– Свадьба – это ритуал, традиция. А брачный договор – желание перенести на бумагу чувства, зафиксировав их в списке прав и обязанностей. Но ведь любовь – это нечто неосязаемое, тонкое и невидимое, а брачный договор словно оскверняет то, что испытывают люди. Я бы никогда не согласилась на такое.

– Рассматривайте это, как гарантию и безопасность в случае непредвиденных обстоятельств.

– А зачем тогда вообще вступать в брак, если тебя не оставляет мысль об этих самых обстоятельствах?

– Чтобы дать понять женщине, что она единственный выбор мужчины. – И сейчас Ворон нагло вывернув мои слова, использует их против меня. – И мы вернулись к тому, с чего начали. – В этот момент проводит пальцами по моей щеке, и от неожиданного ласкового жеста по спине волной проносятся мурашки.

Два дня силилась вспомнить о проведённой вместе ночи, но картинки заканчивались жарким поцелуем и платьем под ногами. Моё тело уверенно заявляло, что ничего не было, а адвокат убеждал в обратном. Кому верить: собственным ощущениям или заверениям мужчины?

Ворон поднимает меня и несёт на кухню, усаживая на стул.

– Мне спокойнее, когда я могу контролировать ваши действия, иначе вы точно сегодня свернёте шею.

– Я не настолько беспомощна, – скачу на одной ноге, чтобы попить воды и показать Максиму, что я вполне способна обслужить себя сама. – Сама водички набрала, – салютую стаканом.

– Лучше сядьте, – и вроде произносит спокойно, но понимаю, что мне лучше подчиниться.

Он и так сегодня сосредоточен на мне, отложив в сторону все планы и намеченные встречи.

– А вам в офис не нужно?

– Важная встреча была утром с Щуровым и его женой. А кроме меня там есть Яна и отец.

– Отец? – понимаю, что Ворона-старшего я ни разу не видела. – Вроде бы вы работали вдвоём?

– До недавнего времени так и было, – бросает Максим, нарезая мясо небольшими кусочками и перебирая мои запасы круп, чтобы определиться с гарниром. – Отец создал и развил фирму, но в определённый момент решил, что устал бегать по судам и копаться в грязном белье женатых людей. Передал мне дела и ушёл на покой. С Яной мы давно знакомы, учились вместе. Поэтому, когда дело отошло мне, пригласил её стать партнёром.

– А почему отец вдруг решил вернуться? Соскучился по судам и грязному белью?

– Всё предельно банально – деньги закончились. Его молоды пассии требуют финансовых вложений, а меняет он их стабильно раз в полгода.

Ворон усмехается, словно образ жизни родители вполне привычен и не вызывает удивления. А я на секунду представляю своего папу, скитающегося по женщинам, и отчего-то становится противно.

– А ваша мама?

– У неё аналогичный образ жизни.

– Это как? – не совсем понимаю, о чём говорит Максим.

– Так, Олеся, – Максим закидывает мясо в сковороду, накрывает крышкой и садится напротив. – У отца юные девочки, у мамы молодые мальчики.

На миг зависаю, но картинка, описанная Вороном, никак не встраивается в моё понимание отношений.

– Они разведены?

– Нет. Они женаты уже сорок лет. Но у каждого своя личная жизнь.

– Вы имели в виду свою семью, когда говорили, что некоторые неспособны выстроить отношения, потому что не знают, как правильно? – вспоминается наш разговор в доме тёти Раи, и сейчас становятся понятны убеждения Ворона.

– Да, – он становится серьёзным, потому что, кажется, впервые готов делиться с кем-то причинами, по которым стал таким. – Отец последние двадцать лет знакомил меня со своими девушками, а мама с новыми ухажёрами, но при этом они всегда позиционировали себя, как крепкую и дружную семью. Я не сразу понял, что это неверный формат отношений в общепринятом смысле, и был невероятно удивлён, когда мне сказали, что они исключение из правил. Но мой пример семьи именно такой. Родители состоят в браке, но имеют право на свободу личной жизни. Мне до кровавых соплей доказывали, что это неправильно, и супруги должны сохранять верность партнёру. Но когда я столкнулся с разводами, понял, что это всё лишь слова: все всем изменяют. И разница лишь в том, что кто-то попадается, а кто-то нет. С того самого момента я решил, что брак мне не нужен. При знакомстве я сразу оговариваю, чтобы женщина не рассчитывала ни на что, кроме проведённой вместе ночи и прощания с рассветом. С моей стороны честность, с её – отсутствие иллюзий на мой счёт.

