Когда казначей исполнил все это и наступил вторник, Азуд ад-даулэ позвал судью и, взяв его за руку, отвел в то помещение, |76| где находилось имущество. Судья удивился этому имуществу и сокровищам. Азуд ад-даулэ сказал: „На этой неделе как-нибудь в полночь жди моего извещения относительно переноски имущества“. Они вышли из того помещения. Судья пошел обратно домой; радость заставляла его сердце трепетать в груди. А на другой день случилось, что прибыл владелец афтабэ. Азуд ад-даулэ сказал ему: „Пойди сейчас же к судье и скажи: „Уже долго, как я терпел и сохранял уважение к тебе, больше не будут переносить; весь город знает, какое было имущество у меня и моего отца, удостоверит мои слова; если отдашь мои деньги, — ладно, а не то я сейчас же отправлюсь к Азуд ад-даулэ, пожалуюсь на тебя, навлеку позор на твою голову, так что мирянам будет пример“. Посмотри, какой ответ даст тебе судья. Если он возвратит твои деньги, — значит все хорошо устроилось, а иначе извести меня о том, что произойдет“. Человек отправился к судье, подсел к нему и таким образом с ним поговорил. Судья пораздумал: „Если этот человек устроит мне неприятность, отправится к Азуд ад-даулэ, а у того закрадется сомнение относительно меня, то он не пошлет имущества в мой дом; целесообразнее отдать человеку его имущество, в конце концов сто пятьдесят афтабэ с золотом и столько сокровищ лучше, нежели два афтаба“. Он сказал человеку: „Немного погоди, ведь я всюду навожу справки о тебе“. Он встал, пошел в покои, позвал его туда, обнял и сказал: „Ты — мой друг, ты для меня вместо сына. Ведь это все я делал ради предосторожности. С того дня я навожу о тебе справки. Слава богу, что снова увидал тебя и освободился от этой ответственности. Твое золото — в сохранности“. Он встал, принес два афтабэ человеку и сказал: „Эти деньги — твои, возьми их теперь и иди куда хочешь“. Человек вышел, привел в дом судьи двух носильщиков, положил оба афтабэ на их шеи, таким образом тащил их до дворца Азуд ад-даулэ.
Когда тот увидал афтабэ с золотом, засмеялся и сказал: „Слава богу, ты добился справедливости. Вероломство судьи очевидно. Если бы ты знал, как я добился того, что ты получил свои деньги“. Вельможи начали расспрашивать, как было дело. Азуд ад-даулэ рассказал все как было. Все удивились. Затем он приказал великому |77| хаджибу: „Отправляйся, обнажи судье голову и ноги, повяжи чалму вокруг шеи и приведи ко мне“. Хаджиб отправился и привел судью в том виде, как было приказано. Судью ввели, он поглядел, увидал, тот человек стоит и держит два афтабэ, сказал: „Я сгорел“, так как понял, что все, о чем с ним говорил, все, что Азуд ад-даулэ ему показывал, было ради этих двух афтабэ. Затем Азуд ад-даулэ на него закричал: „Ты старый человек, ученый и судья, уже на краю могилы, а совершаешь вероломство, нарушаешь доверие. Чего можно ожидать от других? Ясно, все, что есть у тебя, это — из имущества мусульман, за счет взяток. На этом свете я дам тебе наказание, на том — ты сам получишь возмездие. Так как ты человек старый и ученый, я дарю тебе жизнь, но все твое имущество и собственность принадлежат казнохранилищу“. От него отобрали все имущество и собственность, которыми он владел, после того никогда ему не приказывали должность. А два афтабэ возвратили тому благородному человеку.[149]
