Сергея со вчерашнего разговора преследовало неприятное ощущение. Он чувствовал, что перегнул палку. Зачем было требовать от парня несвойственных тому поступков? У него другой характер, не похожий ни на Сергея, ни на его покойного друга. Но Вика его уже не отпустит, и раздувать конфликт глупо. Тот не будет жаловаться или пытаться мстить, уж Сергей достаточно разбирался в людях, чтобы это понять. И, наверное, он дорастет и до своей должности, и выше, если ему позволят. А сейчас тот закрылся, это тоже понятно… как будто внутри у него бурлит и обида, и боль, но теперь он поставил себе цель не показывать своих чувств, вообще никаких. Можно сделать вид, что все так и должно быть, но теперь Сергея царапает неприятное чувство — унизил мальчишку, постарался; как будто того мало ломали.

А девочке нужна поддержка. Слишком многое на нее свалилось. Какое-то время Сергей думал, что его участия достаточно. Он нарушил правило «не смешивать личные отношения с работой», когда начал работать вместе со своим другом. Потом, уже по просьбе Юрия, он постарался помочь новой владелице. Мог, конечно, и отказать, ведь это была личная просьба, но как отказать умирающему человеку и как бросить дело, в которое вложил часть себя? Сам не заметил, как, абсолютно уважительно относясь к директору и владелице фирмы на людях, соблюдая всю необходимую субординацию, в личном общении он слегка опекал ее, считая кем-то вроде племянницы, делающей первые шаги в большом бизнесе, нуждающейся в его советах или хотя бы во взгляде со стороны. Может, даже относился к ней, как к дочери… хотя, нет, для дочери у него на задворках сознания проскальзывали странные мысли и надежды, поэтому все-таки не родственница…

Но, если он не мог определиться в своих желаниях, то она определилась быстрее: молодая девушка и молодой парень. Если быть объективным, он ей подходил: ни грамма притворства, доверял именно ей — достаточно вспомнить ту ситуацию со шпионажем. А характер — так он был, немного непривычный для Сергея — не обладая особой физической силой или какими-либо навыками, парень упрямо сопротивлялся попыткам его сломать, но таял рядом с этой девушкой. Да, Сергей отдавал себе отчет, что было бы очень странно, если бы парень, которого жизнь не очень баловала, растекся бы лужицей рядом с другим мужчиной. Было бы действительно странно.

А с Викторией они нашли друг друга. Вика очень быстро выросла от человека, нуждающегося в советах и опеке, до того, кто сам может опекать. И объект она уже выбрала.

Все закономерно, но царапает какое-то сожаление о прошлых днях…

«Ну, что, штатный психолог-недоучка, — усмехнулся сам себе Сергей, — тебе сейчас надо о другом думать. Все-таки личное с рабочим нельзя смешивать ни в коем случае. Скоро приедет Вика и, наверное, придется решать — сможешь ли ты воспринимать ее помощника как одного из сотрудников, молодого и начинающего, без опыта, но с желанием научиться и, что немаловажно, с огромной преданностью руководителю. Понятие средневековое, конечно, но очень нужное, как показали последние события. Ну, а если не сможешь отстраниться от личных чувств — грош тебе цена на твоей должности.»

Вика выглядела усталой и отстраненной. Нет, по внешности нельзя было этого сказать, но усталость была где-то внутри, в глазах — словно она приняла решение, о котором не хотела ни думать, ни говорить.

— Сережа, — начала она, не очень мне нравится этот разговор… Ну, прежде всего, я хочу сказать, что никто мне не жаловался — это я так, на всякий случай говорю — но я же не слепая.

— Вика, — почти перебил ее Сергей, — это я повел себя непрофессионально. Камаль как раз вел себя очень достойно, я именно так это назову. А я прошелся по всем болевым точкам.

— Что вы не поделили? Я же почти такая на работу пришла, и опыт работы секретарем, а потом ассистентом, нельзя назвать достаточным для должности директора? Так в чем же разница? Ты же мне помогал?

— Ты девушка, Вика, а он мужчина. Вот и вся разница.

— Понятно… — она помолчала. — Но, я так понимаю, больше ты этого не собираешься допускать? Сможете работать вместе? Потому что если не сможете, он уйдет.

