— Ква-а-а! — послышалось откуда-то снизу.

Он зажмурился, и потряс головой, прогоняя головокружение. Потом открыл глаза и уставился на мох. Точнее, на кучку хлопка оливкового цвета, который носили учащиеся-целители и который теперь лежал у его ног.

— Ква! Ква-а! — снова послышалось из-под… студенческой формы.

И тут до него дошло:

«Заклинание сработало. Она превратилась в квакшу!»

Шалость удалась, но Кристиан не знал, как к этому относиться. Успех отчего-то не радовал.

Зато обрадовались его друзья:

— Сработало!!

— Вы видели? — из-за кустов с весёлым ржанием выпрыгнули Жуан и Горгот.

Затем вышли и остальные.

— Это зрелище стоит целого семестра прополки, — Жуан с интересом вглядывался в лежащее горкой на земле лекарское платье, из-под которого выглядывала зелёная глянцевая голова и пара круглых глазок, которые сохранили свой особенный изумрудный оттенок.

— Да-а, эта месть даже лучше, чем превращение всех её одёжек в жуков, — злорадно ухмыльнулся Горгот, подтверждая правоту Кристиана: если бы графский отпрыск осуществил свою задумку, сарафаном бы дело точно не ограничилось.

Эльф тоже не выглядел радостным.

— Идёмте уже на поляну, — поторопил приятелей встревоженный успехом мероприятия Марко.

— Поддерживаю лохматого, — согласился Горгот. — Пошли, пока там фуршет со столов не смели, — однако вопреки своим словам графский отпрыск склонился над кучкой одежды и поднял лягушку за лапку. — Только забросим вот эту цацу куда подальше.

— Зачем?! — расширил глаза Кристиан.

— А пусть ещё помучается, когда будет по лесу от комаров бегать да одёжку свою искать, — хохотнул Горгот. — Прикиньте, сначала она их жрать будет, потом они — её.

Это был перебор. Кровь хлынула в голову Кристиана:

— Оставь её, — приказал он, слыша в собственном голосе властные интонации отца, которые, кстати, терпеть не мог, ибо папаша не избавлялся от своей властности даже когда выходил из тронного зала.

Однако теперь Кристиан на собственном опыте увидел, как именно это действует.

Горгот изменился в лице. Он даже слегка согнулся, чтобы положить лягушку обратно. Но что-то в его гнусной душе противилось воле принца… И это «что-то» оказалось сильнее какой-то там интонации. Горгот вскинул подбородок и процедил:

— Думаешь, если королевский сынок, можешь указывать?

— Думаю, ты должен аккуратно положить царевну туда, откуда взял, и уйти отсюда подобру-поздорову, — пояснил тем же жёстким тоном Кристиан.

— Почему это? — не отступал Горгот.

— Потому что смотреть тошно, как ты мучаешь живое существо, — закатил глаза Элендил.

— Да, Горгот, дело не в том, кто тут граф, а кто принц, — добавил Марко.

— Ладно, — граф снова чуть склонился, делая вид, что хочет положить лягушку на кучку одежды.

А потом вдруг резко распрямился и с силой швырнул маленькую заколдованную царевну в лесную чащу.

Кристиан вспыхнул. Глаза застил гнев, а пальцы сами собой сжались на эфесе фамильного клинка:

— Ну всё. Это была последняя капля, п-приятель, — произнёс он, будто сплюнул.

И бросился в бой на мгновенно расчехлившего свой клинок Горгота…

9 месяцев спустя

Выпускной был в самом разгаре. Торжественная часть давно закончилась, и теперь по украшенной трапезной шатались улыбчивые нарядные студенты от первого до самого последнего курса, у которых, собственно, сегодня и был выпускной.

В соседнем зале грохотала музыка, сияли цветные светляки, и большая часть народа веселилась и танцевала именно там.

Но кое-кто всё ещё сидел за длинным столом.

Например, Кристиан. Один. Он прокручивал в пальцах ножку кубка и пытался справиться с лёгким головокружением от выпитого и от неясных жизненных перспектив.

На плечо легла тяжёлая рука. В тот же миг рядом с ним плюхнулся Марко:

— Горгот тебе привет передаёт. Хочет, наконец, примириться, — нейтрально произнёс оборотень.

