Предание. В предании говорится, что пророк — да будет над ним божье благословение! — сказал: „правосудность — слава мира и сила султана, в ней — благоденствие простого народа и знати, войска и народа; она — мерило всех добрых дел. Поистине, сам бог |45| ниспослал это списание и в нем равновесие“.[103] Наиболее достойным является тот, чье сердце — вместилище справедливости и чье жилище — место успокоения верующих, разумных, опытных, искренних и мусульман“.

Рассказ. Фузейл сын Иаза[104] сказал: „Если бы мои молитвы были угодны, ни о чем не молил бы как за справедливого султана, ибо его благо — благо рабов и процветание мира“.

Предание. В предании имеется от посланника — да будет над ним божье благословение и мир! — „справедливые на этом свете во имя бога, преславного и всемогущего, в день страшного суда будут на жемчужных кафедрах.[105]

Государи всегда назначали на такие должности, ради справедливости и благополучия народа, людей воздержанных, богобоязненных, не корыстолюбивых, чтобы всегда они представляли дела в истинном свете, как вот сделал в Багдаде повелитель правоверных Мутасим.

Рассказ относительно этого. Это было так. Ни у кого из халифов, потомков Аббаса, не было такого правления, грозной мощи, столько снаряжения и припасов, как у Мутасима.[106] Он имел столько рабов-тюрок, сколько никто не имел. Говорят, что он имел семьдесят тысяч рабов-тюрок. Многих из своих гулямов он возвысил, возвел в чины эмиров. Он постоянно говорил: „Нет лучшего слуги, чем тюрок“. И вот случилось: один эмир позвал своего управляющего и сказал: „Не знаешь ли в Багдаде кого из людей города или базара, кто бы мог одолжить мне динаров пятьсот для одного важного дела. А после сбора урожая я возвращу обратно“. Управляющий пораздумал, вспомнил об одном своем знакомце, который вел на базаре мелкую торговлю и обладал шестьюстами халифатских динаров, приобретенными им в течение долгого времени. Сказал:

