– И где ты, когда так нужен? – задаю вопрос в никуда, мысленно ругая бывшего.

Набираю Марину – абонент недоступен, с номерами Веры и Аллы то же самое.

– Да вы что, блин, сговорились? – мычу от негодования и беспомощности.

Почти набрав маму, скидываю, потому как срывать с места родителей, не лучшая идея. В этот момент осознаю, что есть лишь один человек, который готов прийти на помощь. Голой и распластанной на полу он меня уже видел, так что напугать его не получится, а стеснение в моём положении, сделает только хуже.

Ворон

Незыблемое правило: ложь порождает ещё бо́льшую ложь. Не приняв его в расчёт, солгал Олесе, забыв, что она не одна из тех, кто легко соглашается на секс с едва знакомым мужчиной. Обиделась. Искренне и глубоко. Заметил застывшие слёзы. Пожелала, чтобы я убрался к любой существующей матери, лишь бы исчез и растворился в пространстве. Уверен, скажи я такое на самом деле, мне бы не досталось даже поцелуя.

С ней всё не так, как я привык: шаг вперёд – десять назад. Слова, произнесённые наутро после свадьбы Миши, стали своего рода спусковым крючком, вызвавшим интерес к милой девушке, не приемлющей мимолётные отношения. Я хочу получить её, но снова и снова ошибаюсь, совершая неверные манёвры.

Идиот.

Впервые меня беспокоит, что подумает обо мне женщина. Впервые, настолько остро и болезненно. Впервые я вообще думаю о подобном.

Она однозначно плохо на меня влияет, прогибая под себя и вкладывая в мою голову не только мысли о себе, но и обо всей этой лаже, что зовётся «отношения». Предполагаю, что одна ночь меня не устроит, и я обязательно сорвусь в Олесю снова, пока не получу насыщение или влюблённый взгляд, который, как правило, меня мгновенно отрезвляет, заставляя прощаться и уходить, не оборачиваясь.

– Откуда ты взялась, Олеся?..

Еду по ночным улицам в никуда, обдумывая, как поступить. В общем-то, никак, потому что доступ перекрыт, и Коршунова заблокирована для меня основательно. Мысли об Олесе прерываются звонком Яны.

– Ну что, Робин Гуд, помог беспомощной женщине? – язвительность Макаровой проявляется во всей красе, и если раньше едкие замечания вызывали восхищения, то сейчас просто раздражают.

– Помог.

– Надеюсь, милая Олеся помощь оценила и отблагодарила тебя как следует? – Намёк на благодарность натурой в любом другом случае вызвал бы улыбку, но не сейчас.

– Допустим.

– Молодец, Макс. А мы успокоили молодых людей, напоили чаем, и Вероника проследила, чтобы дверь соседнего офиса была заменена до конца рабочего дня. – Молчу, ожидая продолжения. – К делу. У меня накопилось много отгулов. Неожиданно получила приглашение отправиться в Питер на три дня, поэтому завтра утром улетаю. По Щурову закончишь?

– Не вопрос. – В некоторой степени даже рад, что Яны не будет несколько дней. Любое упоминание Олеси, или же намёк на сотрудничество с соседкой, вызывает неоднозначную реакцию. – Завтра у меня заседание по Ткаченко, в четверг Щуров.

– И да, в среду последнее заседание по разводу Свистуновых. Но там соглашение и оговорённый график посещения детей. Консенсус достигнут, остались лишь несущественные детали. Придётся взять и их.

– Без проблем. Ты давно не отдыхала, несколько дней в Северной столице пойдут тебе на пользу.

В некоторой степени я рад тому, что Яна кем-то увлеклась, оставив попытки склонить меня к партнёрскому браку.

– Вот только документы по Свистуновым у меня дома, а самолёт в семь утра…

– Я в твоём районе, могу заехать.

– Тогда жду, – слышу, что произносит она это с улыбкой на губах, словно я действую по плану.

