Арчи трудился без устали, чтобы обеспечить успех предприятия. Самые большие проблемы возникли с музыкой. Менуэты, паваны и тому подобные танцы казались соответствующими характеру праздника, но никто не умел их танцевать. А музыка диско, наоборот, не соответствовала поводу. Танцевать деревенские танцы было бы весело, но они могли не понравиться наиболее дородным гостям. В конце концов Арчи остановился на джаз-банде в духе тридцатых годов. А после этого мы задумались над самым важным, по общему мнению, вопросом — во что одеваться.

— Я хочу что-нибудь облегающее из черной кожи, — заявила Корделия, чьи вкусы претерпели заметное изменение под влиянием общеобразовательной школы Артура Брокльбака.

— Ты должна быть в белом, — категорически возразил Арчи. — Это будет напоминать наиболее несознательным гостям, что ты девственница. Нам придется охранять тебя всеми возможными средствами.

— Я не совсем уверена, что тебе вообще стоит… — начала я, и тут же мне пришлось заткнуть уши, потому что Корделия начала вопить.

— …а если ты меня не пустишь, я отправлюсь в постель с каким-нибудь мальчиком из школы и тут же забеременею, — услышала я, когда отняла руки от ушей. — Или лучше с руководителем школьного театра. Он без ума от меня и по крайней мере будет в состоянии купить коляску. Я надеюсь, его не посадят в тюрьму. Это будет не слишком хорошо для нашего ребенка, не так ли? Я расскажу ему, как только он окажется достаточно взрослым, чтобы понять, о злой тете Хэрриет, которая не разрешала мне…

— О, ладно, — прервала я. — Но ты не должна ничего пить — спиртного, я имею в виду, — и отправиться в постель после двенадцати.

— Хорошо, — просияла Корделия. — Все, что ты захочешь, милая сестрица.

Я ни на секунду ей не поверила. И поклялась себе, что не спущу с нее глаз. Это, конечно, помешает мне самой веселиться, но идея делить комнату в Манчестере с Корделией, Дирком, Марком-Антонием и ребенком в придачу меня не привлекала.

— Что-нибудь в стиле ампир для Корделии, — размышлял вслух Арчи. — С высокой талией, из прозрачного муслина, с маленькими пышными рукавами и низким вырезом. Не слишком низким, — добавил он, поймав мой взгляд. — Зеленый кушак с цветами и серебристая маска с хрустальными бусинками. Никаких украшений. Мы предполагаем что-то весеннее, цветущее. Флора и природная зелень. Боттичеллиевская Primavera.

Взгляд Корделии сделался мечтательным:

— Звучит неплохо.

— А Хэрриет должна быть в золотой парче. Юная Елизавета, которая еще не знает, что ей придется выбирать между троном и плахой. И маска тоже золотая — все золотое, кроме нижней юбки, которая будет пурпурной. Вспышка темно-красного в танце, предполагающая скрытое внутреннее пламя.

— Звучит великолепно. — Я глубоко вздохнула. — Но где мы найдем такие платья?

— Их сделает миссис Уэпшотт. Это престарелая вдова, которая живет за углом. Она когда-то шила для Бальмэйна. И уже начала шить костюм для меня.

Арчи отказался сообщить, что он задумал для себя. Вместо этого он отправился по магазинам за тканями, кружевами и лентами для нас, а миссис Уэпшотт взялась за работу.

Найти квартирную хозяйку, согласную приютить Дирка и Марка-Антония, действительно оказалось непросто. Я позвонила по всем объявлениям из раздела «Сдается» в «Манчестерском страже». По оскорбленному тону на другом конце провода можно было подумать, что я прошу принять меня со стаей чумных крыс, с блохами в придачу. Я взяла еще один отгул и сама поехала в Манчестер. Мне удалось найти дом в абсолютно неподходящем районе, в нескольких милях от редакции. И когда хозяйка открыла дверь, я сразу почувствовала запах кошек. Она была похожа на ведьму — с длинными седыми космами и крючковатым носом, беззубая и кудахчущая. Комната тоже была ужасна — воняющая кошачьей мочой, темная, плохо обставленная, с окном, выходящим на помойку. На обратном пути в Лондон я раздумывала, как сделать ее более приемлемой для жизни. Но в качестве временного пристанища, пока не удастся найти что-нибудь поприличней, она могла сгодиться.

