— Кто ж сможет выправить её пути? Знаешь это?

— Не буду называть его имя. Имён много, а все не те, не родные.

— Загадками говоришь. Подумал было, не о Пауке ли речь твоя? Да быть такого не может!

— Однако ж, он хочет тут остаться ради будущего Паралеи. И ему это позволили.

— Потому и позволили, чтобы он со своим субъективным, а потому и ущербным пониманием добра застрял бы навсегда на своих островах, среди искусственных гор, в своей бесплодной душевной маете. Только и он поймёт, что это вовсе не благо, к которому он столь стремится теперь.

— То, что у тебя с ним вражда, не означает, что и я считаю его своим врагом. Вы оба неправы. А кто там из вас хуже, кто лучше, решит дальнейшее развитие событий

— Что же, — задумчиво произнёс Хагор. Мало озабоченный процветанием Паралеи, он думал только о своём. — Не думай, что тебе тяжелее, чем мне. Хуже, чем мне, никому в этой космической дыре и нет. Поэтому я и пришёл просить помощи как милости. После злодеяний своих как смогу я предстать перед Владыкой Красной Звезды, в лучах всепроникающего света? Как же мягок, как чудесен был свет нашей Звезды! С какой любовью он питал наше существо и входил в каждодневное общение, давая нам счастье жизни в оживляемых им, прекрасных просторах нашей планеты. Мы не ведали зла и боли, страха и убожества, мы были устремлены к бесконечным познаниям бесконечных миров. Как болят мои глаза и сердце, опаляемые резким и беспощадным светом чуждой Звезды Ихэ-Олы. Он кажется мне искусственным и не одухотворённым. Он не в состоянии пробить, разрушить те информационные тёмные купола, что сотворило над планетой их безбожное коллективное человечество за столетия неправедной жизни. Кто сотворил это светило? Какой неласковый и бесчеловечный демиург? Как зла и страшна эта планета, освещаемая своим равнодушным к их бедам, не отзывающимся на их молитвы, Чёрным Владыкой.

— Они отринули своих старых Богов.

— Так и теперь их души не проницаемы для света по-настоящему. Как грязные окна, они впускают в себя лишь малую часть Того, кому они строят свои Храмы. Надмирному Свету, как они говорят.

— Не тебе судить! А сам ты кто, чтобы осуждать чужое зло, творя зло личное? Как ты мог! Как мог пролить столько крови невиновных людей? Ты также стал причастен к загрязнению единого живого поля планеты, ты также стал подобен худшим из числа здешних обитателей, которых ты называешь недоразвитыми существами. Чем ты лучше? Чем лучше ты того землянина, кого столь тут и гвоздил? — лучистые глаза на странном лице, и старика и ребёнка одновременно, смотрели как бы сквозь Хагора.

— Ты жесток ко мне! Ты прав, а всё равно ты жесток. Как более старший, более мудрый, отчего ты не пришёл сразу ко мне, как явился на планету? Почему ты так долго скрывал своё присутствие здесь? Не на кого мне было опереться в моих метаниях и поиске выхода из тяжёлых ситуаций, к коим не был я готов. Разве мог я один противостоять Обаи? Он настолько старше и умнее меня, настолько сильнее, прозорливее в отношении будущего. Он беспощаден и бесповоротно ушёл от нас в своём пути. А я был совсем один, без поддержки и совета.

— Для чего тебе надо было ему противостоять? Ты же первый затеял безумную вражду с ним!

— Он мне угроза!

— Так ты сам погубил тех, кто стал на этой планете родными ему существами!

— А он? Ты забыл, что он натворил?

— Это ты будто бы забыл, что натворил сам, — Хор-Арх горестно вздохнул.

— Если быть прямодушным, каковым я и обязан быть, в последнее время я и сам не понимал, люблю или ненавижу я Гелию. Но своего ангела Икри я люблю так, как меня самого любил мой родной Кристалл. Она хочет счастья только с ним, со своим Избранником, а он был не свободен.

— Он всегда был свободен, — сказал Хор-Арх, — но ты утратил след, потому что душа твоя ослепла от подлости. Он обязательно нашёл бы твою внучку, а девушка Голу-Бикэ отошла бы в сторону и всё приняла. Она любила его, а он её нет. Молодость, одиночество на чужой планете, но это не было любовью.

