Но и недооценивать «противницу» было нельзя. Миг — и купчиха ловко перелезла через ноги отца. Ещё миг — и вытянув губы трубочкой, да ещё и закрыв в предвкушении глаза, вытянула вперёд миловидное личико…

Чмок!

— Квак!! — Виренея, которая в самый последний момент встала одной ногой на повозку, успела подтянуться кверху, двинуть Кристиану в лицо…

«За всё хорошее. И чтоб не целовался с кем попало».

…да ещё и подставила лоб под жадные губы купеческой дочки.

И только после этого с чистой совестью обернулась в лягушку. Упала, кстати, удачно, на мех, которым покрыли повозку, чтоб мягко сиделось. С меха её Кристиан и подхватил.

— А-а… — хотела было спросить купеческая дочка.

— Вон они! Хватай! Лови! — закричали совсем рядом, да так громко, что ёкнуло даже холодное лягушачье сердечко.

— Был же поцелуй? — подмигнул Кристиан ушлому приказчику, торопливо засовывая Виренею за пазуху.

— Был, ваше высочество, — ответил тот рьяно.

— Слово купца? — уточнил Кристиан.

Виренея не видела выражение лица Михала Кузьмича. И ответа не слышала — мужские окрики и конское ржание, доносящиеся снаружи, всё перебили. Лишь шкуркой почувствовала она резкие рывки, вверх и вперёд, а потом — совсем отчётливо — момент, когда они промчались меж столбов Северного портала.

Несколько часов спустя

Ветер выл. Он уже не убаюкивал, напротив, кидал в лицо пригоршни колких снежинок, будто приговаривая: проснись… Проснись, Виренея.

Царевна подскочила с чего-то тёплого и мягкого и поняла, что находится в пещере. Причём это была очень небольшая пещера, — ладошку обжёг холод каменного «пола», по которому стелилась позёмка, потрескивающий прогорающий костёр едва освещал скалистые стены и низкий свод, а под одежду, что укрывала её, тут же бесцеремонно забрался ледяной ветерок.

А вот Кристиана рядом не наблюдалось. Виренея поёжилась от холода и от нехорошего предчувствия, но решила не накручивать себя понапрасну, а для начала одеться.

Справившись с последними пуговицами и надев на голову шапку, она подкинула в костёр пару толстых веток из запаса и принялась ждать.

Некоторое время царевну занимал процесс отогревания у костра. Сидела она, кстати, на куче лапника, оказавшегося под её одеждой в качестве основы лежанки, которую смастерил для неё Кристиан.

— Благодарю за заботу, ваше высочество, — обратилась Виренея прямо к костру. Ну а что? Принца рядом не было, а поговорить с кем-то хотелось. — Особенно, когда ты одна в заиндевевшей пещере на Краю земли… Я ведь тут одна? — спросила она пустоту.

Пустота не ответила. Тогда Виренея начала нетерпеливо перестукивать пальцами по коленке, отсчитывая в уме секунды и минуты.

Наконец наступила минута, когда она окончательно поняла: Кристиан не вернётся в пещеру. Не заглянет с извиняющимся лицом и каким-нибудь нелепым оправданием.

В груди зазмеился холодок.

Вскочив с кучи лапника, Виренея подбежала к темнеющему выходу из пещеры и увидела на снегу то, чего опасалась: конские следы, которые почти замело.

Кристиан

Вычислить пещеру, где спит Василиск, не составило труда — тварь храпела так, что по округе разносилось эхо, а из её пещеры — дробный протяжный гул.

«Эх, зря не прихватил булаву,» — промелькнуло в голове.

А ещё страх промелькнул.

Даже не промелькнул, а встал так в полный рост, застилая чёрной пеленой и дыру в горе, и саму гору, и даже пронзительное северное небо до самого зенита.

— Эх, была — ни была, — буркнул Кристиан себе под нос, привязывая коня к ближайшему деревцу.

И больше не думал. Мягко вошёл внутрь, вытаскивая на всякий случай острый нож, заботливо вложенный в поясные ножны Орехом.

Тварь спала.

Огромная многовековая туша, покрытая перьями и чешуёй, вздрагивала от каждого вдоха и выдоха. Иногда во сне она нервно дёргала хвостом — длинным, чешуйчатым с огромным разветвлённым жалом на конце.

