Алексей пришел с работы поздно. Дети уже спали. Пока он умывался, Надя накрывала ужин.

– Дети уже спят? – спросил он, садясь за стол.

– Конечно. Завтра первое сентября. Им вставать рано. Привыкли за лето спать вволю, не знаю, как они завтра проснутся с утра пораньше. Я с тобой поговорить хочу о Мишке, – сказала она, встав у окна по другую сторону стола.

– А что Мишка, натворил чего?

– Он после школы в военное училище надумал идти или, еще хуже, в милицию.

– Да ну, – обрадовался Алексей, – вот порадовал сынок. По моим стопам пойдет. А ты чего говорить собралась? Возраженья есть?

– Есть. Сам знаешь, не очень я милицию и все с нею связанное люблю.

– Надюш, мы уже много говорили на эту тему. Хватит уж, не береди старые раны. Народ наш, партия осудили культ личности Сталина, а ты все перебираешь старое.

– Да нет, я не про это, просто боюсь, как бы Мишка палачом не стал, не навредил людям.

– Ты, мать, меня удивляешь. Нынче времена другие. Но если тебя это так волнует, то, так и быть, уговорю Мишку, пусть в военку идет. В райвоенкомат разнарядка пришла на пограничников, вот и пусть крепит границы нашей Родины, – Алексей взял жену за руку и притянул к себе, – чтобы твоя красивая головка не кручинилась.

За годы семейной жизни Надя располнела, превратившись из девочки-заморыша в цветущую женщину. Ее пышные волосы, лежащие у лба причудливой волной, были убраны на затылке в высокую строгую прическу. Она выглядела строгой и неприступной, но только не для Алексея, который сам себе завидовал, глядя на жену. Голубые глаза, полные губы, нежная кожа – мужское желание обладать всем этим богатством с годами не угасало, и, обняв жену, он начал ее целовать.

– Но ведь там бандиты, нарушители всякие!

– Дорогая моя! Сейчас главная бандитка ты, потому что мучаешь меня разговорами вместо того, чтобы заняться более интересным делом.

– Алешка, ты прямо как молодой! Между прочим, я еще не все сказала, – Надя попыталась отстраниться от мужа. – Соседка с первого этажа застукала Мишку.

– Застукала? Он что, убивал кого? – улыбнулся Алексей.

– Хуже. Курил с парнями.

– Тьфу ты, – сплюнул Алексей. – Я думал, в самом деле что важное произошло. Испугался даже.

– А что, курение – это не важно? По-твоему, ничего не произошло?

– Надь, отстань, а, – взмолился Алексей. – Ну, покурит, ну, бросит. Ему уже шестнадцать лет, в армию скоро, в таком возрасте все пацаны пробуют курить. А как же без этого. Я сам в тринадцать лет первый раз затянулся. Теперь вот бросил. И он бросит. Настоящему мужику все надо попробовать.

– Может, ему и женщина уже нужна?

– Ему… не знаю. А вот мне очень нужна. Особенно моя жена, – он схватил ее за руку и потянул за собой в комнату.

Надя засмеялась.

– Вот уж не знала, что ты такой нахал. Кстати, в комнате дети спят. Вдруг проснутся.

– А вдруг не проснутся, – он открыл дверь и прошептал, обращаясь в глубину темной комнаты: – Дети, вы спите?

В ответ донеслось посапывание.

Был последний день второй четверти. Уроки в школе закончились рано. Мишке не терпелось похвастаться перед матерью четверкой по русскому языку, которую он получил за четверть и первое полугодие. Для него это было грандиозное достижение, ибо с русским языком у него всегда были проблемы. Это Танька умела правильно писать и стихи сочинять, а он в каждом предложении умудрялся сделать по пять ошибок. Мать пилила его за это каждый день.

– Пойдешь после школы в дворники, – говорила она, увидев очередную двойку в его тетради.

– Не в дворники, а в начальники, – защищал сына отец.

– Это ты что, хочешь сказать, что у нас все начальники неучи безграмотные? Или только в вашей особой конторе? – подкалывала его мать.

– Наоборот, умные, – оставался невозмутимым отец, – даже очень. До такой степени, что догадываются для всякой писанины секретаршу нанять, а сами только приказы отдают.

