Издалека кто-то замахал фонариком, и Эльвира потянула Софию прочь от монорельса, по которому они шли. Раздался гул — по тоннелю шел поезд. Они прижались к огромной вентиляционной трубе, идущей у земли, и в воздухе тут же вспыхнуло напоминание о проводах. До потолка было не достать, но София все равно опустила руки, словно даже поднятые на уровне плеч, они могли задеть провод.

Еще десяток шагов — и сбоку неожиданно сверкнул свет, когда они оказались перед карманом — небольшой нишей в тоннеле, где стояли лопаты, ведра и складные стулья, лежали запасные налобные фонари и батареи к ним и стояли бутыли с питьевой водой.

Полифировые стены здесь тоже были покрыты влагой, и София сняла перчатку и снова коснулась голубоватой поверхности, как будто уже даже соскучилась по ощущению тепла, исходящему от камня. И снова ей показалось, будто она трогает лобастую голову котенка, и он толкается, бодается навстречу ее руке, словно прося еще ласки.

Только теперь в этой теплоте чувствовались как будто какие-то помехи, вроде холодных крапинок, тоненьких иголочек, покалывающих ладонь. София закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущении...

— Приятно, правда? — спросила Эльвира с улыбкой в голосе, и София отдернула руку так, словно ее застали за чем-то неприличным. — Поэтому клаустрофобия здесь достаточно редка. Полифир сам по себе — как хорошая психотерапия. Положишь на него руку — и так тепло, хорошо становится. Словно и не под землей вовсе, не на глубине, а возле моря, на поверхности.

— Что там с той штукой, стеной? Анна ничего не сказал еще? — спросил Стефания, когда они вернулись к боковому тоннелю, откуда как раз двинулась к выходу наполнившаяся породой вагонетка. Это значило, что прошло уже три часа, и у Софии вдруг засосало под ложечкой от голода. Или от упоминания имени начальника. — Очень мне интересно, что ему его чуйка подскажет.

— Чуйка? — повторила странное слово София.

Эльвира и остальные посмотрели на нее.

— Ну да, — кивнул Стефания так, словно это само собой разумелось. — Это же Анна. Если кто и может что-то сказать о местных странностях, то только он.

— Почему?

— Ой, Сонечка, ты же еще не в курсе, — спохватилась Эльвира, всплеснув руками. — Наш Рональд — из семьи людей, которые обладают врожденным сверхчувственным восприятием опасности, проще говоря, чувствуют опасность кожей. Когда запускалась эта шахта, он лично прошел ее вдоль и поперек с налобным фонариком и картой в руках. Мы бы не дали разрешение спускаться сюда ни одному человеку, если бы он не сказал, что можно.

— А если бы что-то случилось?

— Оно... — Эльвира замялась, и с удивлением София увидела, что и рабочие отводят глаза. — Оно и случилось в одном из вентиляционных штреков. Рональд успел подать сигнал, когда рухнула одна из опор и отрезала его от выхода. Завал откопали через двое суток. Тот штрек мы закрыли.

— Двое суток?!

— Все не так страшно, — сказал Стефания. — У него была с собой вода, да и полифир светится в темноте.

За исключением тех секунд после вспышки.

София подумала об отрезанном от внешнего мира человеке, застрявшем в каменной ловушке на глубине в несколько сотен метров, и ее сердце сжалось. А Анна, оказывается, не только смертельно красив, но и смертельно храбр. Этакий живой детектор опасности...

— Я слышала о сверхчувственном восприятии, но не думала, что таких специалистов посылают в колонии, — честно сказала она. — На них ведь большой спрос на главных планетах.

Эльвира качнула головой.

— Семья Анны до этого не обладала ничем таким. Дед Рональда — первый из рода. Естественно, его хотели забрать на планету посолиднее и для дел поопаснее. Но он не согласился. Отказался, чтобы работать и жить здесь, как и его сын, и внук. Ты еще познакомишься с его семьей, когда они вернутся из годового отпуска на главной планете, — неожиданно добавила она, и София вдруг спросила себя, а не в курсе ли Эльвира Пьер матримониальных планов своего начальника.

