— Иван, Лось, тащите этих туда, — приказал я товарищам, затем посмотрел на нашего сопровождающего, достал из кармана куртки мешочек с золотыми монетами и протянул ему. — Господин Жердан, возьмите.

Тот подчёркнуто внимательно пересчитал и осмотрел каждую монету. После чего сказал:

— Всё в порядке, милорд.

— Наконец-то. А вы тоже пошевеливайтесь уже, — последнюю фразу он адресовал моим спутникам, возящимся с последним безумцем. В камерах имелись лежаки из досок, по краям которых были прибиты ремни для рук, ног и головы. Ими нужно было крепко и при этом аккуратно зафиксировать лежащего человека.

Через минуту мои спутники вышли из камеры и встали рядом со мной. Их место у первого безумца занял жрец. Остановившись рядом с лежаком, он принялся что-то очень тихо шептать. Так продолжалось порядка четверти часа. По истечению их Миддрат положил левую ладонь на голову лежащего, а правую на грудь в область сердца. И вновь зашевелил губами в беззвучной молитве.

— Жень, я тут вот что подумал, — тихо сказал Иван мне на ухо на русском. — Вдруг этот чудик может мысли читать. И сейчас вместо лечения копается в башке у людоеда.

— Всё может быть, — также тихо ответил я ему. — Но что мы можем сделать? Одинаково может быть, что он занят как лечением, так и копанием в памяти. А вот насчёт людоедов начинай забывать. Если ритуал пройдёт успешно, и люди станут нормальными, то такие обвинения станут опасными. Либо их затравят до нападения на обидчиков, либо наложат на себя руки.

— Понял. Извини, само вырвалось.

Ещё полчаса жрец провёл за молитвой, не убирая рук и застыв в одной позе. Я даже немного заскучал. Будто смотрел застывший кадр.

Всё изменилось резко. Миддрат закончил молитву и сделал шаг назад от лежака. В ту же секунду человек на нём открыл глаза. Раз пять моргнул, затем попробовал пошевелиться. Ощутив оковы, стал дёргаться сильнее, а ещё пару секунд спустя принялся орать. И делал он это на чистом русском языке:

— А-а-а! Эй, кто-нибудь, что со мной? Что за шутки? Что за хрень тут творится⁈

— На каком языке он разговаривает? — поинтересовался у меня Жердан. — Вы понимаете хоть что-то?

— Да, понимаю. Я знаю этот язык, — кивнул я и шагнул к решётке. — Успокойтесь, вам не причинят вреда. Вы попали в аварию.

— Какая на хрен авария⁈ Что за дурдом тут? Почему я в каком-то подвале?

— Потому что это муниципальная клиника для душевнобольных в Пакистане. Вы сюда прилетели на экскурсию. Но автобус, на котором ехала ваша группа, подорвался на фугасе террористов. Многие погибли, а вы и ещё несколько человек получили только контузию. К сожалению, вы и ещё один человек из-за неё превратились в психа, набрасывающегося на всех. А так как в Пакистане половина страны живёт в феодальной эре, то вас отправили в эту больницу. Ещё повезло, что власти решили найти кого-то из знающих русский язык и разрешили нам сюда попасть. А то бы вы тут торчали до морковного заговенья.

— Какой Пакистан? Какие террористы? Что за бред ты несёшь?

— А ты посмотри на себя. Оцени, как ты изменился.

— Ч-что? — его голос дрогнул. Мужчина попытался поднять голову, но не смог из-за ремня, охватывающего его лоб. С этим я ему помог, войдя в камеру и расстегнув застёжку. Он сразу же поднял голову, чтобы лучше рассмотреть себя. Хватило одного взгляда на своё тщедушное тело, чтобы ошарашено выдать. — Ох мать!..

Насмотревшись, он откинул голову назад и установился пустым взглядом в потолок.

— Эй, ты как? — спросил я его.

— Сколько же я тут валяюсь? У меня же семья есть, две дочки, — прошептал он. — Они же думают, что я умер, наверное… Нет, точно думают, иначе бы давно нашли.

«Твою ж мать», — мысленно вздохнул я. Посмотрел на него, открыл рот и… закрыл, поняв, что сейчас этому человеку не нужны никакие слова.

— Ты с чего вдруг про Пакистан сказал? — поинтересовался у меня Иван.

