Они вступили в сражение. С обоих сторон яростно сражались. Было много убитых. На закате Афшин обратился в бегство. Отойдя на один фарсанг от лагеря, он сказал знаменосцу: „Подними знамя“. Повернулись, и все войско, которое подходило, остановилось. А Бабек раньше сказал: „Не занимайтесь грабежом, пока не отделаемся разом от Афшина и его войска“. Итак, все бывшие с Бабеком всадники двинулись преследовать Афшина, пехотинцы же занялись грабежом. А за Афшином следовало по горам слева и справа двадцать тысяч всадников. Заметив на поле пехотинцев — хуррамдинцев они перехватили дорогу из ущелья и стали действовать мечами. Афшин возвратился с войском. Бабек |203| и его войско оказались окруженными и как они ни старались, не нашли пути к бегству. Подоспел Афшин и захватил его. До ночи нападали и избивали, убили свыше восьмидесяти тысяч. Затем Афшин оставил там одного гуляма с десятью тысячами всадников и пехотинцев, а сам повел Бабека и других пленников в Багдад. Бабека отвели в Багдад с отличительным знаком. Когда взор Мутасима упал на Бабека, он сказал: „О, собака! Для чего ты поднимал смуту, убил столько мусульман?“ Тот ничего не ответил. Он приказал отрезать ему руки и ноги. Бабеку отрезали одну руку, он обмакнул другую в кровь и помазал ею свое лицо. Мутасим спросил: „Эй, собака! Зачем ты это сделал?“ Тот ответил: „В этом есть свой смысл. Вы хотите отрезать мои руки и ноги, — лицо же человека бывает румяным от крови, когда кровь выходит из тела, лицо бледнеет, — вот я и вымазал свое лицо кровью, дабы люди не могли сказать: его лицо побледнело от страха“. Тогда халиф приказал зашить Бабека в сырую бычью кожу, чтобы оба коровьих рога пришлись к его заушным впадинам. Кожа сохла, а его повесили живым, и он висел, пока не умер в мучениях.[477] Имеется целая книга, где много рассказов о восстании Бабека от начала до его гибели. Был захвачен в плен один из палачей, бывших у Бабека. У него спросили: „Сколько ты убил?“ Ответил: „У Бабека было много палачей, что касается меня, то я убил тридцать шесть тысяч мусульман“. И это не считая тех, кого убили другие палачи.[478] У Мутасима было три победы, все были к славе ислама: первая победа — над Румом, вторая победа — над Бабеком, третья победа — над Мазиаром Гябром из Табаристана.[479] Если бы не случилось хоть одной из этих побед, уничтожился бы ислам.[480]

Рассказ. Однажды Мутасим сидел за пированием. Присутствовал кази Яхья сын Аксама.[481] Мутасим поднялся с собрания, отправился в другой покой. Некоторое время спустя он вышел и выпил вина. Три раза он отправлялся в баню, совершал омовение и выходил, требовал коврик для намаза, совершал два риката из намаза и возвращался в пиршественное собрание. Он спросил кази Яхью: „Знаешь ли ты, |204| каковы намазы, совершаемые мною?“ Ответил: „Нет“. Сказал; „Намазы благодарности за благодеяния, которыми удостоил меня бог, великий и преславный“. Яхья спросил: „Что это за благодеяния? если высокий разум заблагорассудит, да соизволит сказать, дабы мы приобщились к радостям“. Ответил: „В это время я лишил девственности трех девушек, они все три — дочери моих врагов, одна — дочь царя Рума, другая — дочь Бабека, третья — дочь Мазиара Гябра“.

В дни Васика[482] опять восстали хуррамдинцы в пределах Исфахана. От них произошло много зла и разрухи. Они бунтовали до трехсотого года,[483] ограбили Гирэ, убили много людей. Снова были побеждены, снова восстали на шаха, нашли убежище в горах Исфахана, грабили караваны, разоряли селения, убивали старого и молодого, жен и детей. Более тринадцати[484] лет они поднимали смуту; ни одно войско не было в силах им сопротивляться, невозможно было проникнуть в те недоступные и укрепленные места, которыми они владели. Но в конце концов их захватили и перебили, а головы носили по Исфахану. Весь ислам возрадовался этой победе. Написали послание о победе. Рассказы о них полностью приведены в „Таджариб-ул-умам“, в истории Исфахана, и в известиях о халифах рода Аббаса.[485]

Что касается правил веры хуррамдинцев, они таковы: они признают разрешенным запрещенное,[486] отвергают все, что является тягостью для тела, они отказались от шариата, как-то: намаза, поста, хаджжа, зякята, они считают дозволенным вино, имущество и жен людей, они удалились от всего, что является религиозной обязанностью. Всякий раз, как они составляют общину, садятся за деловое совещание, речи их таковы: сперва они призывают благословение на Бу-Муслима, на Махди, на Фируза сына Фатимы, дочери Абу-Муслима, которого они называют „мудрым ребенком“.[487] Отсюда известно, каковы основы учения Маздака.[488] Хуррамдинцы и батиниты близки друг к другу, они постоянно стремятся к тому, чтобы каким бы то ни было образом уничтожить иглам. Эти еретики внешне показывают любовь к семейству пророка, — мир над ним! — дабы уловлять людей, когда же забирают силу, прибирают людей к рукам, то стремятся уничтожить божеский закон.[489] Они — враги |205| семейства пророка. Они ни к кому не питают милосердия, ни одно племя неверных не является более безжалостным, чем они. А друг другу они помогают. Учение их упомянуто ради предостережения. Мир принадлежит владыке мира, — да увековечит бог его царство! — рабы принадлежат ему. Еретики побуждают к накоплению имущества, отнимают вспомоществование от заслуживающих помощи от казны, утверждают, что это ведет к сбережениям. Никогда не получится рубахи, если разорвем подол и употребим на заплаты рукава. Слова сего раба вспомнятся тогда, когда они начнут бросать уважаемых и вельможных в эту яму, когда дойдет до ушей звук их барабана, когда тайна их обнаружится. При таком расстройстве владыка мира узнает, что все, что говорил сей раб — правильно говорил, что он проявил соболезнование и доброжелательность к победоносной державе, да удалит всевышний плохой глаз от его времени и от его державы! Да не даст бог врагам государя достигнуть своих желаний и целей! Да украсит бог этот государев двор, его приемы и диван до дня восстания из мертвых людьми верующими! Да не лишит державу приверженцев! Да сделает на каждый день победу, торжество и славу, подобные Наурузу, Мухаммеду и пречистому его роду!

У царей всегда было два казнохранилища, одно — основное казнохранилище, другое — расходное казнохранилище. Имущество, которое получалось, хранилось по большей части в основном казнохранилище. Пока не случилось к тому необходимости, не тратили из основного казнохранилища, а если что-нибудь брали, то брали как бы в виде займа и вместо взятого клали возмещение. |206| Когда об этом размышляют, то не следует всему тому, что поступает на приход итти на расход, а то, если неожиданно придет необходимость в деньгах, придет тревога, и в важном предприятии произойдут замедление и упущение; а в имуществе, которое зачислялось в казнохранилище из поступлений от стран, никогда не бывало замен и перечислений, чтобы расходы производились своевременно и не случалось замедления в дарах, пожалованиях, пособиях и все казнохранилища были бы благоустроенными.