Полифир засиял ярче, и она уже знала, к чему готовиться, но все равно чуть дернулась, когда свечение вспыхнуло и погасло, погрузив тоннель во тьму. Даже проходочный комбайн замер, лишившись энергии. Секунда — и все снова заработало.

— Четыре часа, семь минут, — сказал Стефания. — Как по графику.

В геологическом корпусе работало, включая начальника, одиннадцать человек. Каждый занимался своим делом, у каждого был свой распорядок и свой круг обязанностей, которые часто пересекались, но никогда полностью друг друга не перекрывали. Полифиром наравне с геологами занимались и биологи, и поэтому уже на третий день пребывания на Цирцее София познакомилась и с ними.

Одного из биологов, Аманду, тоже прислали сюда на корабле, София помнила ее лицо. И, похоже, серебристые костюмы, в которые их облачили уже вчера, нравились ей гораздо меньше ярких платьев, в которых они были на празднике.

София же чувствовала себя очень комфортно. Костюм сел отлично, в нем было ни холодно, ни жарко, в самый раз, и главное, она в нем не выделялась в толпе. Это ей и было надо.

Сегодня Софии показывали документы — еще больше, чем вчера, и теперь, когда она познакомилась с полифиром, в число документов входили и те, что имели ограниченный доступ. Казалось странным, что какие-то документы могут быть засекречены, но Эльвира, проводившая инструктаж и обучавшая ее заполнению форм отчетности для отправки на Цирцею-1 — они отсылали на главную планету системы целую кучу цифр и других данных каждую неделю и как раз пришло время подготовки отчета за прошлые семь дней, — пояснила ей, что это «их» требование. Поскольку «они» были далеко и контролировать соблюдение тайны не могли, о происходящем в колонии знала, конечно же, вся колония, но в случае чего...

София понимающе кивнула.

— Хоть и кажется, что начальства у нас нет, все равно над нами кто-то сидит, — сказала Эльвира, проверяя внесенные Софией данные. — Анна потому и не появляется иногда в здании по нескольку дней. Предпочитает полевую работу всем этим отпискам и отчетам. Геолог ведь должен работать в поле, а не бумажки писать.

София понимающе хмыкнула.

— У нас, на Земле, в последнее время геологи только «бумажками» и занимаются. Исследовать-то уже почти нечего: все давным-давно занесено в базы данных.

Эльвира ничего не сказала на это. Проверив работу, она удовлетворенно кивнула и попросила переслать отчет Анне.

— Он подпишет и тогда отправит. Без него, самостоятельно, даже если будут трезвонить и очень срочно просить — ничего не отправлять, ничего не рассказывать, никого в гости не приглашать.

— Даже если будут просить оттуда? — София указала подбородком вверх.

— Особенно оттуда! — Эльвира даже всплеснула руками. — Анна отвечает за каждую циферку и буковку, что мы тут с тобой наработали. За каждую.

После обеда София пошла в лабораторию, где вместе с техником разобрала вчерашние и более давние пробы керна (прим. — образец, извлеченный из скважины) и распаковала свое оборудование. К счастью, источники питания у всех приборов были автономные, а батарей хватало на десятки лет. София показала технику, как работают приборы, и они вместе провели одно полное исследование пробы, поступившей из полифировой шахты несколько часов назад.

Техник, крошечная в сравнении с Эльвирой девушка, ее дочь Саломея Корней, упрямо отказывалась откликаться на «Салли». София даже зауважала ее за такую позицию. Когда сама София попросила называть ее только полным именем, Саломея даже не кивнула, но каким-то образом София поняла, что первый лед между ними это все же разбило.

— Что с влажностью? — крикнула из главного кабинета Эльвира. — Меня интересуют пробы вчерашней датой из главной выработки.

— Делаем! — отозвалась Саломея. — В последнее время боковой тоннель сильно мокнет, — пояснила она, и София кивнула, вспоминая вчерашние объяснения.