— Она своими ключами открыла, — опускаясь на пол, проговорила Ханна. — Я же, дура, ни замки не меняла, ни код на калитке.

— Поменяешь, — вздохнул Анджей. — Борис сразу поменял. Надо будет тебе дубликат ключей отдать.

— А если бы тут был Йонаш? — Ханну пробила дрожь — мелкая, леденящая, отнявшая чувствительность пальцев и заставившая стучать зубами.

— Не тронула бы она Йошу, — поморщился Анджей. — Она не идиотка, чтобы ребенка тронуть. Она тебе нагадить хотела — видишь, что с собой притащила. Пойдем вниз. Найдем ручку, бумагу. Поговоришь с дознавателем.

Это совершенно точно была любовница Витольда — теперь, когда рычащий Шольт отодвинулся, а на запястьях защелкнулись наручники, сомнений не осталось. Ханна не могла оторваться от пшена и лент. Сидела на полу в прихожей, стучала зубами, залипала и залипала взглядом, а потом увидела перевернутую тарелку, лужу супа и спохватилась:

— Шольт не поел! Я ему положила суп-пюре, а он… вот. Там еще полпорции, в кастрюле. Можно будет забрать?

Анджей погладил ее по плечу и мягко сказал:

— Сейчас всё сделаем. Ты выпьешь успокоительное… эй, кто-нибудь, нашего врача позовите, у барышни шок. Возьмем другую тарелку, возьмем суп и покормим твоего Шольта в кафе. Пойдем?

— Да, — согласилась Ханна. — Нет. А Шольт?

Мир странно закружился, пшено и ленты плыли перед глазами.

— И Шольт пойдет. Куда же без него?

— А вдруг сейчас что-нибудь взорвется? — спохватилась Ханна. — В прошлый раз…

— Ничего не взорвется, — твердо сказал какой-то незнакомый оборотень и сунул ей в руку стаканчик с остро пахнущей жидкостью. — Выпейте. Мы проследим, чтобы больше ничего не случилось. Пейте, пейте. Сейчас пойдем вниз, вам уже сделали крепкий сладкий чай.

— Мне плохо, — призналась Ханна, откашливаясь от противного лекарства. — И страшно.

— Обычная реакция гражданского лица на вторжение в дом.

Кто-то накинул Ханне на плечи знакомый плед, пахнущий волком.

— Шольт?

— Несут, несут твоего Шольта, — проворчал Анджей. — И кастрюлю несут.

Ханна чуть успокоилась внизу, в кафетерии. Шольт отказался от еды, забрался под плед, привалился к боку, царапая корсетом и согревая одновременно. Сквозь окно было видно журналиста — тоже в наручниках — и трех полицейских.

— Журналист?..

— Сговор хрен докажешь, — Анджей уселся рядом со стаканчиком кофе в руках. — Успокойся. Все целы, даже убытков нет. Йоша потом страдать будет, что такой классный цирк пропустил. Ёжи со Снежкой тоже локти искусают — потеха мимо просвистела. Только Шольт молодец. Вляпался в самую гущу событий. Зашел пожрать и задержал преступника. Навыки не пропьешь. Да, офицер?

Шольт фыркнул и поставил уши домиком, высовывая длинную морду из-под пледа. В кафетерий вошел полковник Деметриуш и весело предложил:

— А давайте этой белобрысой триста восемнадцатую впаяем?

— Нет, — помотал головой Анджей. — Шольт был без жетона.

— Можно попроще, для гражданских лиц? — отхлебнула чай Ханна. — Я вас не понимаю.

Шольт мелко захихикал. Деметриуш сходил к стойке, взял газету, свернул трубочкой и хлопнул его по носу.

— Попроще так попроще, — согласился Анджей. — Триста восемнадцатая статья Уголовного кодекса предусматривает ответственность за применение насилия в отношении представителя власти. Но это обвинение отведет любой адвокат. Шольт был не в форме и без опознавательного жетона. Если нападение на сотрудника полиции происходит во время его отдыха и не связано с его профессиональной деятельностью, то деяние не может квалифицироваться, как «насильственные действия в отношении полицейского». Понятно?

— Понятно, — Ханна залпом выпила полстакана теплого чая и повернулась к открывающейся двери. — О! Это ты, Витольд.

