– Тебя как зовут? – спросил он, когда они вышли на площадь вокзала.

– Надя… Надежда Александровна Воросинская.

– А меня Алексей Петрович Иванов. Для тебя просто Алексей. Значит, так, Надежда Александровна, – он подвел ее к стоящей у здания вокзала лавочке, – садись здесь и жди меня. Поняла?

Надя, растерявшаяся от обилия первых впечатлений, послушно кивнула.

– Я в справочном бюро насчет Владимира узнаю и вернусь. А ты тут рот не разевай, за вещами следи, Москва – город опасный, – Алексей усадил Надю и ушел.

Прошло минут десять, прежде чем Надя, оглушенная суетой большого города, начала осознанно воспринимать происходящее вокруг.

«Так вот ты какая, родина моя Москва! – думала она, озираясь по сторонам. – Светлая, красивая. А люди! Какие красивые здесь люди! Особенно женщины».

В лагере все женщины были одинаковыми, единой серо-зеленой массой. А здесь они, цокая каблучками, пробегали мимо нее в ярких, цветастых платьях и были все такими разными и прекрасными! Надя посмотрела на свои грубые ботинки, увидела убогость своей затасканной черной юбки и полосатой, широкой кофты и ощутила неловкость за свой внешний вид. Неизвестно откуда появилась толстая тетка с метлой.

– Эй ты, нищенка! Ты чего здесь расселась? Здесь не подают, – заорала она на Надю. – А ну давай уходи отсюда, а то милицию позову.

– Это вы мне? – удивленно спросила Надя, до которой не сразу дошло, что ее приняли за нищенку.

– А то кому, других побирушек здесь нет.

– Не кричите на меня, – громко сказала Надя, краснея от стыда, – я не нищенка, я только что приехала. Я здесь вещи сторожу и жду знакомого. Он сейчас придет, и мы уйдем.

– Видала я таких знакомых! Поди, на пару орудуете, честных граждан обираете! – не унималась тетка. – А что это за вещи у тебя? – подозрительно прищурилась тетка, опираясь на метлу. – Никак, успели уже у кого спереть?..

Она достала из кармана свисток и дунула в него, оглушив Надю пронзительным свистом. Вокруг начала собираться толпа любопытных.

– В чем дело, граждане? – рядом, будто из-под земли, появился милиционер. – Кто свистел?

– Да я, я свистела, я, Петр Николаевич, – затараторила тетка. – Я тут мела, смотрю, нищенка приблудилась. Уходить не захотела, вещи, говорит, сторожу. А может, они ворованные. Вот я и свистнула, чтоб проверили. У ней и подельник, она говорит, есть.

– Молодец, Федотовна, благодарю за бдительность, – похвалил ее милиционер и подошел к Наде. – Следуйте за мной, гражданка, в участок.

– Я никуда не пойду, – Надя, хоть и испугалась, но вида не показала. – Я жду Алексея. Он пошел узнавать, как во Владимир попасть… Сейчас придет.

– Разговоры прекрати и делай, как я тебе говорю, – прикрикнул на нее Петр Николаевич. – Потом и с Алексеем разберемся.

– А чего со мной разбираться? – послышался громкий голос Алексея, пробиравшегося к Наде через толпу. – Вот он я, перед вами, собственной персоной. Что за шум, а драки нет? Надежда, ты чего сидишь, как не живая? Ответь товарищу милиционеру, и пошли. Некогда нам.

– Да он не спрашивает, – почти плача ответила Надя, – он меня опять в тюрьму посадить хочет.

– Фьють, – присвистнул Алексей, – за что?

Надя так испугалась, что ее снова прямо сейчас отправят в Воркуту, что ничего не стала отвечать, а только обреченно пожала плечами, опустив голову.

– Граждане, товарищи. Расходитесь по домам, – закричал Алексей, – здесь вам не цирк, зверей не показывают. Кто не разойдется, того в участок для разбирательства заберем.

Народ стал нехотя расходиться.

– Ты, солдат, не самовольничай, – недовольно проворчал милиционер. – Здесь мой участок, и ты не указывай.

Когда все выяснилось и милиционер, козырнув им на прощанье, отошел от них, Надя облегченно вздохнула:

– Ну, слава Богу, пронесло.