Рассказ. Подобное этому случилось с султаном Махмудом сыном Себуктегина: пришел один человек, дал султану прошение и сказал: „Две тысячи динар я вручил на хранение городскому судье в хорошо закрытом кошеле, а сам отправился путешествовать. То, что взял с собою, у меня отняли грабители по дороге в Индию, то, что вручил судье, получил обратно. Но когда я принес домой и раскрыл кошель, нашел там медные дирхемы. Пошел обратно к судье. „Я тебе отдал кошель с золотом, а теперь получаю наполненным медью, как это случилось?“ Он ответил: „Ты не показывал мне, что передавал. Разве ты не принес мне закрытый кошель с наложенной на него печатью? Таким же я тебе его и отдал. Я спросил у тебя: „Этот кошель твой?“ Ты ответил; „Мой“. А теперь хочешь обмануть меня“. „Боже, боже, — воскликнул я, — о господин наш! приди на помощь твоему рабу! я не имею средств на один хлебец“. Султан опечалился и сказал: „Будь спокоен. Мне следует принять меры относительно твоего золота. Принеси ко мне тот кошель“. Человек отправился, принес кошель. Махмуд осмотрел кругом кошель, не нашел и следа отверстия, сказал: „Оставь кошель у меня, получай ежедневно три мана хлеба, один ман мяса и ежемесячно один динар от моего управляющего, пока |78| я не приму меры относительно твоего золота“. В полдень, во время, назначенное для полуденного отдыха, Махмуд положил перед собой тот кошель и принялся раздумывать, как могло все это случиться.
Наконец, он решил, что, возможно, было так: этот кошель распороли, золото вытащили, и снова заштопали. У него было золототканое покрывало,[150] очень красивое, брошенное на тюфяк. Он поднялся в полночь, вытащил нож, разрезал приблизительно один гяз этого покрывала и возвратился на свое место. На другой день утром он отправился на охоту, пробыл три дня. Приближенный фарраш, который прислуживал, пришел утром, чтобы почистить тюфяк, увидал изрезанное покрывало, опечалился, испугался, заплакал. А в фаррашханэ был старик-фарраш. Он увидал того фарраша и спросил: „Что случилось с тобой?“ Тот ответил: „Не осмеливаюсь сказать“. „Не тревожься, — сказал, — сообщи мне“. „Кто то, питая ко мне вражду, — рассказал фарраш, — вошел в летнюю опочивальню[151] и разрезал покрывало султана приблизительно на один гяз; если султан увидит, он убьет меня“. Тот спросил: „Видел, кроме тебя, кто-нибудь еще?“ Ответил: „Нет“.
Сказал: „Итак, будь спокоен, я знаю как помочь, научу тебя: султан уехал на охоту, а в городе имеется один штопальщик, пожилого возраста, у него в таком-то месте лавка, имя его Ахмед, большой мастер в штопальном деле, все штопальщики в этом городе его ученики. Отнеси к нему покрывало, заплати ему столько, сколько он потребует. Самый лучший мастер не найдет места, которое он заштопал“. Фарраш взял сейчас же покрывало, отнес в лавку Ахмеда-штопальщика и сказал: „Мастер, сколько ты хочешь за то, чтобы заштопать это, но заштопать так, чтобы никто не заметил?“ Тот сказал: „Половину динара“. Сказал: „Возьми целый динар, но примени все умение, что у тебя есть“. Тот сказал: „Благодарю, будь спокоен“. Фарраш дал ему один динар и сказал: „Сделай только скоро“. Сказал: „Приходи завтра во время дневного намаза и забирай“. Тот пришел днем в назначенное время. Мастер разложил перед фаррашем покрывало и тот не мог отыскать места, где заштопано. Фарраш обрадовался, отнес домой, |79| расстелил так, как оно было на тюфяке. Султан Махмуд возвратился с охоты, пошел в полдень в летнюю опочивальню, чтобы предаться полуденному отдыху, посмотрел, увидел исправное покрывало, сказал: „Позовите фарраша“. Когда фарраш пришел, он сказал: „Это покрывало было разрезано, кто исправил?