— Камулом и Хлебодарной заклинаю: не пиши заявление, — не поздоровавшись, выпалил бывший муж. — Клянусь, мы уедем. У меня в столице уже квартира куплена, филиал фирмы открыт. Ты нас больше не увидишь. Не порть ей жизнь, не подавай заявление. Чем захочешь отплачу. Назови цену.

— Не напирай, — Ханна допила остатки чая. — Ты как бульдозер.

— Я тебя умоляю, — Витольд понизил голос и предложил. — Хочешь, на колени встану?

Шольт громко рыгнул. Ханна расхохоталась и попросила:

— Вит, давай обойдемся без мелодрамы. Ты объясни, чего она на меня так взъелась? Если есть причина, я постараюсь понять. Если она ненормальная — пусть ее полиция на освидетельствование отправляет. Психов лечить надо.

— Хорошо, — кивнул Витольд. — Я попробую объяснить.

— Может быть, сразу под протокол? — предложил Анджей.

— Давайте так послушаем, — попросила Ханна. — А протокол вы потом как-нибудь сами, без меня.

— Ты знаешь, я деловой человек, — начал Витольд. — Деньги на ветер выбрасывать не люблю.

Ханна припомнила, как адвокаты с боем вытаскивали на свет божий утаенную недвижимость, и молча согласилась.

— Этот дом когда-то принадлежал семье Магды. Ее дед открывал тут первую кондитерскую в городе. И прогорел. Потом, постепенно, распродал квартиры. Оставил своему сыну, отцу Магды, только одну. И та в результате ушла из семьи — отец Магды развелся с первой женой, продал квартиру и на эти деньги купил две крохотные «панельки», обеспечивая жилье ребенку. Кварту. Его первая жена была висицей.

— А можно ближе к делу? — кашлянул Анджей.

— Я и так близко! — ощетинился Витольд. — Магда всегда хотела выкупить этот дом. Вернуть семейную собственность. Жить в одной из квартир, держать кофейню, в которой будут собираться культурные люди и оборотни: художники, писатели и поэты. Когда мы познакомились, дом был выставлен на продажу. Я узнал об этом от Магды, рассказавшей мне семейную историю и поделившейся своими мечтами. Да, она намекала, что ей был бы приятен такой подарок. Но я не «папик», из которого можно выжать особнячок, махнув белым хвостом. Дом я купил — цена оказалась приемлемой — а Магде об этом не сообщил. Сказал, что сделка не состоялась. Соврал — знаю покупателя, могу договориться о съеме квартиры и первого этажа под кофейню. Когда бизнес начал прогорать, я поставил Магде условие: или она берется за ум и ведет дело, чтобы получать доход, или я перестаю давать деньги на аренду и дополнительные расходы, потому что хозяин поднял плату. Она попыталась… но тут случился развод.

— И выплыл тот факт, что дом принадлежал тебе? — спросила Ханна.

— Нет, — Витольд ответил без запинки, не краснея. — Я сказал, что дом с самого начала принадлежал тебе. Что его купила ты и поэтому сначала брала с меня невысокую плату за аренду.

— То есть?.. — Ханна с трудом укладывала в уме кубики чужой лжи. — То есть, она думала, что моими стараниями у нее прогорел бизнес?

— И это… — у Витольда забегали глаза. — И то, что ты висица — она не любит первую семью отца, считает, что они отжали квартиру. Ну и… я немножко подложил язык, поставил тебя в пример. Сказал, что ты правильно ведешь дело и получаешь прибыль. Посоветовал ей учиться.

— Ты говнюк, — вынесла вердикт Ханна. — У тебя это и раньше прорывалось по мелочи. Но чтоб так по-крупному… прямо камень с души снял, я теперь безмерно рада, что мы развелись.

Лица полицейских были непроницаемы. Шольт смотрел на Витольда и гадко ухмылялся.

— Я не буду подавать заявление.

— Я тебе отплачу! — вскочил Витольд. — Знаю, деньгами не возьмешь, но у меня есть льготный контракт на рекламу. Реклама бизнесу лишней не бывает.

— Ничего не надо. Сделай так, чтобы я больше никогда не видела ни тебя, ни Магду. И приветы не передавайте ни в каком виде.

— Клянусь! — прижал руки к груди Витольд. — Нас ждет столица. Мы уедем отсюда навсегда.

Позже, попивая чай, Деметриуш и Анджей наперегонки гадали — или восстанавливали картину прошлого — под одобрительное тявканье Шольта.

— Дом купил, потому что решил — хороший крючок. Можно было бы блондинку подогреть, если она остывать начнет.