Пока они совещались, Цвях распахнул дверь магазина и скрылся за ней. Миновав зал, он через служебный ход прошел в подсобку, а оттуда – на задний двор. Пробравшись между контейнерами с товарами, он ловко залез на крышу склада, перепрыгнул через глухую стену и оказался на параллельной улице. Воровато озираясь, перебежал дорогу, свернул за угол и зашел в будку телефона-автомата.
Торопливо набрав номер, он соединился с Валерой, который в это время находился в спортпрофилактории.
– Валера? – сказал он, услышав знакомый голос. – Мне нужны бабки! Я ухожу в бега! Меня ищут.
– А где я тебе их возьму?
– Передай Борзовым. Снять свои в сберкассе я не могу – сразу повяжут.
– Сколько тебе?
– Подсчитай сам, – злобно ответил Цвях. – Несколько лет нужно перекантоваться.
– Хорошо. Где встречаемся? – спросил Валера.
– Как стемнеет, на том месте, где и всегда.
Выйдя из будки, он огляделся и смешался с толпой.
Узнав о предстоящем аресте, полковник Багиров открыл сейф. Увидев пачки денег, тут же закрыл его снова. Сев за стол, позвонил жене и коротко сказал:
– Мила… Милочка!.. Не жди меня… Сегодня я не приду… Не могу! Я дам о себе знать.
Услышав за окном скрип тормозов, Багиров выглянул в окно. По его лицу пробежала судорога. Он увидел, как группа оперативников во главе с Ярыгиным вышла из двух автомобилей.
Багиров несколько раз провел рукой по лицу и с сожалением совсем тихо сказал:
– Не побрился. Не успел!
Ярыгин с группой шли по коридору, когда за стеной, где-то совсем рядом сухо треснул выстрел.
Багиров лежал под портретом Дзержинского. С первого взгляда можно было определить, что он мертв: из простреленной головы текла, все расширяясь, струйка крови, а от пистолета, лежащего рядом, еще сильно пахло порохом…
Сержант Битюгов, по кличке Битюг, жил в однокомнатной квартире на втором этаже обычной блочной пятиэтажки. Он никогда не был женат. Несмотря на это был большим любителем слабого пола. Отношение к людям у него всегда было скотское, а к женщинам и подавно. Выросший в детдоме, он, не знавший родительской ласки и заботы, признавал только силу.
Когда ему позвонил Цвях и предупредил об опасности, Битюг сразу же решил: ноги в руки и линять. И хотя бросать сладкую жизнь было нелегко, сержант быстро сгреб все ценное, что удалось «нажить» за время работы в милиции, и уже собрался покинуть жилище, как раздался звонок.
Крадучись по-кошачьи, он подошел к двери и посмотрел в дверной глазок.
Женщину из домоуправления он узнал сразу, но также заметил, что она была растерянна и взволнованна. Звериным чутьем он ощутил опасность.
Вернувшись в комнату, быстро схватил небольшой чемоданчик с ценностями, осторожно открыл окно и ловко выпрыгнул со второго этажа. Но тут его уже ждали оперативники и Ярыгин.
Битюг понял – ему не уйти. Тем не менее как загнанный в угол зверь, решил бороться до конца. Заметив женщину, выносящую мусор к контейнерам, Битюг резво бросился к ней. Схватив испуганную соседку, он выхватил пистолет и приставил дуло к ее виску. Женщина в шоке выронила из рук ведро с мусором, но не издала ни единого звука, лишь глаза ее расширились от животного ужаса.
– Не подходите, застрелю! – закричал Битюг обложившим его оперативникам.
Ярыгин дал знак всем остановиться, однако сам продолжал двигаться параллельно уходящему от них Битюгу, который, прикрываясь женщиной как живым щитом, отступал со двора к выходу на улицу.
Неожиданно Битюг споткнулся и на секунду взмахнул рукой с пистолетом, чтобы сохранить равновесие.
Ярыгин мгновенно использовал это положение. Он вскинул свой проверенный «стечкин», и в тишине двора прозвучал выстрел.
Битюг упал, увлекая за собой соседку. Его пистолет отлетел в сторону.
Ни Битюг, ни женщина не двигались.
Двое оперативников подбежали к ним. Один поспешно схватил лежащий на асфальте пистолет Битюга, а другой попытался поднять женщину.
