Леон. Ты у них, выходит, большой начальник, если они даже ничего обсудить без тебя не могут…
Жан (резким движением ставя утюг). Если вам нужен гладильщик, который, чтоб вам доставить удовольствие, готов работать день и ночь напролет…
Леон. Здесь никто не работает, чтоб доставить мне удовольствие…
Жан. Меня здесь ничего не держит. Могу хоть завтра найти себе другую работу…
Леон (приглашая мастериц в свидетели). Да это просто эпидемия какая-то: все гладильщики бегут отсюда! Может, гладильный стол неудобный, кособокий, может, утюг чересчур тяжелый, или изволите, чтоб вам чайку к пяти часам подавали, или я сам — недостаточно улыбчивая обезьяна?
Делает зверскую гримасу, мастерицы возражают и угощают «обезьяну» воображаемыми бананами
.
Жан. По пятницам — каждую пятницу — у меня собрание. И я ухожу в половине седьмого.
Леон. Уходи, уходи себе на здоровье, и хранит тебя Бог! А знаешь что, давай мы с тобой поделим обязанности: ты отправишься на свое собрание и займешься подготовкой счастья для человечества, а я останусь здесь на ночь, все переглажу и утром обеспечу доставку товара заказчику. Тебя это устроит? Хочу только тебе любезно заметить одну вещь. Каждую субботу, не важно, что там — собрание, революция или еще какие-то дела, — я должен поставлять свою продукцию. И я ее поставляю. А вы — сколько лет подряд всё собираетесь и всё говорите про будущие перемены, про счастье — а я пока так ничего и не вижу… Сколько ни смотрю… где оно, счастье, где они, перемены?
Жан. Смотрите не туда, в этом все дело.
Леон. Так разверни меня в нужную сторону, чтоб я наконец увидел что-то в своей жизни. Или хотя бы назови дату: такого-то числа мне будут доставлены перемены, а остальная часть заказа — справедливость, счастье и прочее — в течение последующих тридцати дней.
Жан. Месье Леон…
Леон. «Месье», ай-ай-ай, это как-то не по-революционному..
Жан. Уже то, что я каждую пятницу хожу на свое собрание и что вы не можете помешать мне это делать, это ведь уже большое счастье для меня и маленькая перемена для вас. Разве не так?
Леон. Допустим!.. Во всяком случае, не забудь им там сказать, что я каждый год регулярно покупаю у тебя «Рабоче-крестьянский альманах» и виньетки на праздник «Юманите», хотя никогда туда не хожу, потому что там вечно идет дождь…
Жан. Можете не волноваться, я позабочусь, чтоб вас расстреляли в числе последних!
Леон. И мою жену — тоже!
Жан. И вашу жену тоже.
Леон. Вот спасибо! До чего приятно чувствовать себя под надежной защитой! Симона, останешься со мной вечером пришивать пуговицы, у тебя-то, по крайней мере, нет собрания. (Выходит, не дожидаясь ответа.)
Мими (Симоне). Ты сдурела? Зачем соглашаешься? Послала бы его куда подальше…
Жизель. Мог бы попросить свою жену…
Мими. Что ты! У нее лак на ногтях потрескается!
Симона продолжает шить с безучастным видом.
Жизель. А как же твои парни?
Симона. Если они видят, что я задерживаюсь, они выходят меня встречать.
Мими. Ну раз тебя это устраивает, тогда все прекрасно…
Жан. Ей насрут на голову, а она еще спасибо скажет… У вас есть права, а вы о них даже не знаете. Как вы хотите, чтобы вас уважали?
Молчание. Все заняты работой. Неожиданно Симона роняет голову на стол и отчаянно рыдает.
Мими. Ну вот, опять начинается…
Мари. Эй, Симона, ты чего?
Жизель (обнимая Симону за плечи). Да он это так, не со зла…
Мадам Лоранс (Жану). Что вы вмешиваетесь, я вот не вмешиваюсь… «Права», тоже мне…
Жан. Да я ничего такого не сказал…
Мадам Лоранс. Ну это вы бросьте, мы тут не глухие.