Такие моменты озадачивают, но потрачу немного времени, чтобы освободить Макарову от дел и позволить переключить внимание на кого-то более достойного. Через пятнадцать минут поднимаюсь на нужный этаж и нажимаю на звонок. Дверь отворяется, являя мне отца. И если бы он просто заглянул к Яне по делу, что вполне приемлемо, потому как сам так действовал не раз, то вопросов бы не возникло. Но родитель стоит передо мной в одном полотенце, прикрывающим бёдра. На пару секунд впадаю в прострацию и решаю, что забыл адрес Яны и оказался в ином месте.

– Привет, сын!

– Привет… – выдавливаю с трудом, замечая, как за спиной отца появляется Яна в тонком шёлковом халатике на голое тело.

Пазл складывает мгновенно, а улыбка Макаровой просто кричит: «Удивлён?».

– Поговорите, а я в душ, – удаляется вглубь квартиры, пока в голове роятся вопросы.

– Удивлён?

– Да. Потому что, во-первых, недавно ты претендовала на меня, а во-вторых, ты стара для отца. По меркам его предыдущих «невест».

– Ну спасибо, Макс, – зло прыскает, протягивая мне папку и облокотившись на дверь. – Хотя, куда мне до милой Олеси, не правда ли? И рядом не стояла. Я просто подумала, если я рассматривала набор твоих генов для потомства, то почему не обратиться к носителю постарше?

– Насколько я понял, ты планировала семью, а не получение статуса матери-одиночки. Планы изменились?

– Отнюдь. Твой отец подал на развод, – и, видимо, в этот момент изумление на моём лице настолько очевидно, что Яна продолжает: – Да-да, представь себе: ни одна двадцатилетняя девочка не смогла заставить его развестись с твоей матерью, а старуха, – указывает на себя, – сделала это за неделю.

– Он на тебе не женится.

– Уверен? – маячит перед моим лицом правой рукой, на безымянном пальце которой красуется помолвочное кольцо с внушительным бриллиантом. – Я сказала «да».

– Если ты не в курсе, он четыре раза подавал на развод официально, но забирал заявление за пару дней до срока. Так что, в случае моего отца, слова не показатель.

На секунду Яна сжимается, вероятно, не зная о подобных нюансах, но тут же собирается, расправляя плечи, и прежде чем закрыть дверь, с улыбкой произносит:

– Можешь называть меня мамой.

Сказать, что я удивлён – ничего не сказать. Я в ступоре и недоумении, которое выражается в желании стоять и изучать дверь в квартиру Макаровой. Мысль набрать отца схлопывается пониманием, что он сейчас в душе и, возможно, Яна в данный момент трёт ему спинку. От яркой картинки тошнота подкатывает к горлу, а желание никогда не знать того, что сейчас было мною услышано, невероятное.

Плетусь к машине, переваривая мысль, что Макарова имеет все шансы стать моей мачехой. Именно в этот момент звонит телефон и на экране высвечивается «Олеся». Решила высказать всё, что думает обо мне?

– Олеся Дмитриевна, если вы хотите сказать, что я сволочь, не напрягайтесь – я в курсе, – произношу, как только принимаю звонок.

– Помоги… – тихий писк и подавленность в голосе организует всё моё существо, заставив сосредоточиться лишь на ней.

– Что случилось? – завожу машину и срываюсь с места в направлении её дома.

– Упала в душе и не могу пошевелиться. По-моему, я что-то сломала.

Чёрт! И ещё сто раз чёрт! Вот не нужно было оставлять без присмотра неугомонную, хоть и рассерженную, особу. По шкале вероятности получения травм от одного до десяти, у Олеси сегодня уверенные двенадцать.

– Я буду через десять минут.

Отключаюсь и, сосредоточившись на дороге, мчусь к Коршуновой. На всякий случай обзваниваю травмпункты на предмет работы рентгена и возможности оказания экстренной помощи, и нахожу тот, где нас точно примут. Нужно быть готовым к тому, что полночи придётся таскать её на руках и носиться по городу.

Заскакиваю в лифт с мыслью, что дверь квартиры может быть заперта. В этом случае придётся найти слесаря, что является проблемой в девять вечера. На моё счастье, дверь поддаётся, и я рвусь в ванную комнату, чтобы увидеть скорченную Олесю в душе.

– Я здесь, – выключаю воду и присаживаюсь на корточки, чтобы оценить масштабы трагедии. И сейчас обнажённое тело вызывает не желание, а беспокойство.