«Интересно, зачем Василиску жало? Он ведь одним взглядом жертву в камень превращает,» — задумался Кристиан. — «С другой стороны, надо же ему чем-то питаться?.. Интересно, как он охотится? С закрытыми глазами?.. А на кого?»

Вообще-то Кристиан несколько лет собирал информацию о Василисках, но книги в красках описывали лишь внешность зверюшки и наносимый ею ущерб. Об образе жизни и рационе животного трактаты почему-то умалчивали.

Зато нашёлся один исследователь хроник, который лет 50 назад привёл массу примеров и доказательств, что в ночь смены года при обновления магических полей, зверь предпочитает не показываться людям. Надо сказать, что исследователь этот оказался одинок в своих изысканиях, чем и воспользовались критики и оппоненты, слетевшиеся, как вороны, на его единственную научную работу. И закончил этот учёный, кстати, бесславно — из Магической Академии выперли, учёного звания лишили. В общем, Василисков неохотно исследовали.

«Может, зря?» — Кристиан достал из-за пазухи маленький ручной светляк, — «…заранее заряженный и положенный в мой карман, конечно же Орехом,» — зажёг его и принялся обходить пещеру в поисках выпавшего старого пера для задабривания Чернокнижника.

План его был прост аки валенок: сначала найти перо, потом всадить сразу пару ножей в оба глаза спящего чудовища…

«Жестоко, конечно, но выбирать не приходится».

…потом выковырять зуб. Вернуться к Виренее в ареоле героя и надеяться, что она не возненавидит его до конца жизни за плохое обращение с реликтовой тварью.

В принципе можно было сначала убить Василиска, а потом уже надёргать отличных свежих перьев и сбывать их по одному Чернокнижнику каждый раз, как он вздумает вредничать.

«Но во-первых, Чернокнижник сам просил старое, отслужившее свой век, валяющееся на земле перо. А во-вторых…» — Кристиан больше не нашёл аргументов.

И пера на земле так и нашёл. Ни одного.

Тянуть больше не имело смысла, он достал второй нож, впрочем, всё равно не спешил набрасываться на Василиска. Возможно, из-за гадкого чувства, что копошилось внутри.

Тварь спала. Тихо и мирно. Она ничего плохого ему не сделала, кроме того, что родилась таковой. И теперь перед Кристианом стоял выбор: жизнь невинного Василиска или его самого и Виренеи?

Он стоял и раздумывал.

Где-то далеко в чернильном небе переливалось северное сияние, и спала оставленная в пещере Виренея. Из носа Василиска вырывался пар, воздух потрескивал от мороза… и вдруг у него зачесался нос.

Виренея

Найти Кристиана не составило труда. Ей повезло — ночь была безоблачная, небо то и дело вспыхивало розовым, изумрудным и огненным. Ветер, хотя и заметал старым снегом конские следы, окончательно со своей задачей так и не справился.

Повезло ей и в том, что Кристиан уехал недалеко. Где-то через пол часа, продираясь по сугробам вдоль высокой отвесной скалы, Виренея разглядела впереди силуэт карликового дерева и привязанного к нему коня.

Она ускорилась. По пути царевна видела много расселин, уходящих внутрь горной породы. Но эта зияющая дыра выделялась не только размером и привязанным у входа знакомым конём, но и храпом, который мог принадлежать только Василиску.

— О, нет…

Виренея побежала по сугробам, молясь всем сверхъестественным силам, чтобы Кристиан не успел наделать глупостей.

И, кажется, успела.

Когда она вошла под своды пещеры, Кристиан — живой! — стоял у морды спящей твари. Стоял с клинками наголо, но, кажется, не собирался пускать их в ход.

— Кристиан, — беззвучно позвала она принца, выдыхая белое облачко пара.

— М? — оглянулся принц.

И вдруг сморщил нос. Потянулся к нему рукой, чтобы почесать. А потом не удержался и…

— Ачх-хих!!!! — прозвенело в воздухе.

Да ещё эхом по всей пещере разнеслось.

Кристиан

А вот это было не по плану: и появление Виренеи, и мега-чих.

Тварь проснулась. Вздрогнула всем телом. Дрогнули толстые кожистые веки. Что она увидит, когда полностью откроет свои василисковые глаза? Правильно: человека, стоящего перед самым её носом с занесённым длинным ножом. И что подумает?