело.

— Хорошо, Валентина Васильевна, попробую, — согласился Каприн. — Только дайте мне неделю, чтобы закончить со всеми своими делами.

— Да хоть две, — радостно блеснули глаза у женщины. — Торопиться нам некуда, начнем потихоньку заниматься семейным бизнесом.

На следующий день Каприн пришел в милицию в полдень. В кабинете никого не было, он, достав из сейфа все секретные дела, готовил их для передачи другому сотруднику уголовного розыска, которого назначат вместо него. Во время этого занятия в кабинет заглянул Сологубов. Увидев своего бывшего напарника, он поздоровался и сообщил тревожную новость:

— Семен, плохи дела. На тебя уже готово постановление об аресте, завтра вызовут в прокуратуру и сразу определят в следственный изолятор.

— Откуда известно? — холодея, поинтересовался Каприн.

— Щелчок цинканул. Он с утра был на совещании у прокурора, где Нежданова докладывала ему о намерении завтра утром тебя арестовать.

Щелчок, он же Щелчков Вадим, молодой мужчина, был следователем прокуратуры. Он специализировался на расследовании убийств и, постоянно общаясь с оперативниками, крепко подружился с ними, практически став одним из них. Про него так и говорили — следователь уголовного розыска.

— Что теперь делать? — растерянно развел руками оперативник. — Идти в тюрьму?

— В тюрьму тебе никак нельзя, — озабоченно проговорил Сологубов. — Ты или убьешь кого-то там, или тебя самого грохнут.

Оперативник имел в виду банду Шевченко, которую они ликвидировали в недавнем прошлом. Все трое бандитов содержались в следственном изоляторе в камерах БС[13], куда определяют арестованных милиционеров, прокуроров и судей отдельно от остальных уголовников. Именно эта милицейская банда Шевченко в изоляторе была главенствующей среди бывших правоохранителей, волею судьбы оказавшихся за решеткой, и держала всех в ежовых рукавицах. В случае, если бы Каприн оказался вместе с ними в одной камере, бандиты могли из-за мести попытаться его убить.

— Одно из двух, но оба варианта не в мою пользу, — судорожно вздохнул Каприн. — Неохота быть задушенным на тюремной наре или провести остаток жизни в колонии, убив кого-либо из бандитов. Нет, в тюрьму я не пойду.

— Пустишься в бега? — спросил оперативник.

— А куда мне деваться? Пока перейду на нелегальное положение, а там посмотрим, может быть, удастся закрыть дело.

— Эх, Семен, надо этого урода Пронченко за что-то зацепить, чтобы он забрал заявление обратно, — со злостью выговорил Сологубов. — Ладно, я переговорю с местными авторитетами, может быть, кто-то имеет на него влияние.

— Я тоже думаю, что на Пронченко надо выйти через авторитетов, — кивнул Каприн. — Володя, надо этот вопрос перетереть с нужными людьми.

— Сделаем, Семен, не беспокойся, — заверил его Сологубов и спросил: — Где с завтрашнего дня заныкаешься, ведь тебя же будут искать?

— Пока об этом не думал. Несколько дней поживу у Маши, ее адрес пока никому не известен, а потом буду искать более укромное место.

— А как же мы будем держать с тобой связь?

— Только через Машу. Она станет моей связной, по телефону будет представляться Зоей и назначит встречу хоть где: на площади, в сквере, в парке, музее и так далее, но ты знай, что мы с ней будем ждать тебя на берегу протоки, где обычно жарим шашлыки. Машину ты знаешь — «Тойота Кариб».

— Добро, Семен, держись.

Друзья крепко обнялись на прощание, и Каприн направился к себе домой, чтобы предупредить родных о свалившейся на голову беде.

Каприн, следуя в сторону дома, предался раздумью. Он всегда легко относился к происходящему вокруг, ему казалось, что так и будет продолжаться вечно, но наступил момент, когда он, впервые встретив свою любовь, всерьез задумался о смысле жизни, о создании семьи, о той радости от детского смеха, которая греет душу, но судьба стала распоряжаться иначе. Чем закончится вся эта история, сможет ли он далее быть со своей избранницей, вернется ли обратно в милицию? На эти вопросы у опера ответов не было.

«Последние километры хожу по городу в открытую, далее придется передвигаться крадучись, под покровом ночи, — про себя усмехнулся он. — Что ж, побудем в шкуре бывших своих подопечных, которых я разыскивал».

Родные были дома, мама накрыла стол, Каприн молча сел пить чай.

Остроглазая бабушка, заметив состояние внука, поинтересовалась:

— Сенька, почему взгрустнулось-то? Поссорился со своей кралей?

Досадливо качнув головой, он обратился к матери:

— Мама, я на какое-то время пропаду. Не ищите меня.

— Как это пропадешь?! — испуганно воскликнула мама, чуть не уронив сковородку с вермишелью. — Куда собрался?

— Мама, бабушка, сейчас расскажу вам одну историю, а вы, пожалуйста, внимательно слушайте, не перебивайте, не охайте и не ахайте. Времени у меня в обрез, я заберу кое-какие вещи и уйду отсюда.

Когда он закончил рассказ, мама всплакнула и спросила:

— Сынок, а как мы узнаем, где ты находишься? Что живой и здоровый?

— От меня будет приходить Маша, она все будет рассказывать. Мама, бабушка, не беспокойтесь, это ненадолго.

Перед тем, как Каприн вышел за дверь, бабушка перекрестила его и тяжело вздохнула:

— Да поможет тебе Бог!

Вернувшись на работу, он позвонил к Фан Го и назначил встречу в условленном месте на заброшенном пустыре недалеко от рынка. Ранее, когда китаец состоял осведомителем уголовного розыска, они здесь часто встречались. Как говорилось выше, Фан Го плохо говорил по-русски, и Каприн иногда уподоблялся своему агенту в говоре, поскольку в таком случае китаец лучше понимал, о чем говорит его «насальник».

Поздоровавшись с китайцем, он сразу стал говорить: