Корделия продолжала болтать, но я едва ли слышала ее. В конце концов, он же не предложил мне прямо сейчас выйти за него замуж. Может, я не то себе вообразила? Но он же говорил о любви… О, Хэрриет, держи себя в руках!

Через полчаса рисотто был готов. Я поставила блюда на поднос и отправилась наверх. В столовой открыла окно, чтобы позвать из сада Чарлза и Офелию, и едва не упала в обморок от удивления. Они больше не сидели в креслах. Они стояли посередине лабиринта. И целовались…

— Эй вы, двое, ужин на столе! — крикнула я.

Чарлз испуганно взглянул наверх.

— Господи! — услышала я слова Офелии. — Так я и знала. В этом доме уединиться невозможно.

Чарлз помахал мне. Он выглядел совершенно довольным. Я помахала в ответ.

Ужин проходил в странной обстановке. Чарлз и Офелия явно витали в облаках, куда нам, простым смертным, было не добраться. Каждый раз, когда их взгляды встречались, они вновь начинали любовное воркование. Мы с Корделией были предоставлены сами себе. Стоило мне подумать, какой дурой я чуть было не выставила себя, приходилось закусывать губу, чтобы не расхохотаться. Я была глубоко тронута тем, что Чарлз настолько уважительно относился ко мне, что решил сначала поговорить со мной о своей любви.

— Никто меня не слушает! — возмутилась Корделия. — Вы собираетесь пожениться?

Офелия молчала, опустив голову.

— Надеюсь, — ответил Чарлз. — Но, вероятно, не сейчас.

— Чем быстрее, тем лучше, — возразила Корделия. — У вас есть какие-нибудь молодые родственницы, которые претендуют на роль подружек невесты?

— М-м… Да, две племянницы.

— И как они выглядят?

— Дай-ка вспомнить… Рыжие и со скобками на зубах.

Корделия просияла:

— Бедняжки…

— Я не узнаю собственную дочь, — через несколько дней сказал об Офелии отец. — Она стала еще красивее, но при этом какой-то смиренной. Я не уверен, что мне это нравится.

Отец продолжал заходить к нам вместе с Флер на коктейль, считая это своим долгом перед нами с Корделией. Чарлз и Офелия забежали на минутку — взять кое-что из одежды. На прощание Офелия расцеловала всех, даже Флер, а меня заключила в объятия и пригласила на следующей неделе поужинать у Чарлза.

— Она счастлива, — сказала я. — По-моему, это прекрасно.

— Но почему он? — вопросила Флер. — Он, конечно, видный мужчина, но — полицейский!

— Он главный инспектор, а не бобби на велосипеде, — возразила я, может быть, слегка раздраженно. — Он очень, очень умен, прекрасно образован и на редкость порядочный…

— Ну, ну, хватит, — примиряюще проговорил отец. — Я уверен, что все довольны друг другом.

Во время последнего визита Офелия говорила со мной о Чарлзе:

— Он единственный мужчина, который не поверил, что я — хладнокровная стерва, — сказала она. — И я действительно перестала ею быть. Удивительно, как мы пытаемся соответствовать мнению других о нас. Чарлз был со мной таким жестким, и я не могла не влюбиться в него. Хотя очень сопротивлялась. Он сказал, что влюбился в меня с первого взгляда — в мою внешность, конечно. А потом полюбил за тот вызов, который я бросила ему. — Она снова покраснела. — Он сказал, что я пугала его больше, чем самые закоренелые бандиты, с которыми ему приходилось иметь дело.

— А это на самом деле было так? Я имею в виду — ты и вправду его ненавидела?

— Думаю, что нет. — Офелия рассмеялась. — Я без ума от него. Но не хочу этого показывать.

Я заключила, что по ней все равно видно больше, чем она хочет показать.

— Но мы немного переживаем за вас с Корделией, что вы остались тут одни. У вас действительно все в порядке?

— Совершенно. Нам неплохо вдвоем. Корделия каждый день ходит на уроки итальянского. По-моему, у нее уже есть успехи. Я тоже пытаюсь добиться успехов в работе. Мистер Поудмор сказал недавно, что ему кажется — у меня есть задатки настоящего журналиста.

— О, тогда все в порядке. Я же знаю, какая ты домашняя девочка и как много значит для тебя этот дом. — Она огляделась. — Мне пришло в голову, что сейчас он стал выглядеть гораздо лучше, чем прежде.