— Пусть катит-тся… в бездну, — выговорил слегка заплетающимся языком Кристиан. — Ты ведь и сам его игнорируешь после случившегося на Посвящение.

— Игнорирую, — согласился Марко. — Да только интересы моего рода лежат на другом конце Континента. А вот на твоём месте я, быть может, не стал рубить с плеча. Папаша Горгота здорово продвинулся при Франжуйском дворе. Чуешь, к чему клоню? Как бы в будущем, ваша затянувшаяся вражда не принесла проблем Тридевятому королевству.

— Мой папаша тоже не лыком шит. Он достаточно мудр и силён, чтобы ни одна шавка на всём Континенте не посмела даже тявкнуть в нашу сторону, — Кристиан сжал чашу кубка. — При таком раскладе мне можно не беспокоиться о сохранности Тридевятого.

— Да, но рано или поздно трон перейдёт к тебе. Подумай об этом, — оборотень похлопал принца по плечу и поднялся со скамейки. — Может тебе лучше в комнату? Полежишь отдохнёшь. Я за тобой зайду, когда рассвет пойдём встречать.

— Рассвет новой взрослой жизни… — Кристиан задумчиво поглядел на дно своего кубка, а потом буркнул: — Не хочу уходить.

Звякнуло и рассыпалось, будто что-то разбилось у входа.

Принц с оборотнем обернулись на звук и почти синхронно присвистнули — там действительно стоял официант, который уронил на пол хрустальную креманку, но не официант приковал всеобщее внимание. В дверной арке стояла стройная шатенка в длинном зелёном платье, расшитом крупными изумрудными кристаллами. Платье обтягивало фигуру, подчёркивая каждый соблазнительный изгиб, а из высокого разреза посередине юбки выглядывала длинная стройная ножка в туфельке на каблуке.

— Знаешь её? — прошептал оборотню Кристиан.

— Там такой макияж, что мать родная не узнает, — почему-то прохрипел Марко.

— А я люблю… девушек в зелёном, — пошатываясь принц вышел из-за стола и направился к незнакомке, проигнорировав совет оборотня, сказанный в спину:

— Ох, не делал бы ты этого, Кристиан. Предчувствие у меня… нехорошее.

Кристиан

Красавица в зелёном неуловимо напоминала царевну Тридесятого Виренею.

И всё же то была не она. Не могла быть она. Виренея покинула Академию сразу же, как только выяснилось, что древнее заклятье действует не час.

Точнее, час. Но не однократно, как задумывал Кристиан, а с пожизненным повторением.

То есть царевна больше не могла целоваться. И никто не мог её поцеловать. Никуда. Ни в губы, ни в щёку, ни в руку. Потому что от каждого, даже самого мимолётного касания чьих-то губ, Виренея превращалась Лягушку.

Выяснилось это, конечно, не сразу, а в День открытых дверей. Тогда к Виренее приехали родители и какой-то крендель, который мнил себя её суженым.

Крендель решил, что подарить первый поцелуй невесте под вечно цветущими розовыми вистериями — хорошая идея.

Ну и подарил.

Случился огромный скандал. Помолвку расторгли.

Дело усугубилось тем, что новость о заколдованной царевне просочилась сквозь стены Академии и попала в Светскую хронику одной жёлтой газетёнки, имевшей хождение по всему Континенту.

С того момента, как история о царевне-лягушке достигла ушей Кристиана, он каждую минуту ожидал, что за ним придут, дабы наказать по всей строгости Кодекса о магических нарушениях.

Но за ним не приходили.

Тогда он задумал сам заявить о своём проступке, хотя друзья отговаривали.

— Подумаешь, всю жизнь без поцелуев, — искренне не понимал Элендил.

— Вот если бы её василиск навеки в камень превратил, была бы трагедия, а так — ерунда же, по сути, — вторил эльфу Марко.

Одновременно с этим о причастности Кристиана к проклятью узнал и отец.

«Наверняка, Горгот и Жуан постарались,» — после драки за честь лягушки эти двое вышли из компании Тридевятого принца.

Вызвав Кристиана на ковёр, родитель быстро разъяснил принцу, что дело замнут. А признаваться публично нельзя, ибо не известно, к каким последствиям это приведёт.

— Возможно, к падению Тридесятого царства, — нахмурился отец.