“ Сказал: „О господин! оно никогда не было разорвано, лгут“. Сказал: „Эй, дурак, не бойся! Разрезал его я. У меня был кое-какой умысел. Скажи же, какой штопальщик исправил это покрывало, кто так прекрасно работает?“ Сказал: „О, господин, такой-то штопальщик; твой раб чуть заметил, испугался; такой-то фарраш мне посоветовал“. Султан Махмуд сказал: „Приведи его сейчас же ко мне, скажи: тебя султан зовет. Когда придет, доставь его сюда“. Фарраш отправился, привел штопальщика. Увидев один на один султана, штопальщик сильно испугался. Султан спросил его: „Эй, мастер, не бойся, подойди, это покрывало ты заштопал?“ Сказал: „Да“. Сказал: „Очень умело ты сделал“. Сказал: „Хорошо устроилось благодаря счастью владыки“. Спросил: „В этом городе нет другого мастера, кроме тебя?“ Ответил: „Нет“. Сказал: „Мы у тебя кое-что спросим, отвечай по правде“. Ответил: „Чего лучше того, чтобы говорить государю правду“. Спросил: „В течение этого года не штопал ли ты в доме кого-либо знатного кошель из зеленой дибы“. Ответил: „Штопал“. Спросил: „У кого?“ Ответил: „В доме городского судьи. Он дал мне два динара платы“. Спросил: „Если этот кошель увидишь, узнаешь?“ Ответил: „Узнаю“. Махмуд сунул руку под тюфяк, вытащил кошель, дал штопальщику и спросил: „Этот кошель?“ Ответил: „Да“. Спросил: „В каком месте ты заштопал?“ Тот показал пальцем и ответил: „Здесь штопал“. Махмуд поразился добротности штопки и спросил: „Если понадобится, можешь ли дать показание перед судьей?“ Ответил: „Почему не дать?“. Махмуд сейчас же велел кому-то позвать судью и послал за хозяином кошеля. Судья явился, поздоровался и по обычаю присел. Махмуд обратился к нему и сказал: „Ты — человек старый, ученый, я дал тебе судейство, вручил тебе имущество и кровь мусульман, оказал тебе доверие, а ведь в этом городе и стране имеется две тысячи людей более ученых, чем ты, и все они пропадают втуне. Допустимо ли, чтобы ты совершал вероломство, нарушал оказанное доверие, захватывал достояние мусульман, обездоливал |80| их. Судья сказал: „О, господин! Что это за слова. Кто говорит, что я так сделал?“ Сказал: „Это ты сделал, лицемерный пес“. Затем он показал ему кошель и сказал: „Вот то, что тебе было доверено, а ты распорол, вынул золото, положил медь вместо золота, кошель же отдал заштопать и передал хозяину денег закрытым и запечатанным. Таковы твое поведение и честность!“ Судья сказал: „Никакого кошеля я никогда не видал, ни о деле этом ничего не знаю“. Махмуд приказал: „Приведите этих обоих людей“. Один из слуг отправился, привел хозяина кошеля и штопальщика. Махмуд сказал: „Эй, лгун, вот хозяин золота, а вот — штопальщик. Он этот кошель заштопал вот здесь“. Судья смутился, так задрожал от страха, что не мог вымолвить ни слова. Махмуд сказал: „Возьмите этого пса и смотрите за ним, пусть он отдаст сейчас же деньги этому человеку, а не то порублю ему шею“. Полумертвого судью увели от султана, поместили в караульне, потребовали денег. Судья сказал: „Позовите моего управляющего“. Управляющий пришел. Судья дал ему указания; тот принес две тысячи полновесных золотых нишапурских динар. Их передали хозяину золота. На другой день Махмуд во время разбора жалоб всенародно огласил вероломство судьи. Потом приказал привести судью и повесить вверх ногами на зубце дворцовой стены. Вельможи заступились, человек, дескать, старый, ученый. Судья предложил выкупить себя за пятьдесят тысяч динар. Это имущество с него взяли и сместили с должности.[152]
