— Вся в отца, — немного принужденно улыбнулась Ханна.

Они прошли в отгороженный уголок-конторку, подобие офиса. Ханна достала из сейфа типовой бланк договора, отыскала ручку, дождалась, пока Снежка заполнит строки. Поставила свою подпись. Подумала, предложила:

— Ты можешь подойти на открытие. Присмотришься ко второй смене, оценишь клиентов. Решишь, по силам ли тебе такая работа. Если передумаешь — порвем договор, а я подпишу тебе отказ для биржи, возьму вину на себя, поставлю предлогом отсутствие опыта.

— Заранее спасибо! — Снежка изобразила неумелый книксен. — Я обязательно приду.

Открытие намечалось через три дня. Как и положено, вылезла тысяча хвостов, которые нужно было срочно подчищать, Ханна завертелась, закрутилась, недобрым словом поминая непрофильное образование. Она специализировалась на гостиничном бизнесе, несколько лет проработала управляющей небольшого отеля. Опыт такой, да не такой.

В вечер перед открытием в кафетерий пришел очередной кандидат в повара. Замороченная Ханна оторвалась от накладных, смерила взглядом молодого волка-альфу, решила, что перед ней один из полицейских, не умеющий читать, и буркнула:

— Закрыто. Приходите завтра.

— Я по поводу работы, — голос звучал едва ли не угрожающе. — У меня направление с биржи.

Ханна настолько изумилась, что отложила накладные.

— Направление, — уточнила она. — На работу. Поваром.

— Поваром, — подтвердил молодой альфа.

Ханна изучила документы под пристальным волчьим взглядом. Диплом кулинарного техникума. Год работы на пищевом комбинате. Год работы в шашлычной. Отличные характеристики. Трудно найти повод для отказа.

«А чем Хлебодарная не шутит? — подумала Ханна. — Да, по традициям выпечку должны готовить волчицы и лисицы, иначе пирожки и ватрушки пеплом в горле встанут. А на самом-то деле, сколько осталось от этих традиций? Нам привозят замороженные полуфабрикаты, которые мы доводим до готовности в печи. Кто там, на хлебозаводе, надзирает за линиями? Откуда знать? Может быть, полицейские охотней потянутся в кафетерий, увидев за стойкой собрата? Тем более что повар займется салатами и грилем. Пирожки и ватрушки в печь будет ставить лисица».

— Вот что, Ёжи… — перед тем, как произнести имя, Ханна сверилась с документами. — Ты меня устраиваешь. Но, прежде чем подписывать контракт, я прошу тебя познакомиться с напарницей. Если вы не сможете сработаться, я уволю того, кто будет зачинщиком ссор.

— Лисица? — прищурился тот.

— Висица.

— Я не буду ссориться.

Прозвучало это так, как будто Ёжи забыл добавить: «Сразу убью».

— Подходи завтра. Открытие в двенадцать дня. У полицейских и спасателей начнутся перерывы. Хоть кто-то, да зайдет. Из любопытства.

— Вы выбрали хлебное место, — в ворчании прозвучало одобрение.

— Досталось по случайности, — улыбнулась Ханна. — Извини, у меня дела. Жду тебя завтра.

Некоторые сомнения оставались. Волк-альфа в поварском деле — редкость. В сфере обслуживания — втройне. Любят они грызться и меряться гордыней. Потому в основном и служат в армии и полиции — там, где можно тратить злость в рамках закона. А еще по Ёжи не определишь, как он относится к висицам, верит ли в сплетни, маскирует ли пренебрежение напускным равнодушием. Сразу этого не выспросишь и не выяснишь, придется наблюдать. Если начнет хамить — самой Ханне, когда выплывет правда, или Снежке… вот алтарь Хлебодарной, вот — порог. Прощай, забыли лицо и имя.

Ханна ушла спать, мучимая нехорошими предчувствиями. Вскочила, едва услышав будильник, в семь утра. Приняла душ, подсушила волосы феном, закуталась в шелковый халатик и вышла с чашкой кофе на балкон, оглядывая окрестности. Августовское солнце пробивалось сквозь крону липы. Дерево росло стратегически удобно, прикрывая балкон от жадных спецназовских глаз. Глоток кофе взбодрил, Ханна попыталась оценить температуру воздуха, чтобы понять, можно ли явиться на открытие в костюме, или она запарится в легком пиджаке и нужно отутюжить блузку с вышивкой. Погревшись на солнышке, она заметила, что альфы, толпящиеся возле пожарки и полиции, рассматривают её кафетерий. Сестры-лисицы и уборщица должны были подойти на работу к восьми утра. Торжественное открытие намечалось на полдень. Веранда, еще не украшенная воздушными шарами, по идее, не могла вызывать пристального внимания. Что заинтересовало служивых?