— Он? — удивился Сергей.

— Сереж, я эгоистка. Я делаю так, как мне удобно. Профессиональный вклад я даже не сравниваю, мы все трое это прекрасно понимаем. А если бы я вдруг сделала невероятную глупость и попросила тебя уйти, то Камаль бы себе не простил, что это он всему виной. Мне комфортнее, если он останется здесь, на этом месте — для меня он надежен. Но если по каким-то причинам вы не сработаетесь, то его здесь не будет. Справлюсь сама.

— Снова будешь здесь почти ночевать? Нет уж, это вызов мне — не допустить больше таких срывов.

— Спасибо, — она встала, и Сергей поднялся тоже, понимая, что разговор окончен.

Камаль не знал, хорошо ли то, что он живет не один и должен контролировать себя ежечасно, ежеминутно и на работе, и дома. На работе — понятно, там никто ничего не знал, и он очень надеялся, что все так и останется. Дома… все-таки хорошо, что он не один. Он был абсолютно уверен, что истерику или жалобы, воспоминания ему бы простили, более того, Виктория наверняка ожидает чего-то подобного. Но вот он себе этого не простит. Вытащили его из того страшного места — повезло. Действительно, очень повезло, что времени мало там провел. Теперь он знает такие вещи о «темной стороне жизни», и это ведь всего лишь верхушка. Не сумел бы сбежать тогда — был бы трупом. Но лучше трупом, чем накачанным какими-то препаратами куском мяса. Или все понимающим и чувствующим куском мяса…

Надо думать о том, что он с окружающими его людьми живет в одном мире, и они просто не знают о том, чего надо бояться. Просто ему в какой-то момент не повезло, и теперь он знает… а они нет. Если бы не повезло кому-то другому, этот человек тоже бы знал, и боялся. Главное, не представлять там девушек или, еще хуже, Вику — тогда страшно не только за себя становится. Надо уговорить ее взять себе охрану — да, платит за это не он, и это точно не дешево, но тут ему не стыдно будет настаивать.

А Вика пыталась уговорить его на психоаналитика или какую-нибудь другую помощь:

— Ты же не все мне рассказал?

— А постороннему человеку я, думаешь, все буду рассказывать? Зачем? Для них это просто работа, не думаю, что мне что-то важное скажут. Спасибо большое, действительно, спасибо, я понимаю, что ты волнуешься, но не нужны они мне.

Унижаться еще и перед кем-то посторонним — спасибо, не надо. А если им интересно будет его детство, к примеру — так ему совершенно не интересно вспоминать проблемы, которые он затолкал в дальний угол. И ведь до всех этих событий он только-только начал чувствовать себя нормальным человеком, впервые после того, как уехал из дома.

Может, им рассказать, что теперь, идя по улице, он неосознанно ждет удара от идущих навстречу — что его заденут плечом, толкнут… Почему ему так кажется — понятия не имеет, но он усилием воли выводит себя на улицу, усилием воли не отшатывается от идущих ему навстречу людей, особенно больших компаний… Если бы можно было, он бы сидел дома, и лучше, действительно, в какой-нибудь съемной квартире, чтобы и к нему никто не приходил, и он никуда не выходил… Только он сильно сомневается, что это не путь к реальному сумасшествию. Или к поведению человека, на котором большими буквами написано «Жертва».

А еще он бы извел всю воду у Вики в доме, если бы там было ограничение на расход: он подолгу не мог выйти из-под горячего душа и вытаскивал себя оттуда просто усилием воли. Почему-то ему все время казалось, что холодно…

Стоит рассказать об этом, чтобы профессора кивали с умным видом и заносили в свои заметки? Нет, так он их развлекать не собирался.

Так тянуло уйти в себя… И Камаль знал — он бы смог. Однажды, давно, когда мама уже ушла от них, почти так и получилось. Навалилось все разом, и тогда показалось, что не чувствовать ничего — это самое лучшее. Тогда бабушка заметила неладное, а, может, это просто показалось ей непорядком — внук почти не реагировал на происходящее. Больше всего, впрочем, бабушка боялась плохих компаний. А у него не было никаких компаний — ни хороших, ни плохих.