Далее, чтобы заранее зарезервировать стол, он поговорил со своим однокурсником Альбертом, который по окончанию университета год помыкался без работы, а затем устроился официантом в самый престижный ресторан города. Выше этажом этого ресторана расположилась гостиница, и оперативник через того же друга-официанта договорился, чтобы в день помолвки на ночь забронировать одноместный номер. Одним словом, Каприн всерьез занялся устройством личной жизни, при этом продолжая напряженно трудиться на своей работе.

И вот наступил долгожданный день!

Накануне он позвонил Маше и предупредил, что приглашает ее в ресторан. Девушка, услышав новость, радостно воскликнула:

— Ой, в ресторан! Я была там всего один раз с папой и мамой в честь поступления в университет!

— Ну вот, пойдешь второй раз, — счастливо рассмеялся оперативник. — Только предупреди маму, чтобы не ждала до утра — будем гулять по ночному городу.

Мама давно уже заметила, что Маша увлечена оперативником, но была спокойна за нее, полагая, что милиционер никогда не обидит ее дочь. Поэтому, когда Маша сказала о том, что будет всю ночь гулять, она только устало улыбнулась:

— Доченька, решай сама, как тебе поступить.

В день помолвки после обеда к Каприну зашел Иванов Константин, старший группы, которая занималась раскрытием грабежей и разбойных нападений и заинтересовал его интересной информацией:

— Семен, мы уже три месяца безуспешно гоняемся за бандой, которая совершает налеты на богатых коммерсантов. Уже имеется как минимум пять разбойных нападений, где по приметам мелькают одни и те же бандиты.

— И что? — пожал плечами Каприн. — Костя, мы со своими убийствами не можем разобраться, так что извини — не могу тебе ничем помочь.

— Так я не за помощью к тебе пришел, — ответил Иванов. — Тебя наверняка заинтересует информация, которую я сейчас изложу. Это может касаться твоих убийств.

— Уже интересно, — заинтриговался оперативник. — Давай, рассказывай, я внимательно слушаю.

— Дело было так: три дня назад совершено нападение на китайского коммерсанта, во время которого у него похитили очень крупную сумму денег. Нападавших было четверо, из них трое в масках. Угрожая обрезом, уложили этого китайца на пол и спокойно ушли, захватив с собой большую сумку с деньгами…

— Ты сказал, что трое были в черных масках. А четвертый? Он был без маски?

— Вот по этому поводу я и пришел к тебе, — ответил Иванов. — Он был без маски. Мы сегодня притащили потерпевшего в отдел милиции и предъявляли для опознания фотографии наших подучетных элементов из альбома. Китаец начал листать альбом и вдруг кричит: «Это он, это он!» и тычет пальцем мимо альбома прямо в стол, где под стеклом находилась ориентировка с фотороботом преступника по вашему убийству. Мы, конечно, опешили, вытащили из-под стекла ориентировку и еще раз показываем: «Точно он?», в ответ китаец испуганно кричит: «Он самый, он самый!» Я уточняю: «Хорошо запомнил?», он в ответ: «Холосо, оцень холосо».

Каприна накрыло холодным потом, и он процедил сквозь зубы:

— Вот они чем занимаются, а мы их заискались по всей округе. Костя, это одна и та же банда, которая и убивает, и грабит. В последнее время они перестали мочить людей, мы и подумали, что затаились, а они, оказывается, переквалифицировались и стали совершать разбойные нападения. Сколько было денег?

— Двадцать пять миллионов.

— Да это же целое состояние! — невольно воскликнул оперативник. — Как зовут китайца?

— Фан Го. По-русски Федя.

— Федя?! — удивленно вскинул голову Каприн. — Знаю я его, более того, был он в свое время у меня в осведомителях!

