Ну вот. Опять момент испортили. Сажусь ровно, произношу максимально ровно и хладнокровно.

— Ну что я сделаю, если мне нравятся постарше. Это к психологу. Знаешь, у всех недолюбленных папочкой беды с башкой. Поедем? Я хочу душ принять.

Алексей

— Чем вкусным пахнет, — я ввалился на рогах в квартиру и швырнул ключи на тумбочку. Стащил туфли и сразу пошел в кухню. На часах девять, а у нас работает общепит. Захожу. Вижу Василису в муке, со скалкой в руке.

— Смело, и чем в это раз маешься? Коле хот-доги готовишь? — фыркнул слишком недовольно.

— Пиццу, — хмыкает, отложив скалку, — не Коле.

Берет тесто в руки и подкидывает, как в кулинарных передачах, ловко переворачивает и поднимает взгляд на меня.

— Ты рано. В клубах нынче плохо развлекают?

— Я смог справиться с делами раньше положенного, но если мешаю, то, пожалуй, вернусь назад к тусовке, — иду к выходу, с намерением зайти к Коле, хотя парень сегодня отдыхает, на смене Андрей.

Тут мне в спину что-то прилетает. Оборачиваюсь, недоумевая, и вижу хищный взгляд на лице девчонки.

— Раз пришел раньше, переодевайся и помогай!

— Я только дегустировать умею, остальное просто испорчу, но если ты настаиваешь.

Настроение почти не испорчено. Да и к чему его портить. Я уже который день наблюдаю за тем, как эта мелкая пигалица занимается домашними делами. Успокоилась. И мне это на руку. Пусть лучше об учебе думает да пребывает в нормальном расположении духа. Не за горами нас ждёт результат теста. Я уже почти смирился с тем, что у нас есть вариант стать родителями. Только как дальше быть с тем, что происходит между нами? Я категорически против любых сексуальных контактов с ней. Я боюсь той зависимости, которую может вызвать женское тело. Она у меня была много лет назад в запущенной форме. До одури в голове и теле. А потом много лет искоренял из себя остатки любви. Эти корни не поддавались мгновенному искоренению, и это меня злило.

Она не Инна, далеко не она. Но много едва заметных жестов, которые постоянно напоминают о женщине, которую так и не сумел сделать своей. Малышка же тянется ко мне. Слишком даже. Но это неправильно. Я не хочу вновь просякнуть ароматом похоти и порока. Мне даже сейчас сложно просто игнорировать близость этой маленькой вздорной крошки.

Сбегаю к себе и переодеваюсь в футболку и спортивные штаны. Возвращаюсь и падаю на стул. Ворую несколько кусков болгарского перца и пытаюсь утолить голод.

— Ещё долго?

— Если ты будешь не только есть, но и помогать, будет быстрее, — хмыкает девчонка, раскладывающая ингредиенты на тесто. — Ты любишь поострее? Или помягче?

— Гм, это с какой стороны посмотреть, — ответил в тон и только потом понял, что между нами повисла пауза.

— Я руки забыл вымыть, мешать не буду.

Встаю со стула и ретируюсь в ванную. Слишком по-домашнему стало сейчас. Может случиться анафилактический шок. У меня, а я давно не мальчик. Ухмыляюсь сам себе в отражение, включаю воду и мою лицо настойчиво, с особым рвением. Не спешу выходить из ванной, критически рассматриваю свое заросшее щетиной лицо и скалюсь. Совсем зарос за время отпуска, пора бы посетить парикмахера перед выходом на работу.

— Как дела с пицце…

Не успеваю договорить, вижу, что в одиночку тащит огромный лист с пиццей и едва не роняет его себе на ноги.

Хватаю полотенце и перехватываю наш поздний ужин, героически спасаю его.

— Что с пальцами, покажи.

Вижу, что ошарашено смотрит на ладошку и кусает губы. Раскрывает ладони, вижу что обожглась.

— Поторопилась, не подумала, — бурчит недовольно.

— Руку под воду живо.

Командую как то резко и раздражённо.

— Сильно болит?

— Жить буду, — пытается ерничать, пока на ладонь не попадает вода. Закусывает губу, сдерживая вскрик, и ругается, — чёрт.

Подхожу ближе, смотрю через плечо и понимаю, что наливается волдырь.

— Руку не вынимай из под крана.

Беру Василису за запястье и требовательно засовываю ладонь под холодную поточную воду.