— Я научилась управляться с домашним хозяйством в Дербишире.

— Да? Странные, должно быть, у вас были каникулы.

— Мы тут подумали с Флер, — начал отец, пригладив волосы — уже изрядно отросшие, но все такие же белоснежные, — и нам показалось неразумным, что вы, две девочки, живете одни в таком громадном доме. — Он посмотрел на свои руки. — Агент по недвижимости — конечно, это был только предварительный разговор — сказал, что мы можем выручить неплохую сумму, сдав его в аренду. Это было бы весьма кстати. Мы с Флер присмотрели дом в Хемпстеде. Он очень мил, но недешев. И я хочу оставить немного денег Клариссе.

Он с надеждой посмотрел на меня. Я старалась не выглядеть несчастной.

— А как же мы? — Корделия отложила вязание.

— Да, конечно, мы подумали о вас. — Папа натянуто улыбнулся. — Вы можете переехать с нами в Хемпстед. Дом чудесен, и там есть две свободные спальни.

Корделия с сомнением посмотрела на Флер.

— Это было бы чудесно, — сказала та, — для нас всех. Но, сладость моя, ты забываешь, что Хэрриет работает в Брикстоне. А новая школа Корделии, кажется, в Фулхеме? Мы не можем заставлять девочек совершать такие длительные поездки. И потом, там очень маленький двор. Им придется куда-то пристраивать кота и собаку.

— Пойду принесу еще бутылку, — сказала я.

Я сбежала в кухню. Марк-Антоний растянулся на столе в луче света. Рядом с ним лежал изрядно облизанный кусок масла.

— Ах ты нехороший! — Я поцеловала его в лоб и потрепала за ухо. — Вот не возьму тебя с собой!

Марк-Антоний потряс головой и спрыгнул со стола. Он не терпел, когда ему мешали спать. Я нашла штопор и некоторое время сражалась с пробкой, которая в результате разломилась пополам. Когда мне все же удалось ее извлечь, я уже не могла справиться со слезами. Я вытирала глаза тряпкой, размазывая тушь и бранясь, когда услышала звонок в дверь, а затем — голос Арчи. Я взяла еще два стакана.

— Хэрриет, дорогая моя! — Арчи был таким загорелым, что белки его глаз в полумраке холла сияли, как две лампочки. — Ты выглядишь великолепно! Поцелуй дядю Арчи сюда. — Он указал на свою щеку.

— Ты тоже прекрасно выглядишь. Цветом в точности как наш обеденный стол.

— О, это стоило мне многих трудов. Нужно было постоянно вертеться, чтобы не обгореть. Очень утомительно. Но это того стоило. — Он довольно оглядел себя в зеркале. — Как тебе мой пиджак Неру? Я подумываю о тюрбане. Со здоровенным алмазом вот здесь. — Он ткнул указательным пальцем меж бровей.

— Здравствуй, Руперт, — сказала я. — Как Италия? — Он загорел совсем немного, но выглядел отдохнувшим.

— Нормально. — Он внимательно оглядел меня. — Что случилось?

— Папа с Флер здесь.

Я провела вновь прибывших в гостиную.

— Что это? — Арчи поднял вязание Корделии — быстро удлиняющийся красно-белый предмет.

— Это для ребенка Офелии.

— У Офелии будет ребенок?

На лицах мужчин отразилось крайнее изумление. Я рассказала о переменах в нашей семье за время их отсутствия. Они вначале сомневались, что я говорю серьезно.

— Они еще на первом этапе отношений. Корделия просто совершенствует свои умения. Ни о каких детях пока речи нет.

— Очень скоро будет, — уверила Корделия. — От них просто исходит сексуальная энергия.

Арчи изучил вязание:

— Но у него же четыре ноги!

— Глупый! Две из них — руки!

— Если тебе интересно мое мнение, то здесь что-то не так с выкройкой.

После вежливых расспросов о здоровье и поездке папа сказал:

— Руперт, хотелось бы знать и твое мнение. Я только что говорил с Хэрриет о том, что хочу продать право на аренду этого дома.

— А!.. — непередаваемым тоном произнес Руперт.

— Ты же понимаешь, что разумнее подыскать Хэрриет и Корделии какое-нибудь жилье. Может, они смогут пожить у Чарлза и Офелии?