Анина Букашка завелась с первого раза. Мы прихватили с собой сервиз и выехали по знакомой дороге. Сначала никак не могли договориться, как вести себя с хозяйкой. То ли делать вид, что мы полностью верим рассказам, то ли просто отмалчиваться. Аня припарковалась у кирпичного домика, и мы кое-как выбрались наружу, стараясь не испачкать обувь. Елена Константиновна, с которой я созвонилась еще утром, сразу вышла навстречу, а собака в этот раз встретила нас равнодушно. Мы прошли к крыльцу по дорожке, выложенной из желтого кирпича, и поднялись в дом.

Пожилая женщина сразу бросилась угощать нас чаем, а увидев подарок, чуть не расплакалась и потом долго благодарила нас.

— Не стоило, девочки. Ну, зачем вы так?

— Простите нас за прошлый раз, мы не могли остаться тогда.

Хозяйка искоса глянула на меня и что-то пробормотала себе под нос. Аня, с ногами сидящая на стуле у печки, тут же бросила на меня выразительный взгляд. Казалось, она в любой момент ждала от нее диверсии. Я отрицательно покачала головой. Что ни говори, а старушка внушала доверие. Когда чай был разлит по чашкам, а стол уставлен сладостями, мы расселись вокруг. Елена Константиновна задала вопрос, который я совсем не ожидала от нее услышать.

— Доченька, скажи, а кто с вами тогда приезжал? Ваши друзья?

Я объяснила ей, откуда мы знакомы и почему приехали вместе. Женщина понимающе покивала головой, а потом нерешительно начала свой рассказ. После каждого предложения она смотрела на меня, будто спрашивая, верно ли все. Я по журналистской привычке кивала.

— Раньше, когда я молодая была, вот как вы. Тогда я была красивая, от женихов отбоя не было. Ну, так вот, тогда еще была жива бабушка, царствие ей небесное. Старшие не воспринимали ее всерьез, говорили, что дореволюционное воспитание сказалось на ней раз и навсегда. И мама всегда говорила, не верь ты ее россказням. Да и время тогда такое было. Никакого Бога, никакого черта, только социализм и светлое будущее.

Я выросла. Вступила в комсомол, а все равно любила слушать бабушкины сказки. С ее слов выходило так, будто это и не сказки вовсе. Она все время упоминала знакомые мне с детства места или даже людей, живущих в нашей деревне. Некоторых из них она опасалась. Говорила, что сидит в них какая-то зараза, которую ни один доктор не вылечит. Она тогда нам говорила, что у них души нет, или она крепко спит. Мне было жутковато, но интересно.

Правда люди, о которых она говорила, казались обычными. Так же как все они работали в поле, выходили гулять по праздникам, строили дома и растили детей. Только вот пакостей от них всегда, бывало, много. Не жалостливые были то люди. Но пуще них бабушка боялась Тех. Она так и называла их — Они, ими, Те, Тех. Будто не решаясь назвать по-настоящему. Не было от них зла никакого, да могли они делать то, что другим людям не под силу. Жили они не в деревне, а на хуторе в пяти километрах. Среди других появлялись редко. Виной всему был их горящий взгляд. Чурались их люди, и со временем совсем перестали они сюда приходить».

Мое сердце выстукивало — бух-бух-бух.

— Да к чему это я. Когда я была совсем девчонкой еще, успела застать одного из Них. Помню, как у здания сельсовета играли мы с подружками, а он прошел мимо. Спина прямая, шаг твердый, а глаза… Ну будто у кошака ночью, если осветить фонарем. Тот прошел мимо. На нас даже не посмотрел. Прошел прямо к председателю. Не видела я его с тех пор, а в памяти моей он крепко засел. До того напугал меня тогда, что я потом неделю со двора нос не казала. Думала, за мной придет. Сказала вот, что не видела с тех пор. Ан нет, довелось на старости лет. В ту пору-то, когда я коня увидала, рядом с машиной той он и стоял. Я сначала не признала, а потом как обухом меня по голове ударило. И знаете, что? Вот какая я была, девчонка, а он уже тогда казался мне стариком. Сейчас я сама старуха, да вот он ни капли не изменился».

