— У них на спинах был этот рисунок или что-то другое?

— Да, — подтвердил Штейн, с интересом разглядывая замысловатые виньетки. — А что он означает?

— В традициях эреев это символ-посвящение богине Лотиэль.

— Понятно. Кстати, с гибелью Эльжбеты немотивированные убийства прекратились. Так что твоя непричастность к ним уже давно доказана, — Штейн заколебался, прежде чем спросить: — Если Мика является клоном твоего отца, то кем вы с Эльжбетой, то есть Ризой, ему приходитесь?

— У нас были прецеденты с клонами до того, как их запретили. Согласно закону, он имел все те же права, что и оригинал. Естественно, после смерти последнего. Пока оригинал был жив, он выступал в роли основного наследника, — Ник усмехнулся. — Так что Михаэль мне такой же отец, как рай Таятян, который послужил матрицей для его создания.

— Да, запутанная ситуация, — заметил Штейн.

— После нескольких крупных процессов с клонами-недорослями, которых не хотели признавать их великовозрастные дети, Коалиция Священных королевств запретила клонирование. Правда, вольные государства не захотели присоединиться к договору и отказались подписывать ратификационные грамоты.

— Эй! — выкрикнула Мари и шлёпнула ладонью по столу. — Моей матери, которое исчадие ада, вы перемыли косточки, а про меня ничего не хотите сказать? — она резко засмеялась, глядя на Ника. — Видел бы ты себя сейчас! Вид как у кота, которому по морде надавала мышь.

— Детка, нельзя так много пить, — забеспокоилась Рени.

— Тсс, мой хороший! — девушка прижала палец к губам. — Я знаю, что ты скажешь, но я не пойду спать и регенерацию тоже не буду подключать, чтобы выгнать алкоголь из крови. Родная, если я это сделаю, то просто сойду с ума, как это уже было раньше.

— Детка, что ты несёшь? — встревоженная Рени хотя встать, но Штейн ей не позволил.

Девушка смерила её долгим взглядом и грустно улыбнулась.

— Мамочка, я хочу, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю! И не потому, что ты моя единственная приличная родительница. Просто ты единственная, кто любил меня по-настоящему. Родная, это ты воспитала из меня нормального человека. Так что ты моя единственная настоящая мать, а других я не знаю и знать не хочу.

— Мари, о чём ты говоришь?

— О том, что я вполне могла бы превратиться в подобие Ризы, если не хуже, — тихо ответила девушка и кивнула на Ника. — Не веришь, спроси у него. Он тебе расскажет. Конечно, если у него хватит духу на признание. И заодно спроси у него, что такого ему сделал пятилетний ребёнок, что он прямиком отправил его в ад.

— Господи! Да о чём ты говоришь?!

— О своём детстве в гнезде Владислава, — сказала Мари странно звенящим ломким голосом и поднялась из-за стола. — Ладно, я пойду спать, а вы тут ещё посплетничайте.

Девушка отставила стул и, пошатнувшись, ухватилась за его спинку.

— Упс! Чуть было не упала! — пробормотала она.

Ник протянул к ней руку, чтобы поддержать, но она шарахнулась от него как от прокажённого и, обойдя стол, направилась к выходу.

Рени прислушалась к нетвёрдой походке Мари и, поняв, что девушка поднимается по лестнице, заметно успокоилась.

— Ник! — она требовательно посмотрела на гостя. — О чём она говорила? Только правду! Если с моим ребёнком что-нибудь случится я тебя никогда не прощу.

— Крейд! Откуда мне было знать, что так получится!

— Рассказывай! — приказала Рени и тут же подняла руку. — Подожди! Тихо!

Подспудно её не отпускала тревога и она снова прислушалась, ловя перестук каблуков наверху. Перед уходом ей показалось, что девушка была как натянутая до предела струна — тронь её, и она с жалобным звоном порвётся.

— Чёрт побери! — вывернувшись из-под руки Штейна, Рени сорвалась с места. — Мари! Где ты?.. В её комнате есть выход на крышу! Быстро туда! — выкрикнула она вслед промчавшимся мимо неё Нику и Штейну.