— Чёрт его знает. Само почему-то с языка слетело, — честно ответил я ему. — Пакистан, террористы эти. Нужно было что-то быстро отвечать и так, чтобы он поверил или удивился так, что поверил. Вспомнил несколько видео из прошлой жизни про эту страну, как там живут и работают. А там реально средневековье местами.

— Понятно.

Со вторым безумцем жрец возился минут на десять дольше, чем с первым. Реакция того кардинально отличалась от первого. С минуту он слабо дёргался и вращал глазами по сторонами. стараясь всё рассмотреть, а потом его будто прорвало. Он вдруг заладил повторять одно и то же:

— Господи помоги, господи помоги, спаси и помилуй, господи помоги…

Когда Миддрат от него вышел, он сказал мне:

— Если осталось гоблинское сонное зелье, то дай ему его. Только немного, чтобы они крепко заснули, а не отключились. Во сне их разум быстрее и лучше будет восстанавливаться. Эту ночь и утро они с вами могут здесь провести. Но в полдень ни этих двоих, ни вас в храме быть не должно.

— Спасибо, милорд, — чуть наклонил я голову, благодаря священнослужителя и за оказанную помощь, и за разрешение остаться в храме.

— По территории храма не шляться, а то стража вас мигом приструнит. Можете остаться здесь или устроиться в соседней зале, где мы храним продукты. По ящикам и бочкам не лазать, — продолжил он инструктаж. — Там будет дежурить страж. Если он скажет, что вы нарушили мой приказ, то накажу вас и ваших людей, баронет.

— Даю слово, что не вызовем вашего недовольства.

Оба жреца ушли, а мы напоили мужчин гоблинским отваром и сами стали устраиваться на отдых в пустующих камерах. Накидки с согревающими духовными искрами, хранящиеся в наших рюкзаках, помогли создать видимость уюта в сыром и холодном подземелье. Спать, конечно, было жестковато. Но бывали деньки, когда нам приходилось отдыхать в гораздо худших условиях.

С рассветом я отправил Ивана на корабль успокоить товарищей и обеспечить к полудню экипажем, чтобы не тащиться на своих двоих через половину города в сопровождении парочки, в адекватности которой никто из нас не был уверен. Рации не могли пробиться через камни подвала. Пришлось отправить гонца.

Дежурили по очереди, следя за спящими мужчинами и храмовой стражей. Как и обещал Миддрат, один их храмовников устроился в коридоре рядом с темницей.

Проснулись наши пациенты около десяти часов. К этому времени мы давно уже были на ногах.

— Этот уже не спит, — сообщил Максимка, указав на второго из бывших безумцев.

Я подошёл к решётке камеры и поинтересовался:

— Ты как? Соображаешь? Помнишь, как тебя зовут?

Тот ответил не сразу, заставив напрячься.

— Что-то хреново мне. Всё болит, тошнит, в голове всё перемешалось. Зовут меня Серёгой.

— Женя, — представился я. — Сейчас тебя развяжу. Только сразу предупреждаю, чтобы не дурил. Если потянет подраться, то говори сразу.

— А что со мной произошло? Где я?

— Попозже расскажу. Поверь, это будет тебе только на пользу.

Только новый знакомый устроился в нашей компании и со всеми познакомился, как открыл глаза его товарищ по несчастью. Тот самый, которому я наплёл про Пакистан ночью. Он назвался Николаем.

— Есть будете? Попить дать? — предложил я им.

— Пить, — почти в один голос произнесли они.

Каждый выпил по литровой фляге воды и попросили ещё, на что получили отказ.

— Мужики, поймите, мне не жалко воды, но вам от неё может стать плохо. Сейчас придём на корабль, вас осмотрит врач и вынесет вердикт на тему что вам можно, а чего нельзя.

— Понятно.

— Все объяснения позже, — продолжил я свою речь. — Знаю, что вам сейчас всё вокруг кажется диким и несуразным. И это место, и наше оружие с одеждой. А когда окажетесь на улице, то вообще… хм. На всё отвечу на корабле. Что-то вы увидите своими глазами, и это уберёт многие объяснения.

— Да мы поняли уже, Жень, — сказал мне Коля. — Прав, что для меня обстановка дикая. Но я подожду. Чай не девка истеричная какая-нибудь.

— Угу, — угукнул в качестве поддержки Сергей. — Глянем сами на то, что ты хочешь показать, оценим и потом зададим вопросы.