Фан Го было лет под сорок пять. Он родился в Китае, в шестидесятых годах отца расстреляли во время культурной революции, мать пропала без вести. В конце семидесятых решил бежать от вопиющей бедности в Советский Союз. Он собрал вокруг себя группу из нескольких человек и стал готовиться к пересечению границы, между делом занимаясь грабежами и налетами на своих соотечественников. Самым опасным, но прибыльным делом было нападение на одиноких солдат китайской народной армии, чтобы снять с них суконные шинели, которые можно было выгодно сдать перекупщикам краденого. Было ясно — если они попадутся сотрудникам народной милиции, расстрела не миновать. Однажды, улучив момент, во время апокалиптического ливня, при звуке грома и сверкании молний, группа ринулась через границу в сторону Советского Союза. Из восьмерых человек до советских пограничников смогли добежать только двое, остальные были расстреляны китайскими солдатами или подорвались на минах. Фан Го отправили в специальное поселение для китайцев в глухой деревушке вдали от цивилизации. Там он ославился тем, что построил себе дом из бревен, причем каждую стену возводил в отдельности по очереди: сначала одну стену, а потом другую, следом третью и четвертую. Местные мужики подходили к еще незавершенному строительству и восхищенно-недоверчиво чесали затылки: «Ай да китаец, ай да сукин сын! Не зря этот народ построил китайскую стену!» Вопреки всем худшим ожиданиям, дом получился довольно сносным, и беглый китаец пригласил туда в качестве жены местную девку Акулину, которая родила ему двух мальчиков. Через пять лет он получил гражданство СССР и был вполне счастлив своей судьбой, с содроганием вспоминая культурную революцию и толпы оголтелых хунвейбинов. Вскоре грянула перестройка, а затем пал Советский Союз, и страну стали заполонять китайские коммерсанты. В это время Фан Го с семьей подтянулся в сторону республиканского центра, где общался со своими земляками, помогал им обустраиваться, содействовал в оформлении документов и вскоре стал для них непререкаемым авторитетом. Он быстро наладил связи с Амурской и Владивостокской таможнями, и беспрепятственно выводил тюками деньги за границу. Деньги эти принадлежали китайским торговцам, они собирали их в кучу и отдавали Фан Го, чтобы тот переправил их в Китай. Очевидно, одна из таких партий наличностей и стала добычей бандитов. Два года назад китаец подходил к Каприну и предлагал ему стать для него «клысой» (крышей), поскольку он боится местных бандитов. Оперативник отверг его просьбу, объяснив ему, что он не крыса, и предложил ему негласное сотрудничество с милицией, а взамен он в меру сил будет оберегать его от преступников. За год сотрудничества с органами внутренних дел осведомитель не принес ни одной значимой информации: китайская диаспора жила обособленно, с местными бандитами не общались, сами уголовные преступления не совершали и, соответственно, интересующие оперов сведения оттуда не исходили. Поэтому Каприн через полтора года сотрудничества исключил Фан Го из агентурной сети как «негласного сотрудника, утратившего свои разведывательные возможности».

— Серьезно? — удивился Иванов. — Он твой стукачек?

— Был, да сплыл, — махнул рукой Каприн. — Толку от него как от козла молока. Но я обязательно переговорю с ним, может быть, он мне скажет что-то большее, чем тебе — как-никак бывший агент.

— Обязательно переговори, Семен, — оживился опер. — Мне тоже показалось, что он чего-то не договаривает. Дать тебе номер его телефона?

— Не надо, у меня есть его координаты, — мотнул Каприн головой. — Но сегодня заняться им не смогу, есть у меня дела поважнее.

— Да, да, я не тороплю, — кивнул Иванов. — Как-нибудь переговори с ним, и будем разрабатывать эту банду совместными усилиями.

Прежде чем выйти из кабинета, Иванов смешливо поинтересовался:

— Сеня, че сегодня такой нарядный? Женихаться надумал?

— Иди ты! — рявкнул в ответ опер. — Не твое это дело!

Чтобы окончательно добить влюбленного, Иванов, прежде чем закрыть дверь, выкрикнул:

— Не забудь пригласить на свадьбу!

Ответом был удар чем-то тяжелым с той стороны двери.

В шесть часов Каприн, купив большой букет алых роз, был уже в ресторане. Альберт уже находился на месте и готовился к утомительной ночной смене. Увидев оперативника, он поманил его пальцем и показал его место возле входа: