Пусть напишут расчет налогов владения, приведут в ясность приход и расход. От этого такая польза, что получится ясное суждение о расходах, то, что следует, чтобы отбросить и не выдавать (?). Если у докладывающего отчетность будет что сказать относительно прихода, укажет ли он на сбережение или недостачу, пусть выслушают его слова: когда то, что говорят, будет соответственно истине, пусть требуют те налоги, чтобы не произошло по этой причине уменьшение или потери в налогах, чтобы ничего не осталось неясного в делах.[501]

Что касается правильного поведения государя в отношении мирского имущества и дел, то оно — таково: быть справедливым, следовать древним обычаям и правилам царства, не устанавливать плохих обычаев, не давать согласия на неправое пролитие крови. На государях лежит священная обязанность: обследование амилей и дел их, знание прихода и расхода, сбережение имущества и устройство запасов для поддержания и отражения вражеских козней. Государю |210| надлежит так жить, чтобы его не сочли скрягой, но также не быть настолько расточительным, чтобы говорили как о ветряном и моте; а во время дарения пусть соблюдает степень каждого; не дарит сто динар тому, кто заслуживает одного динара, а кто заслуживает сто динар, пусть не дарит тысячу, ибо и чиновность вельмож терпит урон, а еще и люди скажут: „он не знает достоинства и степени людей, не знает права заслуг, не знает людей разума, остромыслия и знания“. Они беспричинно станут обиженными, проявят нерадивость к службе. Еще надлежит с врагом так воевать, чтобы оставалось место для мира, и с другом и врагом так сходиться, чтобы можно было порвать, так разрывать, чтобы можно было сойтись. Не надлежит пить вино до опьянения, разом быть благодушным, а разом недовольным; когда государь немного займется зрелищами, охотой, мирскими удовольствиями, пусть он также время от времени займется воздаянием благодарности богу, милостыней, ночной молитвой, постом, чтением корана, совершением добрых дел, чтобы быть причастным и к вере, и к миру. Муж должен быть умеренным во всех делах, так как пророк соизволил изречь, — мир над ним!: „Лучшее из дел — средина их“, то есть „наилучшее из дел — умеренность, каковая и наиболее хвалима“. Надлежит во всех делах помнить о всевышнем, дабы не произошло несчастия, исполнять по мере сил приказание и запрещение, стараться, чтобы во всяком деле, которое он делает, осталась память; все мирские труды существуют ради доброго имени; надо стараться в делах веры, чтобы всевышний удовлетворил его в делах веры и мирских, чтобы он дал исполнение желаний в двух мирах и все бы его желания исполнил.

Это „Книга о правлении“,[502] вот — написана. Владыка мира приказал сему рабу, чтобы он сделал относительно этого некий изборник, и он поступил согласно приказа: одновременно сразу тридцать девять глав было написано и доставлено на высочайшее благоусмотрение и стало одобрено. Но было очень кратко и после этого сей раб увеличил, прибавил к каждой главе соображения, сделал изложение в ясных выражениях. В четыреста восемьдесят пятом году,[503] когда мы намеревались отправиться в Багдад, мы отдали писцу книг царя Мухаммеду Магриби, чтобы он переписал ясным почерком. А если сему рабу не придется возвратиться |211| из этого путешествия, то пусть он отнесет эту тетрадь владыке мира, чтобы увеличилось предостережение высочайшего благоусмотрения. А владыка мира, утруждая себя, пусть постоянно читает эту книгу! Да не наскучит чтение этой книги, так как в этой книге имеются и совет, и мудрость, и поговорки, и толкование Корана, и предания о посланнике бога, — мир над ним! — и рассказы о пророках — мир над ними! — и жития, и рассказы о справедливых государях, и повествования об ушедших, и рассказы об оставшихся и, несмотря на всю длинноту, она коротка и достойна правосудного государя. А господь лучше знает![504]

История сельджукского государства — неотъемлемая часть истории среднеазиатских народов. Говоря словами академика В. В. Бартольда, „благодаря образованию сельджукской империи огузский или туркменский народ приобрел для мусульманского мира такое значение, какого не имел в средние века ни один из турецких народов“.[505] Туркменская по происхождению династия Сельджуков в лице своих султанов — „великих сельджуков“ — Тогрул-бека (1038—1063), Алп-Арслана (1063—1072), Малик-шаха (1072—1092) объединила под своей властью ряд народов и стран, находившихся на территории от Средней Азии до Сирии и Палестины. Это объединение сопровождалось весьма существенными изменениями в социальной жизни народов Ближнего и Среднего Востока. Определяя значение тюркского завоевания, Ф. Энгельс указывал, что „особого рода землевладельческий феодализм ввели на Востоке только турки в завоеванных ими странах“.[506] Несколько позднее в „Хронологических выписках“ К. Маркс выразил ту же мысль в применении к сельджукскому завоеванию: „их (сельджуков. — Б. З.) появление изменило все отношения в передней Азии“ и „Малик-шах основал в своем государстве ряд ленных владений, раздробивших его царство на многочисленные мелкие государства“.[507] Развитие ленной системы, так называемого икта, закрепощение крестьянства, децентрализация государственного устройства — таковы значительные изменения, без учета которых немыслимо понять историю XI — XII столетий, как европейских, так и азиатских народов.[508]

К сожалению, дошедшая до нас литература сельджукского периода малочисленна и небогата содержанием. Исключение составляет „Сиасет-намэ“, или „Книга о правлении“, — одно из замечательнейших произведений восточного средневековья. Согласно общепринятому до последнего времени мнению, „Книга о правлении“ приписывается Низам ал-мульку, знаменитому вазиру и атабеку упоминавшихся выше султанов Алп-Арслана и Малик-шаха. Непримиримый и яростный враг исмаилитов-асасинов. Низам ал-мульк был убит последними в 1092 г. „Книга“, написанная перед гибелью вазира, является как бы завещанием. Этот общепринятый взгляд на авторство памятника, как нам представляется, нуждается в коренном пересмотре. По-видимому, значительная часть памятника была составлена значительно позднее гибели Низам ал-мулька в начале XII в. Подобный вывод, аргументированный нами подробно во „Введений к изучению“, ни в малейшей степени не меняет установленной еще в прошлом столетии исключительной значимости памятника.

Написанная в форме поучения, богато иллюстрированная различными примерами-рассказами, „Книга“ — острый политический документ, направленный в значительной мере против развития ленной системы и децентрализации государственной власти. „Книга“ призывает к созданию централизованного государственного аппарата, гвардии, широкой осведомительной службы. Надо ли говорить, что в условиях установления военно-ленной системы эти пожелания были утопией, они выражали страх господствующего класса перед крестьянскими восстаниями и иноземными нашествиями.

Представляя в своих рассказах-иллюстрациях таджикско-персидскую литературную традицию, „Книга“ с этой точки зрения является одним из образцов раннесредневековой таджикско-иранской литературы, совершенно неисследованным и нуждающимся в самом пристальном внимании наших литературоведов.