— У змеи, как ты знаешь, рук-ног нет. Главная сила ее в позвоночнике. Удав, схватив косулю, сжимает ее кольцами своего тела и давит до тех пор, пока добыча становится совсем мягкой, потому что все кости у нее уже раздроблены. Тогда удав заглатывает ее. А пестрые змеи — среди них есть и крупные, толщиной с ногу, — в воде еще сильнее удава. Схватив приманку, змея обвивается вокруг веревки, на которой крючок, и начинает крутить ее, сжимая как добычу. Какой бы толстой веревка ни была, змея в конце концов ее все равно порвет. Но человек такую хитрость придумал — вот посмотри сюда. Все веревки отдельные. Змея начинает обвиваться — этот пучок веревок закручивается в одну сторону. А змея, раз веревка не оторвалась, крутит в другую сторону. Тогда веревки раскручиваются. Так и будет всю ночь крутить да раскручивать, а ведь это все разные веревки: одна в одну сторону заплетена, другая в другую, потому-то и прочные!

Проверив все мотки веревок и приладив крючки, он велел нам поесть поплотнее. Сегодня нам предстояло долго не спать. Пока мы ели, мама приготовила лодку: положила туда два ножа, охотничий фонарь, длинный нож и большую бамбуковую корзину с высоким узким горлом.

— А где же удочки? — подбежал я к ней.

Ко чуть не упал от смеха:

— Какие еще тебе удочки! Я подарил их речной царевне! Пойди-ка попробуй отними!

Он торопил меня ехать, но я все ходил за мамой и приставал к ней с расспросами. Что делать, когда змея захватит приманку, как схватить змею, чтобы избежать ее укуса…

— Ну ладно, — остановил меня отец, — поезжайте, пора уже. Ты не бойся, Ан, Ко тебе все расскажет, как и что.

Он поставил на носу лодки черепок, в котором жгут сухую траву и бетель, чтоб отогнать комаров и москитов, и взглянул на небо.

— Поезжайте сейчас, скоро стемнеет, только-только поспеете.

Я взял носовое весло, Ко стоял на руле.

Из леса Уминь по маленьким протокам в канал бежали бурлящие струи темно-кофейного цвета. Солнце садилось за лиловатые облака над чертой далекого леса. Наша лодка скользила по каналу между густо заросших тростником берегов. Над нами постепенно раскрывалось рдеющее золотом небо. Лучи заходящего солнца веером падали на землю, пронизывая воздух длинными золотистыми дорожками. Устало торопилась куда-то стая аистов, похожая на огромную белую стрелу. Крылья птиц поднимались медленно, с натугой, словно золотые лучи мешали аистам лететь.

Наша лодка, плавно покачиваясь, миновала заросли японской ряски[28], где все было сплошного густо-фиолетового цвета, и вошла под плотный свод деревьев. К этому времени уже стемнело. Здесь же было совсем темно, как в пещере или как бывает, если очень крепко зажмуришь глаза. Ветви над нашими головами переплелись так тесно, что не давали пробиться даже самому тоненькому лучику луны. От черепка с курившейся сухой травой и бетелем шел густой удушливый дым. Стало трудно дышать. Я наклонился вперед в темноту и подул на еще не разгоревшиеся ветки. В черепке сразу же подпрыгнули тонкие языки огня, и свет озарил листву над нами, пестрящую зеленым, красным и желтым.

— Ой, что-то на змей похожее! Как много, Ко! — испуганно вскрикнул я.

— Какие еще змеи? Небось решил, что они уже сами к тебе в корзину полезли?

— Да нет, я ошибся…

Я уже и сам разглядел, что это всего лишь корни деревьев, которые, причудливо переплетаясь, уходили под воду.

По всему лесу разнеслось «у-у-ут», и огромная пестрая птица промелькнула над нашими головами. Смрадный ветер от ее крыльев коснулся лица. Крик мерзкой ночной птицы еще долго несся над водой, как будто гнался за нами, и лодка, точно испуганная, пошла быстрее.

— Наверно, запах приманки учуяла, да, Ко? — спросил я.

— Откуда я знаю!

— Сам аист, а про птиц не знаешь! — поддразнил я.

— Ладно, можешь мне зубы не заговаривать. Вон сколько из-за тебя времени потерял. Если б не твои дурацкие расспросы, мы бы давно уже вышли к реке!

