Интересным был и паспорт. По словам, проверившего его следователя, он не был подделан и имевшаяся в нем фотография владельца с уголком захваченным гербовой печатью, также оказалась настоящей, не переклеенной. Нельзя сказать, что запечатленный на ней И. М. Опрышкин был разительно похож на нашего соседа Жигунова, но все же определенные черты их сходства можно было заметить: оба были приблизительно одного возраста (ну, может быть, Опрышкин выглядел, по мнению Антона, несколько помоложе), у обоих были сходной формы лица, увенчанные в обоих случаях жиденькими шевелюрами, с одинаковыми увеличивающими узенькие лбы залысинами, ничем непримечательные носы, глаза и все прочее. Короче говоря, две личности, которые не знакомый с ними человек, вряд ли смог бы отличить одну от другой через десять минут после встречи с одним из них. Правда, было между ними одно бросающееся в глаза отличие: истинный владелец найденного паспорта был — в отличие от нашего соседа — усатым. Однако, и этот элемент внешности Опрышкина не представлял из себя чего-то яркого и запоминающегося: его усы вовсе не были особенно пышными и роскошными — ничего похожего на буденновский или казацкий тип, — но не походили они и на подбритые узенькие усики опереточных злодеев и светских хлыщей или на гитлеровскую щеточку под носом. Опять же можно сказать, что усы у него были такие же, как у всех. Усы как усы, о которых трудно сказать что-либо определенное. Но именно это сомнительное украшение опрышкинской физиономии не давало возможности спутать его владельца с не имевшим усов Жигуновым.
Когда мы позднее обсуждали этот момент с Антоном, мы пришли к выводу, что облик владельца паспорта был выбран очень тонко и с дальним прицелом. Приготовившийся к исчезновению в случае какой-либо опасности Жигунов — а нет сомнений, что книжка с заклеенными в ней документами была подготовлена именно для такого случая, — продумал всё заранее и мог рассчитывать на успешное выполнение своего плана. Действительно, достаточно было хитрому и загодя обеспечившему себе пути отступления преступнику (а кем еще мог быть Жигунов, как не преступником? разве что шпионом, проникшим на оборонный завод и сообщающим своим глубоко законспирированным хозяевам секретные сведения о номенклатуре и объемах материалов, используемых в производстве оборонной продукции? но это уже, пожалуй, чересчур и слишком напоминает дичайшие сюжеты книжек из недавно упомянутой «Библиотечки военных приключений»), достаточно было ему, прихватив с собой снятые со счета в сберкассе деньги и положив в сумку заветную приключенческую книжечку, уехать куда-нибудь за пределы нашей области, в какую-нибудь деревеньку или поселок под Москвой или в Рязанской области и на какое-то время поселиться там в качестве находящегося в отпуске работяги, любящего рыбалку и походы за грибами. Можно, не опасаясь ошибиться, считать, что он и местечко такое уже загодя для себя присмотрел. Антон даже вспомнил, что при обыске была обнаружена небольшая картонная коробочка с рыболовными принадлежностями: моточками лески, грузилами, крючками, что его несколько удивило, поскольку в жизни Жигунов никогда не проявлял склонности к рыбалке. Риск что в течение двух-трех недель его «отдыха на природе» кто-то обнаружит разыскиваемого в нашем городе А. И. Жигунова за двести или триста километров отсюда практически равен нулю. Тем более, что ему и не надо будет скрываться от властей и выдавать себя за другого человека, он вполне может пользоваться своими (жигуновскими) документами — никто в деревне не сможет предъявить ему никаких претензий и не будет ни малейших оснований его в чем-то подозревать. Единственное, что ему от этой деревни нужно, — это перестать бриться на протяжении этих двух-трех недель. И это также не будет выглядеть подозрительно: человек живет вольной лесной жизнью, целыми днями пропадая на речке, вот и забросил на время эту надоедающую мужикам ежедневную процедуру. А затем, отдохнув и всласть нарыбачившись, обросший бородой Жигунов покинет гостеприимную деревеньку, сбреет бороду в парикмахерской на железнодорожной станции, попросив, конечно, оставить и подровнять усы, распотрошит свою драгоценную книжку, которую он постоянно таскал с собой в кармане куртки (и на рыбалку, и куда угодно), сядет в поезд, а в Москве с поезда сойдет усатый гражданин с паспортом Опрышкина в кармане. Всё. Превращение завскладом N-ского завода А. И. Жигунова в бывшего труженика Заполярья И. М. Опрышкина, поднакопившего за годы работы в тяжелых условиях определенную кругленькую сумму, свершилось. Теперь ему все дороги открыты. Сняв совершенно законным образом с московской сберкнижки свои денежки (якобы пресловутые длинные северные рубли), он может отправиться куда угодно, в любую сторону нашей бескрайней страны, и, купив себе хороший домик хоть в средней полосе или на Украине, а хоть и в Крыму или под Сочи — денег для этого у него достаточно, — жить себе припеваючи, особенно не опасаясь, что его кто-то отыщет и разоблачит. На этом наша с Антоном фантазия истощилась, и мы не стали обсуждать дальнейшую безоблачную жизнь этого, оказавшегося столь ловким и предусмотрительным, жулика. Тем более, что всем этим замечательным жигуновским планам не суждено было осуществиться — судьба приготовила ему совсем другой конец. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает, и не в человеке путь его. Так и в этом случае: всё рассчитал наш злодей-сосед и, вполне возможно, ему удалось бы избежать суда земного, но высшие силы судили иначе, и кара — соответствующая его прегрешениям или нет, не нам решать — настигла его с неожиданной стороны, внезапно, не обратив ни малейшего внимания на все его приготовления и извороты.
