Вряд ли эти сомнения можно сколько-либо аргументировано обосновать ссылками на анахронизмы или исторические неточности. Сложная история бытования рукописи, наиболее старый список которой датируется лишь концом XIII в., не позволяет более или менее строго оценивать ошибки рассказов, относя их исключительно за счет автора. Даже издание Ш. Шефера, выполненное с возможной для европейского ученого тщательностью, внесло в текст сочинения ряд недоразумений, отсутствующих в рукописях, и в некоторых случаях разъясненных тегеранским изданием.[656]
Наши сомнения базируются не на отдельных неточностях и ошибках, а, так сказать, на характере и духе самого иллюстративного материала „Сиасет-намэ“. Известный отрывок из „Чахар-макалэ“ Низами-и-Аруди Самарканди, приведенный со слов поэта Муиззи, характеризует Низам ал-мулька, как человека не только неспособного к поэтическому творчеству, но и не имевшего ни малейшей склонности к поэзии.[657] Даже самое поверхностное рассмотрение иллюстративного материала „Сиасет-намэ“ показывает, что для известного числа рассказов мы находим параллели в стихотворных образцах, частью предшествующих или современных сочинению, частью известных из последующей литературы. К таким отрывкам „Сиасет-намэ“ относятся резделы 10, 19, 136, 139; весьма близки по сюжету с соответствующими разделами „Шах-намэ“ сасанидские разделы „Сиасет-намэ“. Таким образом, мы можем констатировать наличие в рассказах „Сиасет-намэ“ тем, трактовка которых встречалась и в стихотворной форме, и в прозаической. К сожалению, слабая разработка истории памфлетов против еретиков не дает нам возможности остановиться более или менее подробно на этого рода литературе. Тем не менее, нам представляется, существуют достаточные основания предполагать наличие именно стихотворных памфлетов в Иране XI в. Неоднократно употребляемый „Сиасет-намэ“ прием перехода с косвенной речи на прямую подтверждает возможность нахождения стихотворных параллелей к соответствующим отрывкам сочинения, быть может, как раз в памфлетной литературе.
У нас не имеется ни одного доказательства, кроме умолчания о труде Низам ал-мулька в сельджукских сочинениях Раванди и Бондари, которое давало бы нам право говорить о неправдоподобии традиции, сохраняющейся в персидской литературе с начала ХШ в., согласно которой Низам ал-мульк объявлялся автором „Сиасет-намэ“. Более того, в написании Низам ал-мульком политического сочинения, трактующего об основах управления, вряд ли можно видеть что-либо оригинальное по существу дела. Основанием для подобного утверждения является описание церемониала при назначении вазира, приводимое таким великим знатоком придворных обычаев, как Абу-л-Фазл Бейхаки. Такое описание мы встречаем у Бейхаки дважды: первый раз при назначении вазиром Ахмед-и-Хасан Мейменди и второй раз — при назначении вазиром Ахмед-и-Абд-ас-Самад.[658] В обоих случаях Бейхаки упоминает об одном обычае, предшествующем назначению на вазират, что само по себе доказывает не случайность подобного упоминания. Этот обычай состоял в том, что назначаемый на пост вазира чиновник, прежде чем одеться в почетные одежды, передавал государю некий документ, именуемый у Бейхаки мувада'ат. Термин мувада'ат, как и большинство социально-политической терминологии мусульманского средневековья, — полисемантичен. Одно из его значений — контрибуция, налагаемая на завоеванную или находящуюся в вассальных отношениях страну;[659] другое его значение, сохранившееся до настоящего времени в языке, — сообщение друг другу соответствующих мнений по какому-либо вопросу, чаще согласие одного лица на предложение другого. В этом именно смысле термин и применен у Бейхаки в описании церемониала назначения на пост вазира. Описывая назначение Ахмед-и-Хасана, Бейхаки сообщает: „и Бу-Сахль, и Бу-Наср отнесли его (т. е. Ахмед-и-Хасан) мувада'ат. Эмир потребовал чернила, бумагу и написал ответ на каждый раздел, *** мувада'ата своим почерком, скрепил печатью, а ниже совершил клятву, сауканд, и то (все) принесли хадже“, при описании назначения Ахмед-и-Хасана Бейхаки сообщает: „(Ахмед-и-Хасан) написал мувада'ат и послал его к моему начальнику, а эмир своим почерком написал ответ, и все, что тот просил и условий чего касался, утвердил, сделал обязательным“. Как явствует из приведенных цитат, мувада'ат разделялся на главы — баб — и являлся как бы программой, утверждение которой должно было производиться эмиром путем ответов на каждый пункт с последующим приложением государственной печати — тауки — и принесением клятвы.