Слова испаряются, а я смотрю на Максима, наконец понимая, что его таким сделали: циничным, чёрствым и неспособным на чувства. Бесконечная вереница женщин в его жизни – его осознанный выбор. Он видел так много низких поступков, что с трудом может поверить в любовь и единственный выбор. Но ведь он даже не попробовал, и видимо не хочет, довольствуясь лишь моментами. Но в таком случае возникает вопрос:

– А почему вы мне такого не сказали?

– Я говорил, – поднимается, чтобы посмотреть на готовящееся блюдо, – просто вы не помните.

И как бы я ни была пьяна, увлёкшись шампанским и падая с ног от напряжения рабочей недели, согласиться на такое не могла. Прозвучи его слова в перерывах между поцелуями, непременно оборвала любые поползновения и провела ночь в одиночестве. Именно легкомысленное отношение Ворона к подобным моментам, вызвало бы во мне полное непринятие. Поэтому сейчас его последние слова кажутся сфабрикованными и фальшивыми. Внутри клокочет обида и негодование, потому что он так легко приписал то, что мне несвойственно.

– Уходите, – произношу с надломом. – Сейчас.

– Олесь… – повернувшись, впивается непонимающим взглядом.

– Уходите, пожалуйста, – глаза щиплют слёзы, готовые преобразиться в нескончаемый поток. – Спасибо за помощь, но я прошу вас уйти, – смотрю сквозь Максима, ожидая, когда он оставит меня одну.

Задерживается с решением на некоторое время, но затем идёт в комнату, берёт вещи и через несколько секунд щёлкнувшая входная дверь извещает, что я теперь одна.

Именно поэтому, несмотря на явную симпатию и желание вновь ощутить его ласку, соблюдаю дистанцию. Чем больше Максим вспоминает о ночи в субботу, тем больше убеждаюсь – ничего не было. Подсказывает ли так моё тело, интуиция или брошенные им слова, не знаю. Но я не хочу быть одной из тех, кто покидает его объятия с рассветом, не узнав даже имя.

Выключаю плиту, наплевав на не доготовленное блюдо, и скачу в комнату, чтобы ничком упасть на кровать, в который раз вспомнив наш разговор. Словно ради забавы, он задался целью приблизиться ко мне и заполучить любым способом, или я слишком много себе придумала? Возможно, имеет место спортивный интерес, когда упёртая цель не желает делать так, как хочет мужчина. Или же, я сделала ошибочные выводы и совсем ему неинтересна. Не имеет значения, потому что теперь максимум, на что я согласна – приветствие в лифте и короткие беседы.

Вдоволь пожалев себя, решаю пойти в душ, чтобы смыть события сегодняшнего злополучного дня. Кажется, всё просто: доскакать до ванной, раздеться и залезть под прохладную воду. План срабатывает, и вот я уже с удовольствием стою под потоком воды, прикрыв глаза, а на выступе лежит телефон, откуда доносится любимая песня. Намылив голову, взбиваю пену, которая попадает в глаза и неприятно щиплет. И пока промываю, чтобы иметь возможность дотянуться до геля, забыв о больной ноге, становлюсь на неё. Боль пронзает до самого колена, и от неожиданности происходящего, подгибаю раненую конечность, прыгая на второй и забыв, что с меня стекает мыльная пена, на которой я поскальзываюсь и, размахивая руками в попытке за что-нибудь ухватиться, падаю ничком.

Замираю, опасаясь пошевелиться и усугубить ситуацию.

– Да что ж за день-то такой… – скулю и почти плачу от жалости к самой себе.

Попытка подняться оказывается неудачной, потому что в районе шеи простреливает. По-моему, я повредила вторую ногу, потому что движение конечностей приносит ноющую боль. Несколько минут лежу в таком положении, обдумывая варианты выхода из ситуации, приходя к выводу, что подняться без посторонней помощи и добраться до кровати не смогу. Медленно тянусь к телефону и сразу набираю Даню. Не берёт трубку. Сегодня он прислал больше двадцати сообщений и позвонил несколько раз в тот момент, когда мне делали рентген и Ворон вёз меня домой, но сейчас гудки рассекают пустоту.