— Я не курю американских сигарет.

Хопкин, по-прежнему сохраняя на лице вежливую улыбку, спокойно продолжил:

— Я знаю, настоящего солдата насилие делает только тверже. Как человек военный, я просто восхищен вами, понимаете? Но вы неверно толкуете роль Америки. Видите ли, мы пришли сюда с единственной целью — помочь дружественной нам стране справиться с коммунистической агрессией, и сделали это по просьбе этой страны…

Чонг уже полностью взял себя в руки. Он слушал и при этом думал: «Дать бы этому старому лису по морде!»

— …Америка традиционно чтит свободу и справедливость. Мы ненавидим тех, кто посягает на эти священные права, и помогаем тем народам, которых хотят лишить этих прав. Таковы наши традиции со времен президента Вашингтона.

— Неправда! — разозлился Чонг. Он сдержал себя и уже спокойнее добавил: — Когда ваши предки с оружием в руках сражались против английской армии во время войны за независимость, кем они считали англичан? Агрессорами или друзьями?

Хопкин вытаращил глаза. «О чем говорит этот мальчишка, которому от силы лет пятнадцать? Об Америке?»

Он нехотя улыбнулся:

— Замечательно, мой маленький друг! Конечно, мои предки сражались против агрессора, каковым в то время было британское королевство… Однако это… это нечто совершенно иное, чем то, что мы имеем тут, во Вьетнаме!

— Верно! Разница есть! — Теперь Чонг решил перейти в наступление. — Тогда английские агрессоры уничтожали американцев, а сейчас американские агрессоры уничтожают вьетнамцев. Но сущность одна та же. Ваша армия — армия агрессии.

Логика суждений этого вьетконговца удивила Хопкина. «Так, пожалуй, не смог бы ответить ни один сайгонский генерал!» — подумал он. Да, подобной реакции советник не ожидал.

— Вы ошибаетесь, мой маленький друг! Вы должны понять, что настоящими врагами вьетнамского народа являются Нгуен Хыу Тхо и его друзья…

— Врете! — крикнул Чонг. — Это вы поймите, что Нгуен Хыу Тхо похож на Вашингтона и что он пошел дальше него. Декларация Независимости давала всем равноправие, но чернокожих рабов Вашингтон не освободил. А программа Фронта Освобождения идет дальше ныне действующей американской конституции. Ваши приспешники в Сайгоне ничем не лучше тех, которые предали Вашингтона!

Хопкин остолбенел. Этот малыш берется рассуждать о его, Хопкина, предках? Да, коммунисты опасные оппоненты. Советник почувствовал, что его загнали угол, его голос сразу зазвучал раздраженно:

— Это все коммунистические бредни. Вы… должны понять, что Северный Вьетнам совершает агрессию против Южного…

Чонг в ответ только рассмеялся:

— Несколько дней назад десятки тысяч американцев вышли на демонстрации протеста в Нью-Йорке, Вашингтоне, Сан-Франциско. Попробуйте-ка сказать им то, что вы сейчас говорите мне, и тогда посмотрим. Они вам покажут!

Хопкин понял, что такой разговор бесполезен, и тут же сменил тактику:

— Очень хорошо!.. Не будем, однако, спорить без пользы, мой маленький друг! Я хотел бы сказать вам одну вещь. Вы еще очень молоды, к тому же умны и храбры. Я отношусь к вам как к сыну. Вас ни о чем больше не станут здесь спрашивать… Я отвезу вас в Америку, там вы получите возможность учиться…

Чонг по-прежнему сидел молча. Что это за тип? Что он здесь делает? Похоже, что он командует всеми теми, кто собрался в этой комнате… Какие сладкие речи… И до чего же коварный взгляд у этой совы! Интересно, в каком он звании? Да и какая разница, в конце концов! Он — это Никсон, вот и все! Никсон придумал «вьетнамизацию». Никсон развернул наступление в Южном Вьетнаме, на юге Лаоса. Никсон бомбит Северный Вьетнам. Никсон сбросил бомбы на тот населенный пункт, где на глазах Чонга умерла женщина и плакала маленькая девочка, ее дочь. Вот он, сидит прямо перед Чонгом! И глаза у него как у бешеного пса!

Чонг вскочил, всем телом подался вперед. Сжатые в кулаки руки дрожали от ненависти, так хотелось вцепиться в горло этого старого лиса!

— Никсон! Я ненавижу тебя! — глухо сказал он.