В кухне повисла тишина. Ни я, ни подруга не знали, что сказать. Мы изумленно переглянулись. А рассказчица продолжила:

— Я не видела лица других двоих, но кажется мне, девочки, что это те самые ваши друзья. Не было их в наших краях, а может, прятались хорошо. Да вот привели они с собой нечисть всякую.

Снова тишину в комнате нарушало только жужжание диктофона. На Аню я старалась не смотреть, разглядывая украшенный этно-свастиками и ромбами самотканый ковер. А хозяйка дома рассказывала:

— Мне семьдесят семь стукнуло в декабре. Вот с тех самых пор так и полезли они, окаянные. Хоть и не вредят совсем, но страху от них! То домовой на тебя из-за печки глаза пучит, то девушка на берегу вся будто из лучей соткана, сидит, плачется. Боюсь я детям о том говорить, все равно не разглядят, а по врачам затаскают. Вы не думайте, девочки. Я не с ума сошла. Никому не пожелаю на моем месте оказаться. Каждую минуту боюсь, что Те за мной явятся. Как я вам начала рассказывать в прошлый раз, так сразу телефон то у них и затрезвонил. Только как ему зазвонить, если сети у меня в доме отродясь не было? Вот если во двор выйти, поближе к гаражу, тогда можно поймать антеннку. Оттуда я с вами и разговариваю».

Я увидела, как Аня полезла в сумочку за своим телефоном и тоже достала свой. Разблокировав, я увидела, что сети нет. Моя подруга так же недоуменно смотрела на дисплей своего аппарата.

— Я-то думала, мужика пришлют покрепче, да с головой. Может хоть разобрался бы. А ты, хоть девчонка умная, да сгубят Они тебя, как пить дать сгубят. И не вернешься ты к прежней жизни никогда.

Раньше, читая книги о приключениях, я часто встречала выражение «мороз по коже». Но никогда не могла представить, каково испытать это ощущение. Ноги и руки покрылись пупырышками, так, будто за окном не лето, а студеная зима.

По дороге обратно мы с Аней не разговаривали, смотрели каждая прямо перед собой. У самой базы отдыха она свернула с дороги и спрятала машину за высокими кустами. Мы вышли не сговариваясь, и сели прямо в траву у ближайшей березы.

В нашей жизни творилась какая-то чертовщина, и ощущение было не из приятных. Нужно разобрать всю ситуацию по деталям и решить, стоит ли нам волноваться. За себя, или за свой ум. Я рассуждала вслух:

— Горящие глаза, допустим, ерунда. Рассказы бабушки Елены Константиновны? А может у них это семейное, после семидесяти семи, слегка того? Отсутствие сети в доме старушки еще не довод, может тогда телефон просто случайно ненадолго попал в зону действия оператора сотовой связи?

Аня нахмурилась:

— А фотографии? Мальчики объяснили, что они биологи и собирают образцы почвы для изучения. Допустим. Ведь мы знаем, где хранятся эти мешки. Прекрасно разглядели потом, что это не наркотики. Но Кирилл-то сказал нам, что были они там с Данилом вдвоем… А вдруг…

В моей голове мелькнула совершенно безумная мысль. По глазам Ани я поняла, что она думает о том же самом:

— Вдруг тот самый мужчина из рассказов Елены Константиновны, директор базы Янбаев? Под описание он подходит. О нем никто ничего не знает. Известна смутная информация — занимается бизнесом и преподаванием. Достаточно ли этого, чтобы верить человеку?

Сколько ни обсуждали, а к общему знаменателю так и не пришли. Тем временем стало вечереть, и мы решили вернуться на базу.

Данила по-прежнему не было. Я взяла с Ани слово, ничего пока не рассказывать Кириллу и ушла переодеваться, оставив влюбленную парочку наедине во дворе.

После ужина я вернулась в номер, чтобы набрать материл. Установила ноутбук на подоконнике и принялась наблюдать за тем, что происходит во дворе. Вот в прачечную прошла Арина. Вот Кирилл и Аня пошли с дровами к беседке. Наверное, снова решили посидеть у костра. Время от времени мелькали другие постояльцы, но вот Данила, к сожалению, среди них не было видно.

Через полчаса Аня крикнула мне, чтобы я спускалась и прихватила с собой ее куртку. Я пару секунд смотрела на чистый вордовский лист, в котором так и не набрала и слова, а потом решительно закрыла крышку ноутбука.