– Угу, – довольно подхватывал Мишка. – Я, мам, генералом буду. Генералы ничего сами не пишут. Точняк. У них ординарцы есть.

– Я вот сейчас возьму отцов ремень и пропишу этому генералу на одном месте все правила и запятые. Поговори мне тут.

Мишка матери не верил, потому что она никогда ремня в руки не брала и детей не била.

Однако без нужды он ее терпением не злоупотреблял. Знал, если мать разозлится, то обязательно какое-нибудь наказание придумает. Насчет русского она все-таки разозлилась. Целый месяц не пускала его на тренировки. Ребятам пришлось соврать, что заболел. Не будешь же всем рассказывать, что мать не пускает из-за двоек по русскому. В общем, пришлось Мишке выучить правила орфографии и пунктуации. Он так старался, что даже на четверку вытянул. Училка удивилась, что он такой настойчивый, но Мишка уж если за что брался, то железно. Особенно, если обещал. Сегодня он пообещался ребятам из своего двора пойти на стадион.

Дома никого не было. Мишка быстро пообедал, положил дневник на самое видное место, чтобы мать сразу увидела его достижения, и помчался на стадион. Над стадионом гремела музыка. В самом его центре стояла огромная елка, разукрашенная бумажными гирляндами. На табло висел разноцветный плакат «С Новым 1966 годом!».

– Миха, – кинулись к нему друзья, – ты чего так долго? Мы тебя уже здесь давно ждем. Сегодня наша Центральная улица с Октябрьской играют. Давай, беги в раздевалку. Скоро построение.

– Сейчас. Я мигом, – Мишка побежал шнуровать коньки.

Выйдя на лед, Мишка отметил, что на воротах у «октябрят» стоит Кабан – Сашка Кабанов из соседнего класса – и забить гол будет трудно. Сашка считался лучшим вратарем в городе. Вячеслав Степаныч, хоккейный тренер, трижды свистнул, и началась игра. Мишке нравился звук, с которым острое лезвие конька рассекает лед. Нравилось стучать по льду деревянной клюшкой. Через минуту после выхода на ледовое поле он, забыв обо всем, устремился в атаку на ворота противника. Мишка долго вел шайбу, ловко обходя ринувшихся на него противников, и в тот момент, когда он уже приготовился к броску, рядом с ним промелькнул один из «октябрят». Мишка размахнулся, отправляя шайбу в ворота, и тут же упал, споткнувшись обо что-то острое. Он услышал, как все вокруг закричали, почувствовал сильную боль в затылке и потерял сознание. Очнулся он очень быстро и увидел, что лежит на льду, а вокруг него толпятся ребята. Вячеслав Степаныч держал его за запястье руки, пытаясь найти пульс.

– Очнулся, – облегченно выдохнул он. – Ну, напугал ты нас, дружок. Как себя чувствуешь, болит что-нибудь?

– Да нет, – Мишка начал вставать, – только в голове шумит.

Ребята подняли его и повели в раздевалку.

Мать, увидев бледного сына, поддерживаемого с двух сторон тренером и другом Борькой едва удержалась на ногах. Хорошо, что Алексей был дома. Он уложил сына на диван, и Надя, придя в себя, принялась хлопотать вокруг него. Она со всех сторон ощупала Мишкину голову, будто арбуз, долго заглядывала в его зрачки и зачем-то измеряла ему температуру. Потом достала из своего баула резиновые трубки и, обмотав ими его руку, принялась мерить давление. В конце концов она уложила его на кровать и накапала в стакан с чаем каких-то капель. Он выпил их и уснул, а когда проснулся, на улице было уже темно. Танька сидела за столом и вырезала из кальки снежинки.

– Сколько времени? – вскакивая с постели, спросил Мишка.

– Восемь часов вечера. Тебе нельзя вставать. Лежи и не шевелись, – строго сказала сестра, не отрываясь от своей работы. – Тебе вообще нельзя шевелиться, а ты вскакиваешь.

– У меня в классе сегодня новогодний «Огонек» с чаепитием и танцами. В шесть часов начался. А я здесь валяюсь, – Мишка схватил брюки и стал одеваться.

– Можешь не торопиться, мама тебя никуда не пустит сегодня. Она уже сказала. Она из-за тебя даже телевизор не разрешает включать.

– Ты мне своим языком еще больше навредишь. Где мама?