На этом я заканчиваю изложение сведений, выясненных при обыске жигуновских комнат и попавших в поле зрения моих соседей, которые присутствовали при обыске в качестве понятых. Я старался изложить всё, что помню, и не упустить ни одной значимой детали. Осталось, пожалуй, только добавить, что Виктор не ошибался, когда надеялся получить от Жигунова необходимую ему «лекарственную дозу», чтобы опохмелиться: действительно, в буфете было обнаружено две или три бутылки водки и даже бутылка «красненького» — что-то вроде «Лидии», очень популярной у дам в те годы.
А теперь подытожим, к чему мы в результате пришли, собрав в кучку все эти многочисленные сведения, полученные мною из рассказов моих соседей по квартире в нашем старом доме.
Самое, пожалуй, удивительное из того, что мне удалось узнать, касалось личности убитого соседа: факты недвусмысленно указывали на то, что Жигунов был отнюдь не тем мелким прохиндеем, каким я его представлял до этих неожиданных посмертных открытий, он оказался гораздо более крупным ворюгой или, выражаясь несколько иначе, деловым воротилой с серьезной уголовной историей. Недаром он всегда казался мне темным и опасным типом, от которого можно ожидать самого худшего.
Во-вторых, поразмыслив и пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что убийца — кем бы он ни был, — не планировал своего преступления загодя, до встречи с Жигуновым. Об этом говорил тот факт, что преступник воспользовался в качестве орудий убийства теми предметами, которые оказались под руками — он взял их на месте преступления, а не принес их с собой. Следовательно, он не предполагал заранее, что они ему понадобятся. Правда, подумав еще немножко, я вынужден был признать, что мои умозаключения не столь уж и безупречны — могло быть и иначе. Можно ведь предположить, что преступник бывал до того в комнате Жигуновых и знал, что на серванте стоит футляр с бритвами. Этот ход мысли казался еще более вероятным, если учесть, что Жигунов, скорее всего, был знаком со своим убийцей: во всяком случае он сам открыл ему двери и впустил в комнату (или же он впустил его через окно?) и, судя по всему, не ожидал от него нападения и не опасался его, — складывается картинка, что они достаточно мирно разговаривали перед тем, как хозяин комнаты внезапно получил пепельницей по темечку.
Чем был вызван этот нетривиальный поступок — я имею в виду вопрос об основном мотиве, подтолкнувшем преступника к решению «убить», — остается невыясненным. Можно предполагать как внезапно возникший аффект — чем-то Жигунов в разговоре дико озлобил своего собеседника, — так и более устойчивый мотив — страх, месть, ревность, корысть (сообщники по уголовным делишкам не поделили какой-то особо лакомый куш?) — существовавший до прихода убийцы к своей будущей жертве. Но каким бы ни был первоначальный импульс, убийца не оставил без внимания и материальный доход от совершенного им преступления. Зная (или, по крайней мере, догадываясь) о размерах жигуновского богатства, злодей тщательно обшарил в его поисках обе комнаты и прибрал к рукам всё, что ему удалось найти. Таким образом, нельзя исключить, что стремление завладеть жигуновскими деньгами и было основной причиной его убийства. (То, что жену Жигунова убили просто «за компанию» — она никакой роли здесь не играла, но куда же преступнику было деваться: пришлось убить и ее, — я оставляю без обсуждения: мне это кажется очевидным).