Неизвестно, существовал ли этот обычай при первых сельджуках. Весьма трудно думать, чтобы Тогрул-бек, завоеватель, мог заниматься подобной процедурой. Получив назначение на пост вазира Алп-Арслана в бытность последнего правителем Хорасана, Низам ал-мульк, вероятно, тоже не имел возможности получить клятву от государя, по отношению к которому по его же собственным словам он пребывал в постоянном трепете.[660]
Тем не менее газневидская традиция не могла отсутствовать при сельджукском дворе, чиновная знать которого с самого же начала сельджукской державы состояла преимущественно из хорасанцев.
Хаджи Хальфа и „Сиасет-намэ“ приводят две даты, когда сочинение могло быть написано: 469 (=1076/77) и 484 (=1091/92) г. Обе даты относятся к правлению Малик-шаха, третьего по счету „великого сельджука“, при котором и завершилось устроение государства при ближайшем участии самого Низам ал-мулька. С этой точки зрения написание трактата об управлении государством именно в этот период кажется весьма естественным. Нужда в таком трактате, который фиксировал бы, по выражению „Сиасет-намэ“, „какие обязанности и как выполняли государи до нас, а мы не совершаем“, несомненно должна была особенно остро ощущаться как раз во время этой созидательной административно-государственной работы. Гораздо труднее определить, к какой именно дате относилось написание Низам ал-мульком своего мувада'ата. Единственным критерием в данном случае может быть лишь фактический материал, относящийся к биографии вазира. Этот именно материал не может не привести исследователя к необходимости проявить большее доверие к дате, указанной „Сиасет-намэ“. В то время как дата Хаджи Хальфы при современном состоянии биографических сведений о вазире вряд ли может быть объяснена по причине отсутствия в источниках каких-либо сведений о мотивах появления подобного назидательного сочинения в 469 (= 1076/79) г., дата, приводимая издателем „Сиасет-намэ“, находит, на наш взгляд, вполне правдоподобное объяснение в событиях, предшествовавших отставке и убиению Низам ал-мулька. Появление подобного трактата именно в эти критические для жизни и политической линии Низам ал-мулька 484—85 (= 1091/92) года находит свое объяснение во всей сложившейся обстановке при дворе. Не говоря уже о том, что необходимость написания такого сочинения могла исходить из субъективной потребности находившегося в опале вазира определить свое отношение к злободневным политическим вопросам с целью убедить султана в своей правоте, появление такого трактата может также быть объяснено фактами реконструкции при сельджукском дворе газневидских бюрократических традиций. Написание политического трактата являлось своеобразным, хотя и несколько запоздалым, оформлением газневидского мувада'ата. В этом отношении весьма характерны слова султана, сказанные при прочтении сочинения и приводимые издателем: „эти все главы написаны так, как хотело мое сердце; к этому нечего добавить. Я делаю эту книгу своим руководством, буду по ней действовать“. Невольно они напоминают тот „ответ“, который давал Масуд б. Махмуд на мувада'ат Ахмед-и-Хасан и Ахмед-и-Абд-ас-Самад. С этой точки зрения также вполне объясним и тот, иначе ничем необъяснимый факт, что написанный вазиром трактат, столь высоко оцененный султаном, был направлен в канцелярию, а не остался на руках государя. Как то отмечено вышеприведенными отрывками из Бейхаки, подобные документы при газневидском дворе считались совершенно естественно государственными документами, в передаче и, очевидно, хранении которых принимал непосредственное участие диван государственной переписки (лично Абу-Наср Мишкан у Бейхаки). Из приводимых издателем сочинения фактов остаются только два факта, не нашедшие пока что объяснения: 1) сообщение об устройстве своеобразного конкурса на написание трактата, в котором, кроме Низам ал-мулька, принимали участие Шараф ал-мульк, Тадж ал-мульк и Маджд ал-мульк; 2) сообщение о последующей после написания переделке Низам ал-мульком трактата с добавлением „в ясных выражениях того, что приличествует каждой главе“.