— Эй! — заорал кто-то из полицейских, адресуясь в сторону веранды. — Не заходи, вдруг там труп. Пусть сами вызывают.

Услышав слово «труп», Ханна запаниковала. Заметалась по квартире, ничего не соображая, схватила ключи от кафетерия и помчалась вниз, спотыкаясь на лестнице — позабыв о том, что она в халате и тапочках, а на улице собралось достаточно зрителей. Пробежав вдоль дома и завернув за угол, она уткнулась носом в веранду. Кто-то предвосхитил ее желание украсить заведение к празднику. Занавеси из искусственных лиан переплели ленты: алые поминальные и черные, расписанные почти забытой вязью. Метка Хлебодарной, проклинавшей дом, и объявлявшей хозяев демонами снопа.

Блюстители традиций не побрезговали современными технологиями: прибили ленты к искусственной зелени степлером, не позволяя сорвать метки без повреждений. Ханна растерянно заглянула на веранду, осмотрела все углы, не обнаружила трупа и сильно разозлилась — не столько из-за лент, сколько из-за приглушенных смешков и переговоров полицейских. Развели на пустом месте, выманили из норы, заставили выставить себя перепуганной курицей, испортили образ уверенной в себе бизнесвисицы.

Она вернулась в дом, сохраняя видимость достоинства, посмотрела на костюмы и блузки, вздохнула, переоделась в спортивные вещи, вооружилась ножницами и кухонным ножом, и снова отправилась к веранде — полицейские и спасатели уже разошлись, видимо, вспомнили, что у них имеются служебные обязанности, которые надо выполнять, не растрачивая время на наблюдение за мнимым трупом. Ханна резала ленты вместе с искусственной зеленью, бросала на асфальт, чтобы потом убрать в мешок, и не заметила, как к кафетерию подошли бурые сестрицы-лисицы.

— Ох-ох, — застонала старшая. — Грешно работу начинать без покаяния. Надо вызвать жреца, пусть обряд очищения проведет.

— Какой обряд? — еще сильнее обозлилась Ханна. — Через четыре часа открытие! Отпирайте помещение, включайте печи, начинайте шинковать овощи, распаковывайте замороженные полуфабрикаты.

— Нельзя идти против воли Хлебодарной, — прошипела младшая сестрица-пекарша. — И порог переступать нельзя, пока поминальные зерна не уберут. И убирать с молитвой надо, а не просто так.

Ханна взглянула на пол веранды, засыпанный крашеным пшеном и горохом, срезала очередную ленту и приказала:

— С черного хода иди, если тебе вера через мусор шагнуть не позволяет. И избавь меня от показного благочестия. Тот, кто это сделал, не чтит ни Камула, ни Хлебодарную, иначе бы не шутил с подобными вещами.

— Не тебе судить, — прищурилась бурая. — Вы, висы и висицы, бродите меж двух алтарей. Лавируете, не признавая ни бога войны, ни богиню плодородия. Мы с сестрой не возьмем грех на душу. Не войдем в оскверненный дом, пока не услышим дозволение жреца. Мы уважаем волю Хлебодарной.

«Вот и вылезло… — подумала Ханна. — Чистая кровь, правильные боги, пониженная социальная ответственность… как некстати. Не судьба сегодня открыться».

— Увольняю обеих, — сообщила она, обрезая очередную ленту. — За документами зайдете завтра. На испытательном сроке я могу отказать вам от места без объяснения причин, чем и пользуюсь. До свидания!

— Добрый день!

Ханна вздрогнула. Волк Ёжи как будто вынырнул из-под земли — уличный шум скрадывал шаги, сбивал с толку.

— Позвольте, я помогу.

Она кивнула и отдала ему инструменты — руки уже затекли от непривычной работы.

Тук-тук-тук… шурх!

С ножом Ёжи обращался уверенно — рубил ленты быстро и аккуратно, рассчитывая силу удара.