Хопкин от неожиданности раскрыл рот, сначала покраснел, затем побледнел. Отшвырнув кресло, он встал, прорычал по-английски:

— Упрямый и обозленный коммунист! Пусть подполковник Шау Ван занимается им.

Чонга увели. Офицеры разошлись, остались только два американца и Хоанг Хыу Зань с До Ван Суаном.

Хопкин помолчал минуту, потом неожиданно разразился смехом:

— Мы глупцы! Мы неправильно оценили замыслы Нгуен Хоанга. Конечно, и речи идти не может о двух или трех тысячах вьетконговцев. Все вранье! Мы сами придумали сказку о просачивании противника в наш тыл. Приготовили ему ловушку и сами же сунули в нее голову. Мы попались на уловку Нгуен Хоанга. Девчонка народный носильщик и маленький партизан — и это все! Вьетконговцам удалось выманить у нас на эту приманку тысячи тонн бомб и сотни солдат для охоты за призраками! — Он поднялся и решительно произнес: — Господа! Отбросим всякие мысли о просачивании в наш тыл крупных сил противника. Главные силы вьетконговцев — на фронте!

«По полученным нами данным, противником захвачен в плен наш боец, которого подвергают самым изощренным пыткам с целью добиться от него показаний. Возможно, речь идет о пропавшем бойце «Венеры». Необходимо усилить бдительность и продолжать выполнение поставленной задачи в соответствии с разработанным и утвержденным планом операции. С-301».

Прочитав только что полученную из штаба фронта радиограмму, Хоай Тяу молча протянул ее Чан Нонгу. На лице комиссара отразились одновременно и тревога и вера в стойкость бойца отряда. «Выдержал бы только Чонг, трудно ему там приходится!» — подумал он.

Чан Нонг прочитал текст радиограммы и заметил:

— Ну что ж, теперь мы знаем, что Чонг жив, находится в руках у противника и держится на допросах молодцом.

Хоай Тяу добавил негромко:

— Да, этому парню выпало тяжелое испытание. А ведь он так еще молод! Если наши бойцы будут стойкими в трудные минуты, как Чонг, никакой враг не сумеет покорить нас.

В палатку вошел Ви Ван Минь, за ним — недавно бежавшая из плена Ханг. Ви Ван Минь, попросив разрешения, заговорил первым:

— Ханг собирается вернуться к складам на берегу реки Анхоа и доставить оттуда продовольствие для бойцов нашего отряда. Вот и я думаю, стоит ли отпускать ее одну?

На девушке была хорошо подогнанная мужская военная форма. Она досталась ей от Чонга. Когда противник неожиданно у ручья обстрелял наших бойцов из засады, Ван Тян и Зэн резко бросились влево и сумели уйти от пуль преследователей. Остановившись и немного отдышавшись, они минут пятнадцать молча прислушивались ко всем звукам, ожидая возвращения Чонга, но юноша не появился. Тогда Ван Тян снял свой вещмешок, передал его Зэну, поправил оружие и медленно пошел по собственным следам назад, к ручью, где они попали в засаду. В джунглях стояла тишина, изредка нарушаемая легким шелестом травы. Покружив на месте стычки несколько минут, Ван Тян уже хотел уйти, как вдруг в траве заметил вещмешок Чонга. Он сразу же подумал, что его друг или убит, или схвачен штурмовиками. Долго ходил Ван Тян вокруг, стараясь обнаружить какие-нибудь следы и восстановить по ним все, что здесь произошло, но безрезультатно. Молча вскинул он вещмешок на плечо и быстро направился вслед за ушедшим отрядом.

Вещи Чонга передали Ханг. Чан Нонг разрешил девушке воспользоваться ими. Конечно, если бы ее одежда не превратилась в лохмотья после всех испытаний, Ханг не взяла бы ни одной вещи Чонга, но сейчас делать было нечего, пришлось вытащить форменные брюки и гимнастерку и подогнать по себе. Гимнастерку перешивать не понадобилось, подошла идеально, а вот с брюками Ханг повозилась. Иголка с ниткой замелькала в проворных и ловких руках девушки, и вскоре Ханг в форме трудно было отличить от других бойцов «Венеры».

Глядя на командиров, девушка горячо заговорила:

— Вот уже несколько дней я нахожусь среди вас и чувствую себя обузой для отряда. Я не могу сидеть сложа руки и смотреть, как вы у меня на глазах делите последние сухари. Вы не знаете, что я должна была доставить вам продовольствие. Поэтому я прошу вас отпустить меня к реке Анхоа на склады.