— Мне подарок за моё редкое искусство, — и лицо её засветилось, будто камень на кольце передавал ей часть своего сияния. — Ты ведь знаешь, я художник во всех жанрах искусства, а все художники любят подарки не потому, что они корыстны, а потому, что считают их за выражение признания. Я умею дарить людям радость и наслаждение. Это моё призвание в мире угнетённых зачастую людей, редко добрых. А те, кто над ними властвуют, и вообще настолько деспотично-тяжёлые, и уж точно недобрые всегда. Из-за чего и кажется, что даже днём в ясную погоду угрюмые тени преобладают над светом. В таких условиях настолько важно уметь не только находить, но и самой создавать источники счастья. И вдвойне отрадно получать отражение в себя чужого счастья, которое ты сумела дать… — она прикрыла губы ладонями, ресницы её затрепетали, а взгляд стал стеклянным, как у её бестрепетных кукол. Она отключилась от реальности, настолько внутренняя её одержимость отцом Икринки была всевластной и значимой для глупой модельерши, кем она сразу же стала для юной и проницательной подруги. Сразу поняв, о чьём счастье о каком «отражении» она говорит, Икринка испытала внутреннее отторжение от Нэи, физическое неприятие её.

— Для чего ты закрыла свои губы? — спросила она у Нэи.

— Для того, чтобы не болтать лишнего. Я очень искренняя. Особенно с теми, кого я люблю.

— Ты глупая, — ответила младшая подруга, также не способная к фальши даже в мелочах, даже там, где иногда и необходимо придержать проявление своих чувств, если они способны задеть другого человека. — Ты старше меня, но нисколько не умнее.

— Да, — согласилась Нэя, — я глупая, поскольку хочу невозможного.

— Чего же?

— Хочу всегда быть рядом с ним. С твоим отцом.

— Так разве ты не с ним?

— У каждого из нас своя жизнь. Ему мало интересен мой мир, а мне ничего не известно о наполнении его жизни.

— Ты же всегда ходишь к нему ночевать в жилые корпуса «Зеркального Лабиринта». Я и сама тебя часто вижу из своих окон. Передо мною зачем юлить? Все уже давно знают о тебе и о нём.

— Да? — Нэя полыхала щеками, будто перед нею не юная девушка, а некий блюститель за нравственностью, сурово обличающий её в порочном поведении. — Не знаю, поймёшь ли ты меня… я с ним не настолько рядом, как мне того хочется… я же работаю целыми днями, а он тоже устаёт, поскольку такая нагрузка бывает у них, там, иногда, что… ты же знаешь, как неспокойно и даже страшно бывает в горах.

— Вот именно! И там уж точно не подходящее место для того, чтобы загорать голышом!

— Ты всё давно знаешь. Разве Антон спит с тобой всякую ночь?

— Нет. Иногда я сплю и одна. И я очень люблю спать одна, как и привыкла у себя дома. Просто наслаждаюсь!

— Не скучаешь о своём любимом?

— О любимом — да! Но о близости с ним не особенно. Надо же и отдыхать иногда. Так не считаешь?

— От чего отдыхать? От любви разве можно устать?

— Тебе сильно того хочется? Близости с ним? Сколько раз за ночь ты ему отдаёшься? Он такой сильный по виду, а ты-то такая мелкая. Или ты с ним практикуешь те самые игры, о которых ты мне и рассказывала? Чтобы насытить его, но не утомить себя. Он восхищается твоим телом? — ученица даже не пыталась скрыть своей насмешки над учительницей.

— Я тебе о подлинной любви, о жажде человеческого общения, а ты всё свела к чему-то такому, чего между нами нет.

— Ты с ним не близка? Он тобою пренебрегает в этом смысле или ты его не хочешь как мужчину? — Икринка издевалась над Нэей, и та отлично это понимала.

— Любовь не исчерпывается одной лишь физической близостью. Всё у нас есть! А то, что наше, оно для твоего и уж тем более для чужого праздного любопытства закрыто! Не ожидала, что так быстро ты из чистой и застенчивой девочки превратишься в бестактную и бесстыдную!

— А зачем ты изворачиваешься и врёшь мне, что редко его видишь? Когда спишь в его доме, а сюда приходишь лишь работать! Ты всегда хочешь от меня откровенности, но сама…

— Я говорю тебе о том, что скучаю о нём, как только перестаю его видеть. Он постоянно занят, да и я вынуждена с утра до вечера с головой зарываться в тряпьё, чтобы выживать, как умею. Я не собираюсь ни для кого быть обузой!