Когда они вылетели на крышу, Мари стояла на парапете. Она не обернулась на шум, а сразу же, не дожидаясь ментальной ловушки, шагнула вниз.

__________________________

[1] Отчество у Палевского по второму имени приёмного отца.

[2] Стихи из фильма «Король-олень».

***

Ник прыгнул мгновением позже. Он на лету поймал девушку и его браслет выстрелил крохотным конусом. Взлетев, ловчая нить упала рядом со Штейном, свесившимся через парапет. Прежде чем крохотные присоски специального приспособления успели срастись с поверхностью, он подставил руку и кончик нити ускользнул внутрь его браслета, который был двойником браслета Ника. Сматываемая с двух сторон, она с удвоенной скоростью поднимала свой груз, поэтому никто из прохожих не успел заметить необычное происшествие.

— Фу! При таком мизерном запасе высоты я уж думал, что будет два трупа вместо одного! — Штейн протянул руку, помогая Нику выбраться на крышу. — Как она? — спросил он, забирая у него неудавшуюся самоубийцу.

— Спит.

Штейн кивнул.

— Это хорошо, хватит с нас её фокусов.

— Идите за мной! — распорядилась Рени и направилась к комнате Мари.

Когда Штейн положил девушку на кровать, она накрыла её одеялом и, наклонившись, с нежностью коснулась губами бледного холодного лба. «Господи, спасибо Тебе, что не дал умереть моему ребёнку!» — возблагодарила Рени создателя и, выпрямившись, повернулась к Нику.

— Она точно не проснётся?

— Нет, мадам. Это не просто сон, это искусственная кома.

— Хорошо. В таком случае давайте спустимся вниз и продолжим беседу.

В гостиной, когда они расселись по своим местам, Рени на мгновение прикрыла глаза, а затем с таким выражением лица воззрилась на Ника, что он внутренне поёжился.

— Рассказывай! — приказала она со сдерживаемым гневом. — Рассказывай и будь ты проклят! Что такого ты сделал моей девочке, что она больше не захотела жить?

— Слово райделина, у меня не было злого умысла, когда я отправил Мариэль в гнездо Владислава, — ответил Ник и надменно выпрямился.

Больше он не чувствовал угрызений совести. «Жить ей или умереть решаю только я и никто другой», — подумал он и с холодным спокойствием глянул на пару, сидящую напротив. В этот момент он так походил на её мужа, что гнев Рени пошёл на убыль.

— Сколько ей было лет на тот момент? — спросила она уже более мирным тоном.

— Пять, — ответил Ник.

И он с видимой неохотой приступил к своему рассказу:

— Когда обнаружилось, что Риза беременна, некоторое время я не знал, что делать. В то время эмоции ещё не перегорели, и я без колебаний убил бы сестру, но жизнь научила меня предусмотрительности. На всякий случай я решил оставить её биоматериал, тогда и обнаружилась, что она на первой неделе беременности. Дети в нашей культуре занимали особое место и поднять на них руку, значило подписать себе смертный приговор. Мне ничего не стоило убить сестру, но я не мог убить её ребёнка. Поэтому я оставил всё как есть. Лишь перед тем, как мне стукнуло в голову выпустить Ризу на волю, я извлёк эмбрион и дорастил его в маточном репликаторе. Это была своеобразная страховка — способ держать её в узде, но и здесь я просчитался. Риза, узнав о дочери, заявила, что она ей не нужна. Правда, однажды она явилась ко мне и попросила её показать. При этом она не очень-то обращала внимание на дочь и всё больше расспрашивала меня о планах на будущее.

Если честно, то я был страшно рад, когда Мариэль родилась. Это уж потом, когда она подросла и я увидел, что она копия своей матери, у меня пошло отторжение. Фобия усугублялась, и я начал избегать девочку, что было довольно сложно. Стоило мне появиться на базе, и она каким-то чудом находила меня. Отвязаться от неё не было никакой возможности: как щенок, она повсюду бродила за мной. Я сдавался и некоторое время терпел её присутствие, но затем какой-нибудь жест, движение или выражение личика напоминали мне Ризу, и я удирал с базы.

Всё чаще оставаясь одна, Мариэль совсем притихла и понемногу начала чахнуть, потому я решил, что лучше отдать её приёмным родителям.