Симона (сквозь рыдания, качая головой). При чем здесь это…
Мими. Что с тобой, из-за чего ты опять ревешь? Ну, хочешь, я пойду и скажу ему, скажу нашей обезьяне, что ты сегодня не останешься. Со мной все пройдет как по маслу.
Симона отрицательно мотает головой.
Мадам Лоранс (вставая). Идите сядьте на мое место, Симона, это вас отвлечет, и потом, здесь хоть есть чем дышать. Сегодня такая жара, а тут еще эти зимние пиджаки…
Симона благодарит жестом руки, но остается сидеть на своем табурете.
Мими (тихо). У тебя что, дела?
Симона отрицательно мотает головой.
(Еще тише.) Ты, наверное, подумала о твоем…
Симона (продолжая отчаянно мотать головой). Ни о чем я не думала. Ни о чем!
Мими. На черта тебе сдалось их пособие? Можно и без него прекрасно прожить, ей-богу… Не стоит того, чтоб убиваться… Пусть они подавятся этим пособием!
Симона снова качает головой, желая сказать, что не в пособии дело.
Жизель. Это тебя твои парни допекли. Небось снова вчера поругались… Вот я, например, моя дорогая, если мои девицы выводят меня из себя, я предпочитаю лучше их заставить реветь, чем плакать самой… И поверь, мне это удается… Тут на днях прихожу домой: старшая успела где-то извозюкать школьный фартук. Чистый был, только раз надеванный, и снова надо стирать… Ах так, говорю, неряха, вот теперь сама и стирай… Ну, тут, конечно, ее папуля кинулся ее защищать. И такой гвалт стоял… Я потом всю ночь напролет проревела… Так и не смогла заснуть… Ой, клянусь, бывают дни… (Шмыгает носом — тоже вот-вот разревется.)
Мими (сквозь зубы, грозя Жизелъ пальцем). Ты можешь заткнуться, а?
Жизель (сразу приходя в чувство). Что еще не так? Уж и рассказать ничего нельзя? (Делает вид, что просто сморкается, хотя на самом деле всхлипывает.)
Симона (стуча кулаками по столу). Ну почему, почему я реву? Сама не знаю…
Мими. Тогда прекрати и посмейся!
Симона. Не могу, не могу остановиться…
Мими. Пощекочи себя под мышками!
Симона рыдает. Остальные молчат.
Ну, раз так, старушка, давай, сливай все до конца, пи́сать меньше будешь.
Симона смеется сквозь слезы.
Ну вот, уже смеешься… Слушай, хочешь неприличный анекдот про горбуна…
Симона мотает головой и рыдает пуще прежнего.
Жан (одеваясь). Оставь ты ее со своими идиотскими анекдотами, ей и без того тошно.
Мими. А ты не суй нос не в свои дела…
Жан. Если бы вы все вместе потребовали от него почасовой оплаты, он бы подумал, прежде чем заставлять вас работать сверхурочно. Надо уметь поставить себя так, чтоб тебя уважали, а иначе…
Жизель. Лично я предпочитаю работать сдельно…
Жан. При почасовой системе ты отсидишь положенное время, а потом за каждый час переработки будешь получать дополнительно.
Жизель. Но зато, наверное, будешь чувствовать себя не так свободно…
Мими. Особенно если, как ты, каждые пять минут бегать пи́сать…
Жизель. Я писаю каждые пять минут?
Мадам Лоранс. Тут абсолютно нечего стыдиться, право же…
Жизель. Стыдиться, может, нечего, просто я туда вообще никогда не хожу, вот и все…
Мадам Лоранс. Да никто вас в этом и не думал упрекать…
Жизель. Не хожу. Никогда туда не хожу…
Мими. Тогда куда же ты выходишь?
Жизель. Никуда я не выхожу, это другие выходят…
Мадам Лоранс. Кошмар, можно подумать, будто вас обвинили Бог весть в чем…