— Если бы не мой отец, ты не выжила бы тут и дня. Тебе просто не дали бы такой возможности.

— Конечно, он мне помогает, защищает. Он больше, чем возлюбленный, — он мой друг и защитник. Даже еду мне доставляют со складов «Зеркального Лабиринта» бесплатно. Причём, лучшую еду. Нас и охраняют тут, как мало кого из живущих здесь. Никто не сует к нам свой нос. Я делаю, что считаю нужным. Никогда не жила я так хорошо, как теперь. Я всё понимаю. Видишь, я ничего от тебя и не скрываю. Но я хочу быть рядом всегда. Я же говорю, хочу того, что невозможно! Я мечтаю о Храме Надмирного Света, чтобы зажечь волшебный зелёный огонь в семейном алтаре. С ним рядом войти, пусть пока и в иллюзорные, но поселения Надмирного Отца. Он смеётся и говорит, что люди в Храме просто угорают от наркотического дыма, и никто там ничего не приоткрывает, никаких волшебных дверей в мир будущей совместной вечности. А ты не хочешь того же с Антоном?

· — Мне всё равно. Да и с чего ты взяла, что такого человека как мой отец должен занимать твой мир? Или ты хочешь научить его шить

одежду? Мило, мило! А я, представь себе, видела однажды, как он пришивал себе пуговицу. Выглядело довольно смешно. Ведь мама абсолютно не умела держать в руке иголку. Дедушка даже похвалил его за умение. А дедушка мой умеет всё. Готовить, чинить одежду, стирать, знает и всякое разное. Он даже сумел создать крылья, на которых мы с ним и летали в горы… — Тут уж Икринка прикрыла ладошкой свои губы.

— Когда ты с ним летала? Я не понимаю, о чём ты? — ничуть не удивилась Нэя, плохо её поняв.

— Ни о чём. Я просто подшутила над тобой. Да и почему ты думаешь, что наполнение его жизни будет тебе настолько уж интересным? Ты просто ничего там не поймёшь. Там не только всё запутанно и непонятно, в их городе, но и скучно ужасно.

— Я хочу, чтобы было как у тебя с Антоном.

— Ни у тебя, ни у него не может быть как у нас с Антоном. Вы для

таких отношений просто старые.

— Разве мы, я и он, старые?

— Не старые, а взрослые, вот что я хотела сказать. И до чего же глупо позволять себе целоваться у всех на виду на улице!

— Ты ревнуешь отца ко мне?

— Чего мне его ревновать? Мне нет до него никакого дела. Но за тебя мне стыдно! Ты иногда похожа на опьяневшую розовощёкую дурочку, если судить по твоему лицу со стороны. У нас на окраине во время публичных праздников все тётки так себя вели, когда напивались. И молодые и не очень. Вешались на своих мужчин у всех на глазах и таращили на них остекленевшие глаза. Ну, а уж те снисходительно похлопывали их по задницам, обтянутым праздничным платьем, обещая то, чем не обладали сами.

— То есть?

— Разве неизвестно, что мужчины всегда обещают женщинам вечное счастье с таким лицом, словно оно у них в кармане припрятано. Но ничего у них нет. Не только вечного счастья, а и самого куцего.

— А у Антона есть в кармане вечное счастье для тебя? Или ты с ним никогда не целуешься? — Нэю задевала бестактность юной подруги, но ввести её в рамки приличий не получалось.

— Антон не все. Он другой. И ты отлично об этом знаешь.

— А твой отец разве как все?

— Тебе лучше знать. У тебя же был опыт замужества. Да и прежде ты вращалась в актёрской среде, а там все заняты сплошной любовью друг с другом.

— Ложь! Простонародные сплетни людей, не посвящённых в мир искусства. Или же недобрые вымыслы порочных людей, которые везде и всюду видят только порок. Я даже не знаю, о каком случае ты говоришь. Когда ты видела меня пьяной, да ещё с твоим отцом, если я абсолютно не пью? Как и твой отец. Никогда.

— Я не сказала, что ты была пьяной. Я сказала, «как будто была». Ты даже меня не заметила. Я считаю, что прежде ты была лучше.

— Чем же я изменилась?

· — Ты утратила свою необычную индивидуальность и заметно поглупела. Я же тебе сказала. Ты была тут как никто, а теперь ты стала… — Икринка опомнилась и замолчала.