Мы слишком плотно стоим друг к другу, а я не могу бросить эту стерву, вытащит руку раньше времени, ожог не отдаст всю свою силу воде.

— У тебя щека в муке, — говорю с улыбкой, свободной рукой стирая остатки белого порошка.

— Когда ты стоишь так близко, мне трудно дышать, — брякает невпопад девчонка, пытаясь повернуться лицом ко мне.

— Тебе плохо? Тошнит? — бросаю руку и поворачиваю девчонку к себе лицом, — только не ври.

Она не отвечает ничего, поддается порыву, приподнимаясь на носочки и целуя меня. Ни борода колючая её не смущает, ни ожег на ладони. Её губы берут мои губы в сладкий плен.

Дрянь. Вновь за старое. Беру ее за плечи и отрываю от губ, гневно сотрясаю так сильно, что клацает зубами.

— Ты решила воспользоваться моментом?

— Сделала, как чувствовала, — ответила с досадой, — мне не стыдно. По крайней мере, я честна и с собой, и с тобой. Ты предпочитаешь бегать от своих порывов, а я им подаюсь.

— Ты в этом так уверена?

Отпускает взгляд, как мне показалось, на мои руки, затем поднимает его и смотрит мне в глаза.

— Ну, давай, скажи какая я самонадеянная и вздорная малолетка, как будто я не слышала этого уже миллион раз.

— Я тебя не хочу, так понятно, — хмыкаю максимально правдиво, насколько это возможно.

— Мы с тобой оба знаем, что это неправда, — снисходительно усмехается в ответ. А затем миролюбиво поднимает ладони, раненную и здоровую, — но продолжай врать себе, раз тебе это необходимо.

Нервно сглатываю и только сейчас понимаю, что смотрю не ей в глаза, а на халат, под которым вздымается ее грудь. Девочка взволнована, отчаянна, как никогда. А я тянусь к собственной футболке и одним рывком снимаю ее с себя. Ухмыляюсь и не свожу с Василисы хмельного задурманенного желанием взгляда.

— И что мне делать с тобой?

Замерла, будто глазам не верит. Смотрит одновременно ошарашено и восхищённо.

А затем поднимает руки к пояску халатика, одним рывком развязывает его, дёргает плечами, и он падает к ее ногам.

— Я думаю, ты знаешь, что делать, — отвечает хрипло.

— Ну, уж нет, покажи мне, на что способна молодая и похотливая стерва, — насмешливо рассматриваю ее разрумяненное личико, а моя рука самовольно прикасается к треугольнику.

Прикрывает глаза, кусает губы, чтобы не дать сорваться громкому стону.

— Ты сводишь меня с ума, — выпаливает отчаянно и резко запрыгивает мне на руки, опоясывая мои бёдра своими стройными ножками, а руками крепко обвивая шею. Целует, жадно, жарко, безудержно. Чувствую, что она дрожит в моих руках, и прижимает к себе так крепко, будто боится, что убегу.

Дрянь. Так жарко прижимается. Меня сейчас порвет от дикого желания. Но я должен отыскать презервативы прежде, чем вновь рехнусь и не воспользуюсь защитой.

Перебрасываю Василису через плечо и поспешно шагаю к тумбочке, шлепнув смеющуюся заразу по заднице. Хватаю упаковку презервативов. Блять. Достала. Я ее всю использую на ней, чтобы вытрахать из себя ее всю. Хочу, чтобы попустило и отпустило. Может хотя бы так я смогу поймать душевное равновесие.

Бросаю девушку на кровать и снимаю штаны с трусами, переступаю и приближаюсь к кровати. Смотрит на мой член и не шевелится. Тяну ее за ногу к себе, целую щиколотку и сразу предупреждаю:

— Я люблю жёсткий секс, ты готова?

— Я знаю, ведь была здесь в прошлый раз, и ты меня не щадил, — хмыкает, хотя вижу, что в глазах есть легкое волнение. — Покажи мне, как ты любишь, — заявляет решительно, — научи меня.

Научить? А потом хвататься за голову от того, что крышу рвет? Однозначно нет. Не сейчас, когда хочу ее просто трахнуть. Хватаю ее за хвост и тяну на себя, заставляю склониться к ноющему члену.

— Открой свой язвительный ротик и сделай ему приятно, малыш.

Я блаженно застонал, когда член коснулся влажных губ. Осторожно лизнула, поцеловала головку.