– Эй! – крикнул он. – Мне одному не справиться, она в обмороке…
Но его крик потонул в звучавших протяжных гудках – страна прощалась с бывшим вождем…
Те же гудки рвались в окна квартиры Борзовых, но тут уже явно было не до них. На двуспальной кровати валялись норковое манто и жакет из чернобурок, соболиные шкурки. Супруги спешно паковались. Готовились в последний рейс. Валера должен был уехать на свою квартиру, которую им с Ритой приобрели Борзовы, и увезти все движимое состояние – деньги, валюту, драгоценности, золото и столовое серебро, антиквариат. Мать запретила дочери появляться в их доме, пока не улягутся страсти.
Ожидаемая пышная свадьба не состоялась. Борзов не захотел. «Нечего дразнить гусей!» – сказал он твердо и непререкаемо.
Рита огорчилась, но скоро успокоилась, после первой же брачной ночи поняв, что главное в Валере действительно его мужские достоинства. И тут он фору мог дать любому дипломату.
Заполняя вещами последние три внушительных размеров чемодана и даже барабан, Борзов не переставал стенать:
– Как они там не поймут, нас нельзя сажать!
– Бог даст, все обойдется, – нервно протараторила Борзова, успокаивая то ли мужа, то ли себя. – Липатов нас не отдаст! Видишь, предупредил!
– Болтай! – огрызнулся супруг. – Я-то из-за него погорел!
– Петя, да захоти Егор Сергеевич отступиться, он бы тебя сдал и глазом не моргнул. А он тебя на трест поставил. И как велел написать в Москву: «В ответ на запрос заместителя Генерального прокурора сообщаем, что горисполком не нашел оснований лишать П. Г. Борзова депутатской неприкосновенности». Нет, Липатов – умница!
– Не береди душу! Дура ты, дальше своего носа не видишь. Уж если нашего брата сажают, добра не жди… Эх, недооценил я Оболенцева…
– Да успокойся ты! Если с Липатовым все будет в порядке, не отдаст он нас!
– Тебя твой Липатов, – сорвавшись, вдруг заорал Борзов, – может, и не отдаст!
– Дурак, нашел время для сцен!
Тамара Романовна с трудом закрыла вздувшуюся от драгоценностей сумку и позвала зятя, который тут же явился с бутылкой пепси-колы в руках.
Борзов, придавив коленом крышку барабана, защелкнул замки и задержал взгляд на фотографии, где он, будучи мальчиком, шел во главе пионерского отряда с этим же барабаном. Ему захотелось было отбить марш, но он отказался от своего намерения – пожелтевшая от времени кожа вспучилась от денег…
– Бери! – сказал он Валере, направляясь к бару.
– Валерочка, все это нужно надежно пристроить! Вот что сейчас главное, – наставляла Борзова, укладывая сумку с драгоценностями на барабан. – Бедная Риточка! – запричитала неожиданно Тамара Романовна. – Такая карьера рухнет!
– Ничего! – успокоил Валера. – Все еще образуется! Вернется на круги своя!
– Ого! – усмехнулся Борзов, услышав любимую фразу дочери. – Быстро она тебя образовала!
Петр Григорьевич достал из почти пустого бара бутылку марочного коньяка и два оставшихся хрустальных недорогих бокала. Один из них выскользнул из его непослушных рук и, упав, разбился вдребезги. Но Борзов только усмехнулся и налил себе коньяк в другой.
– За вас с Риткой! – сказал он Валере и выпил залпом. – Пошли!.. – Взяв бутылку коньяка, он увел зятя на кухню. Усадив Валеру напротив себя, он налил полный бокал коньяка и мрачно заметил: – Багиров молодец – показал характер!.. А Цвях?.. Еде он?
– Ночью я ему все отвезу… Собирался в бега.
– Попадется! – вслух подумал Борзов и, внимательно глядя на зятя, произнес: – Имей в виду, эта сволота всех нас заложит! Всех погубит!
Валера ответил тестю столь же прямым взглядом и понимающе кивнул головой.
Петр Григорьевич выпил коньяк и с такой силой поставил бокал, что у него откололась ножка.
– Слушай сюда! – заговорщически тихо обратился он к Валере, впиваясь в него цепким взглядом. – Запомни цифры. – Борзов взял карандаш и написал на салфетке: 8071948. – Хорошо запомни! Позвонят, назовут их – свои. Будет надо – помогут… Все, что тебя попросят, – сделай… Доверяй им как мне, и тебе доверят. Все понял?