— Я запутался, а немощь моя нарастает. Я должен восполнить полноту нашего мира. Я отдал земному человеку всё — двум, потому что не понял, кто из них есть тот, кого ждала моя Икри. Они были черны и чудом лишь не обуглены оба. Я отдал всю силу своих Кристаллов-концентраторов, после чего я лишён уже всего, кроме оставшегося головного Кристалла, едва поддерживающего немощный биологический ресурс моего носителя. Надо же было такому быть, что эти недоразвитые существа, свалившиеся сюда из звёздного колодца, оказались столь неразличимы для меня. Благодаря мне они оба возродились после того, как Паук уловил звездолёт людей в гравитационную ловушку.

— Вовсе не благодаря тебе, а благодаря твоим Кристаллам-помощникам. Не ты наделил их силой, а Владыка Красной Звезды.

— Хагор бубнил своё, пропуская замечания Хор-Арха мимо ушей, — Паук надеялся, что загубит окончательно мою Миссию и на этот раз. Знал, что Икри никого уже не полюбит так быстро, как это требуется. Время вокруг меня всё более и более сжимается, а Инэлия, она не знает, как обращаться с крыльями, где место нашей связи и встречи с Зелёным Лучом. Инэлия окончательно выпала из Миссии и слушать о ней не желает. И представь только, каков был мой выбор, как был он страшен! Кого спасать? Гелию или того, кого ждёт Икри? И я отдал всё земным людям. Они выжили, а она нет. Да и надо ли было ей тут выживать? Она обуглилась вся! Её чудесные конечности, сводящие с ума этих самцов, были оторваны от её столь чудесного и, казалось, вечного ангельского носителя. Я метался как сумасшедший вихрь, обжигаясь сам в остаточном излучении упавшего и взорвавшегося звездолёта, выбирая, кого ж спасать-то? Ты же видишь, моё лицо так и не исцелилось от нанесённых мне повреждений. И эти мальчики, они никогда уже не узнают, что я стал их вторым родителем, отдав им свою силу. И вдруг он вместо того, чтобы ждать встречи с моей Икри, полюбил другую? Ради чего же я спасал его? Такой чудовищной ценой все оплатить и всё потерять? Легко ли было мне пойти на убийство невиновной ни в чём девушки? Но она встала на чужом пути, и её сшибла Миссия, высшая по сравнению с ней!

— Ты сам выдал Пауку свой замысел, уловив образ земного человека и раньше времени дав для созерцания своей внучке. К чему и были эти, как видишь, опасные игры в её преждевременные грёзы. Она полюбила бы не его, так и другого.

— Я боялся ошибки, повторения того, что было с её матерью. Когда её уловил сильный и ненужный ей человек. И чтобы не произошло этого с моей малышкой Икри, я и дал ей полюбить его лик заранее.

— Вот видишь, что и вышло. Ты недооценил всё ещё большого могущества Обаи. Он научился усиливать свой носитель, проникнув в своё время тайну земных пришельцев, чьи головы он старательно изучал у себя на островах. Что-то понял, что-то нет…

— Он стал подобием всепоглощающего чрева!

— Он их не убивал. Они погибали в боевых схватках с его воинством. Ему доставляли лишь часть их останков. Гелия доверяла Обаи. Он сумел расположить её к себе. Уверял, что в детстве носил её на руках, когда она жила на островах Архипелага. Да ведь так и было. Он любит детей, в отличие от тебя. Он же умолял Инэлию отдать девочку ему, чтобы стать её воспитателем и охранителем. Инэлии на тот момент было всё равно, а ты того не пожелал. Мало того, так придумал какую-то бредятину, что владыка островов подвергал её и мать Инэлию каким-то экспериментам, из-за чего они обе и лишились части своего здоровья. Вот зачем ты такое плёл? Ты уклонился в ложь настолько, что уже и сам не отличаешь, когда ты говоришь правду, а когда лжешь! Потому и Гелия считала тебя больным фантастом. Не верила тебе никогда. Она и поделилась с твоим врагом вашими с ней планами, явив ему образ юного землянина. Она не знала ничего. Инэлия по затмению своей души не могла ни о чём поведать ей связно… — Хор Арх внезапно умолк, а Хагор ничего не спросил. Глаза его были мутны, их затянуло плёнкой, как у птицы.

— Да ты пьян? — поразился Хор Арх, зная о его позорной слабости. Но Хагор тряхнул головой, и глаза его вновь просияли синевой.