Когда я сказала мистеру Поудмору, что собираюсь уволиться, то была поражена его реакцией. Он отложил карандаш, снял синие очки и откинулся в кресле со сцепленными за головой руками.

— Хорошо. Сколько?

— Что — сколько?

Его маленькие желтые глазки цинично уставились на меня:

— Хватит играть в игрушки. Сколько ты хочешь?

— Вы имеете в виду деньги?

— Конечно, не постельные игры.

Я вдруг подумала, что мистер Поудмор — один из самых неприятных людей, встречавшихся мне.

— Спасибо, мне не нужны деньги. По крайней мере, больше тех, что мне предложили. Я получила работу в «Манчестерском страже».

— Правда? Дебютантка променяла светскую жизнь на дымовые трубы. Сколько они тебе предложили?

Я считала, что это не его дело, но все равно сказала, чтобы вырасти в его глазах.

— Я плачу вдвое.

Я уставилась на него, думая, что ослышалась.

— Ну? — Он прочистил ухо кончиком карандаша. — Что скажешь? — Затем, видя, что я продолжаю молчать, он добавил: — Я переселю Тремблбаса к старым змеям, и ты сможешь занять его кабинет. И буду платить тебе… гм, двадцать фунтов в месяц. Теперь тебе все понятно?

— Вы имеете в виду… Вы правда хотите, чтобы я осталась?

— Похоже на то, разве нет?

— Но почему?

— Хорошо, Хилари. Ты хочешь, чтобы я открыл карты. Так вот, ты оказалась более крепким орешком, чем я думал.

— Хэрриет. Я не понимаю, о чем вы говорите.

Мистер Поудмор махнул рукой в сторону груды бумаг на столе:

— Письма читателей. Все — о «Призрачной зоне». Хотят узнать подробности о доме с поддельной рукой, судьбу всех, на кого указал палец, имя любимой охотничьей собаки сэра Галахада, размер груди Леди Рва. В какой передник была одета служанка, когда ее замуровали в стену. По-моему, все общества, исследующие психические феномены в стране, прочитали твои статьи и жаждут подробностей. Все нервные старые девы и впечатлительные школьники не представляют уик-энда без номера «Брикстон Меркьюри». Тираж возрос до нескольких тысяч за последние недели. Не говори мне, что ты не в курсе, потому что я тебе не поверю…

Приготовления к балу были приятным поводом отвлечься от мыслей о предстоящих лишениях. Визиты к портнихе, приведение в порядок сада и вечные споры с Корделией и Арчи, нужны ли нам фейерверки, акробаты и танцующие свиньи, оставляли мало времени для мрачных мыслей.

Пригласить настоящую прорицательницу — моя идея. Я нашла номер телефона мадам Ксантэ — хиромантки, астролога, гадательницы по кристаллу и картам Таро — в маленьком объявлении в «Брикстон Меркьюри». Ее скромная резиденция помещалась на Ниппер-Лейн, в Кенсал Грин. Я решила, что она из тех людей, для которых материальные блага ничего не значат.

И вот день настал. Руперт за завтраком пытался вести себя как обычно, закрывшись от всех газетой, но я заметила, что он ни разу не перевернул страницу.

Наконец он опустил газету.

— Ну что ж, — проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь, — теперь все в руках Божьих. Я запретил актерам сегодня даже думать о премьере и сам собираюсь последовать этому совету.

— Прекрасно, — ответил Арчи. — Можешь помочь нам с огнями и цветами. Ах, о чем я! Ты же не сумеешь составить даже пучок лютиков. Но, по крайней мере, ты сможешь принести ведра с водой, которые слишком тяжелы для девочек.

Но Руперт отправился в свой кабинет. Когда же я часом позже заглянула туда, то обнаружила, что он занят моделями декораций и листочками с диалогами. Когда я спросила его, подавать ли ланч, он взглянул на меня невидящими глазами и произнес:

— Великолепно, благодарю. Но лучше я поеду минут на пятнадцать пораньше, чтобы поговорить с хором.

Мы планировали поехать в театр с Корделией и Арчи, а по окончании представления тут же рвануть обратно в Ричмонд, чтобы проверить, все ли готово, и переодеться. Руперт, который собирался уезжать из дома раньше на такси, должен был вернуться в карете вместе с певцами и музыкантами. Он заявил, что как хозяин имеет право не переодеваться.