– Да Бог здесь ни при чем, – сказал Алексей, – просто выглядишь ты действительно как оборванка. Давай вот что. Пока у нас время есть, в магазин сходим, тут рядом есть такой. Купим тебе что-нибудь приличное, московское, а то на каждом вокзале будут к нам придираться.

– А ты выяснил, где этот Владимир и как туда попасть?

– Да все нормально. С Курского вокзала вечером поезд туда будет.

– Ой, а как же мне до Курска добраться? Успею ли до вечера?

– Куда? – не понял Алексей.

– Ты же сам сказал, что в Курск. Оттуда поезда на Владимир ходят.

– Чудо ты несусветное, – улыбнулся Алексей, – никуда ехать не надо, потому что Курский вокзал находится в Москве.

– Ну, если так… – недоверчиво посмотрела на него Надя. – Если так, то ты мне его покажешь?

– Твое счастье, Надежда, что демобилизовался я, могу теперь сам своим временем распоряжаться. Так и быть, подождет маманька, пока я с тобой во Владимир съезжу, а то заблудишься одна или опять кто милицией напугает.

– Спасибо! – благодарно улыбнулась она.

– Ну, тогда айда в магазин, – Алексей взял вещи и уверенными шагами двинулся к выходу из вокзала.

Надя пошла за ним, думая о том, что это, конечно, Бог о ней позаботился, прислав защитника. Оглянувшись, она увидела прежнюю тетку с метлой, подозрительно глядящую им вслед, и показала ей язык.

– Надюха, не отставай! – окликнул ее Алексей.

– Теперь уж не отстану, не бойся! – весело ответила Надя.

В магазине Надя выбрала себе голубое платье из ситца с яркими бело-розовыми цветами, отрезное по талии, с широкой юбкой и с рюшечкой под шею. Когда Надя, расправив поясок, вышла из примерочной кабины, не только Алексей, но и продавщицы восхищенно закачали головами: платье превратило нищенку в стройную и красивую молодую женщину. А Надя смотрела на себя в зеркало глазами, полными слез: это было первое в ее жизни настоящее дамское платье.

Вместе с Алексеем они разыскали в одном из владимирских детских домов Мишеньку. Он вырос и, конечно, не узнал Надю, но, подчиняясь воспитательнице, послушно подошел к ней, впервые сказав незнакомое ему прежде слово «мама».

Втроем они поехали в деревню к Алексею. Там, в сельсовете, молодые расписались, а потом справили скромную свадьбу, на чем настояла властная свекровь. Собрали родню да соседей. Все ели, пили, в глаза молодых хвалили, а за глаза судачили о том, что сам Лешка – парень хоть куда, а вот с женой промахнулся. Взял за себя бабу красивую, да нищую. Приданого у невесты – вошь на блюде да сынок в приблуде, а из одежи – одно платье ситцевое, да и то Лешкой купленое. Баба Настя, свекровь Анастасия Макаровна, слышала обидные слова, но терпела. Бедность невестки ее не удручала.

Не нравилось ей другое. Вроде и с прошлым молодая, и сын у нее невесть откуда, а нате вам, ведет себя так, будто не зечка она бывшая, а королевна. Все на «вы» да «извините, пожалуйста», и осанкой такая горделивая, что прямо зло брало Анастасию Макаровну. Нет, не о такой жене для Лешки она мечтала. Думалось, будет какая попроще, посговорчивей, чтоб было с кем и поругаться и посмеяться. А к этой фифе лишний раз и подходить не хотелось. Однако пришлось терпеть. Анастасия Макаровна была мудрой женщиной и, видя, как счастлив сын с молодой женой, приняла его выбор.

Прожив в деревне несколько месяцев, молодые переехали в небольшой городок Синегорск. Были в нем две улицы и строго засекреченный завод, называвшийся почтовым ящиком номер тридцать. Как может целый завод быть маленьким почтовым ящиком, Надя не понимала, но к заводу относилась с большим уважением, как и людям, которые там работали. Сама она устроилась медсестрой в роддоме, Алексей пошел работать в милицию.

Через полгода после переселения в Синегорск семье Ивановых выделили ведомственное жилье. Что это было за ведомство, Алексей ей не сказал, да Надя особо и не интересовалась, но была ему очень благодарна за доброту. Комната была большой и светлой, с золотистыми узорами, накатанными на желтые стены. Надя тщательно в ней убралась, прибила на стену коврик с картинкой «Три медведя» и повесила на окна беленькие занавесочки с выбитыми на них узорами.