Я промолчал. Он был прав. Если бы не мои дурацкие расспросы, с которыми я приставал к приемной маме, мы бы выехали намного раньше и теперь в лесу еще не было бы так темно.

Я сидел на носу возле самого черепка, который дымил вовсю, и лоб у меня был весь мокрый. Мне хотелось окунуть руку за борт и освежить лицо, но я боялся. Несколько раз я робким движением уже почти касался воды, но тут же снова отдергивал руку.

— Что это там шумит, может, рыба идет, о которую отец укололся?

— Да нет, это креветки… Опять небось змей испугался. Ну и трус же ты!

Мне стало стыдно, и я, набравшись храбрости, наконец ополоснул лицо.

Приемная мама наказывала опасаться рыбы нгат. Эта рыба идет косяками, заполняя все русло, плещется и шумит. За ней тянется длинный пузырящийся след. Самое страшное — это змеи, которые плывут за косяком и съедают пузырьки слизи, которые выбрасывает рыба. Такая змея целых три месяца и десять дней ничего не ест, только глотает слизь рыбы нгат. Это змея, накапливающая яд; от ее укуса, как говорила мама, только небо может спасти.

Наша лодка наконец вышла из-под темного свода. На небе горело несколько редких звезд. По берегам неподвижно стояли сухие каепутовые деревья; их белокорые ветви, словно змеи из страшной сказки, жаждущие напиться тумана, тянулись к небу. Река казалась совсем черной. Деревья и кустарник, выплывающие из серебристой дымки, приобрели очертания ужасных чудовищ. Кустистые пальмы[29], растущие в самой воде, угрожающе задрали вверх концы длинных острых листьев. Днем все это выглядело совсем не страшным, зато ночью вселяло ужас.

Назойливо звенели комары, налетевшие с берега и облаком окутавшие лодку.

— Давай греби навстречу ветру, туда, к заливчику, Ан! А то нас комары сожрут! — крикнул Ко и закашлялся.

— Что, комар в рот залетел?

Ко не отвечал, только отплевывался. Он не мог выпустить из рук рулевое весло, а комары густо облепили его, потому что он был без рубашки, и, чтобы отогнать их, он извивался всем телом. Я подобрался к нему и стал сбивать комаров. Все мои ладони тут же оказались в крови.

— Постараемся потерпеть еще метров сто, — благодарно улыбнулся Ко.

Лодка с шумом рассекала воду, но шла медленно, как черепаха. Нос ее то и дело поворачивался к берегу и цеплялся за листья пальм. Ко встал и, отталкиваясь веслом, выравнивал лодку, направляя строго в фарватер, обозначенный высовывающимися из воды высохшими обрубками кустистых пальм.

— Ну что, когда мы приедем? — спросил я нетерпеливо.

— Приехали уже. Ищу местечко получше. Ладно, давай здесь.

Лодка остановилась у одной из пальм.

— Так, начнем! Зажигай фонарь.

— Готово!

— Смотри теперь внимательно, как я делаю, потом сам попробуешь.

Ко притянул к себе лист пальмы и к середине черенка привязал пучок веревок с крючком на конце. Я держал фонарь и горшок с жареной рыбой-приманкой. Привычным, ловким движением он насадил маленькую рыбку почти целиком на большой крючок. Только хвост рыбы, чтобы обмануть змей, оставляли свободным. Потом Ко еще сильнее пригнул книзу поникший под тяжестью удилища лист так, чтобы приманка покачивалась примерно на расстоянии ладони от воды.

— Знаешь, зачем это делается? — спросил он и объяснил: — Так рыба-змея, которая приплывет на запах, не может схватить приманку. Пусти-ка, я пройду на нос, там привяжу.

— Ко, дай мне, я тоже смогу…

Он немного поколебался и согласился:

— Хорошо, так и быть, попробуй разок!

— Но если змея здесь попадется, ты ее будешь сам вытаскивать, ладно?

Когда мы привязали больше десятка приманок, Ко удовлетворенно вздохнул.

— Нужно теперь помолиться, чтоб все было удачно!

— Как — помолиться? Да ты что, каждый раз молишься на охоте?

— Нет… Только сегодня, просто потому, что ты поехал. Ладно, давай спать, — сердито буркнул он и залез в ноп.