„У меня есть один знакомый человек, он держит лавку на таком-то базаре и располагает такими деньгами. Быть может, пошлешь к нему кого-нибудь, позови его, посади на хорошее, почетное место, обласкай, а затем поговори о деле, возможно, он и не откажет“. Эмир так и сделал. Он послал к нему: „Потрудись на короткое время, имею к тебе некое неотложное дело“. Этот человек собрался и отправился во дворец эмира, а у него с ним не было знакомства. |46| Когда он к нему пришел и приветствовал, эмир ответил на привет и, обернувшись к своим, спросил: „Это — такой-то имя рек?“ Ответили: „Да“. Эмир встал, усадил его на лучшее место, затем сказал: „Я много слышал от людей о твоей доблести, добродетелях, честности и религиозности. Заглазно я очаровался тобою. Говорят, что на базарах Багдада нет честнее и добропорядочнее тебя. Надо, чтобы ты с нами чувствовал себя теперь непринужденно, вступил с нами в деловые отношения, считал наш дом своим домом, вошел бы с нами в дружбу и братство“. Эмир говорил, тот человек все кланялся, а управляющий приговаривал: „Точно так“. Затем через некоторое время принесли стол. Эмир усадил торговца вблизи себя, беспрестанно предлагал ему что-нибудь от себя, оказывал всякие любезности. Унесли стол, вымыли руки, народ разошелся, эмир сказал, обратившись к тому человеку: „Знаешь ты, зачем я тебя потревожил?“ Ответил: „Эмир лучше знает“. Сказал; „Имей в виду, у меня в городе множество друзей, они не преминут выполнить любое указание, какое я ни дам им. Попрошу пятьдесят тысяч динар, — дадут, не пожалеют ни в каком случае; а все потому, что у них со мной было много всяческих дел и никогда никто не потерпел урона от общения со мною. Теперь же мне припало такое желание, чтобы между мною и тобой была дружба и братство, были бы установлены непринужденные отношения. И хотя у меня много готовых оказать кредит, следует, чтобы именно ты совершил со мною сделку динаров этак на тысячу на срок в четыре или пять месяцев. После урожая я все возвращу тебе и подарю еще набор одеяний. Мне известно, у тебя имеется столько и даже вдвое больше этого, ты не пожалеешь ради меня“. Человек по присущей ему стеснительности и добронравию сказал: „Эмиру — приказывать. Однако я не из тех лавочников, чтобы у меня случалось залеживаться тысяче—двум тысячам динаров, но так как высокопоставленным следует говорить только правду, то вот: весь мой капитал — шестьсот динаров, с которыми я оборачиваюсь на базаре, торгую, да и это сколотил с трудностями, за долгое время“. Эмир сказал: „У меня в казнохранилище много полноценного золота, но все это не соответствует делу, что я имею в виду; я преследую этой сделкой цель дружбы. И к чему столько торговаться! Дай мне эти |47| шестьсот динар, получи расписку на семьсот динар со справедливым свидетельством, что после урожая я доставлю их тебе вместе с хорошим почетным платьем“. Управляющий сказал: „Ты еще не знаешь эмира, никого нет добропорядочнее среди столпов державы“. Человек ответил: „Повинуюсь, не жалею того, что имеется“. Взяли у человека золото. Когда пришел срок, указанный в обязательстве, дней десять спустя, этот человек пришел приветствовать эмира, но ничего не потребовал, а побыл с час и ушел. Так от срока прошло уже два месяца; более десяти раз он виделся с эмиром, но тот и вида не показал, что, дескать, он пришел ко мне просить или что мне следовало бы сделать что-нибудь. Когда этот человек убедился, что эмир уклоняется, он написал заявление и вручил в руки эмира: „Я нуждаюсь в том ничтожном золоте, от срока же прошло два месяца; если заблагорассудит, пусть укажет управляющему, чтобы тот вручил деньги сему слуге“. Эмир сказал: „Ты полагаешь, что я небрежен к твоему делу. Не беспокойся, потерпи несколько деньков, так как я думаю о твоем золоте; запечатаю и пришлю тебе через своих доверенных“. Этот человек подождал еще два месяца, но не увидел снова никакого признака золота. Опять пошел во дворец эмира, подал заявление и снова никакой пользы. А от срока прошло уже восемь месяцев. Человек попал в беду, стал просить о ходатайстве людей города; не осталось ни одного вельможи, ни одного знатного, который бы не говорил с эмиром, не ходатайствовал; пятьдесят человек он привел от казия, но не мог доставить эмира к правосудию, тот и по ходатайству не дал ни одного дирхема. Так от срока прошло полтора года. Человек обессилел, уже соглашался отказаться от пользы, получить на сто динаров меньше причитающейся ему суммы. Ничто не помогало. Отчаявшись в высокопоставленных, пресытившись беготней, он обратился сердцем к всевышнему и отправился в мечеть. Совершив там несколько рикатов намаза, он пожаловался всевышнему, принялся плакать и умолять, говоря: „Отче, помоги, удовлетвори меня правдой“. В этой же мечети находился один дервиш; он услыхал его плач и рыдания, сжалился над ним. Когда тот перестал молиться, дервиш спросил: „О, шейх? что случилось с тобою. Что ты так плачешь? Скажи мне“. Ответил: |48| „Какая польза говорить с людьми о том, что произошло со мной? Разве один бог, преславный и всемогущий, мне помощник“. Попросил: „Скажи же, так как ведь существуют средства“.[107] Сказал „О, дервиш? остался один лишь халиф, с которым я еще не говорил; я обращался ко всем эмирам, господам, казиям, — ничего не вышло; говорить с тобой совсем бесполезно“. Дервиш сказал: „Если не будет пользы, то и вреда тоже не будет. Не слышал ты, что мудрецы советовали: „тому, кто болен, надлежит говорить со всяким; может случиться, что он получит лекарство от самого ничтожного человека“. Расскажи мне свое дело, может случиться, что придет успокоение“. Человек сказал: „Правильно говоришь, пожалуй, будет хорошо, если я скажу тебе“. Затем он поведал ему все, что с ним случилось. Выслушав, дервиш сказал; „О, благородный человек?[108] Вот и нашлось облегчение твоему горю! а если не найдется — брани меня, что зря говорил со мной. Успокойся! Если поступишь так, как я скажу, получишь сегодня же свои деньги, — сказал, — отправляйся сейчас же в такой-то квартал, к мечети, что с минаретом, сбоку мечети имеется дверь, а за той дверью лавка, в той лавке сидит старик-портной, одетый в заплатанное, и портняжничает; перед ним сидят два мальчика и тоже кое-что шьют.[109] Ты подойди к старику, приветствуй его и расскажи свое дело; а когда добьешься своего, помяни меня в своей молитве. А в том, что я тебе сказал, ничуть не мешкай“. Человек вышел из мечети, раздумался сам с собой: „Удивительно! Вот я просил о ходатайстве эмиров и вельмож, чтоб они поговорили с моим врагом, и не вышло никакой пользы, несмотря на всю их настойчивость, а теперь он мне указал дорогу к старому беспомощному портному и говорит, что через него я достигну своей цели. Мне представляется все это чепухой,[110] однако, что делать? как бы то ни было, пойду, если выйдет хотя бы что-либо, не будет хуже того, что сейчас“. Вот он отправился, пришел к двери мечети, в ту лавку, поклонился старику, присел перед ним, немного подождал.