– Знаешь, – вздохнул вдруг Вагариус, подняв глаза к небу, несколько минут назад ставшему светло-лиловым. – Император ведь вырос на моих глазах. Я помню его с того возраста, когда он еще не умел разговаривать, только сидел или лежал на руках у своей матери и внимательно смотрел на все, что его окружало. Он был одновременно и похож, и не похож на Альго.

– Да? – осторожно спросила София. – А почему?

– Арен напоминал Альго внешне – смуглая кожа, карие глаза, темные волосы. Но чем взрослее он становился, тем больше удивлял всех своим поведением. Агата и Александр еще маленькие, поэтому тебе сложно понять, о чем я говорю… Когда Альго становятся подростками – это взрывоопасно. Они вспыльчивы и крикливы, очень несдержанны, и, прежде чем они научатся контролировать собственные эмоции, проходит время. К примеру, Аарон с десяти до пятнадцати лет был полнейшим кошмаром. Он и потом периодически вспыхивал и что-нибудь сжигал, если злился, а Арен – никогда. Он оказался очень любознательным, обожал учиться, мечтал стать охранителем и полагал, что Венец ему не достанется. А если кто-то пытался доказать обратное, Арен хмыкал и отвечал: «Резерв у нас одинаковый, поэтому Венец выберет старшего». То ли он действительно в это верил, то ли просто надеялся. А я надеялся, что принц ошибается. Арен всегда нравился мне больше остальных первых наследников, сильнейших Альго, и мне хотелось, чтобы трон достался ему.

– Не жалеешь? – поинтересовалась София тихо, и Вано покачал головой:

– Нет. Последние восемь лет я смотрел на него и жалел только об одном – у меня не было такого сына. То ли я плохой отец, то ли… ладно. Арен, никогда не желавший становиться императором, выполняет свой долг с честью. В первый год правления он из кожи вон лез, чтобы во всем разобраться, и совещания тогда длились гораздо дольше, чем сейчас. У меня складывалось впечатление, что он вообще не спит, я сочувствовал ему и в то же время – я им гордился. И сейчас горжусь. – Вагариус вздохнул. – Император смог вернуть мне внучку.

София ожидала, что Вано скажет: «Однако не смог сдержать слово», – но он этого не сказал.

– Я жалею о другом, Софи. То, на что вы обрекли друг друга, – это тяжело. Каждодневная боль, унижения, постоянная ложь, встречи урывками… Но я понимаю, почему вы это сделали.

– Понимаешь? – прошептала София и улыбнулась сквозь слезы, когда Вано обнял ее и погладил по голове.

– Конечно, понимаю.

С родовой магией у них так ничего и не получилось. Они тренировались у Софии в комнате почти до ночи – Вагариус показывал щит и, взяв девушку за руки, пытался создать его вместе с ней, но София так и не поняла, как это нужно делать.

– Аристократы растут, зная про свою родовую магию с детства, – говорил Вано успокаивающе – он не отчаивался, а продолжал надеяться, что у нее получится щит. – Это знание вливается в них постепенно и естественно, и учить этому толком не надо, родовая магия просто просыпается в определенный момент времени. Видимо, она проснется и у тебя, когда ты осознаешь, что она есть.

София не представляла, как это можно осознать, но не огорчалась из-за неудач. Подумаешь, родовая магия! Конечно, обладать ею замечательно, но куда замечательнее найти такого дедушку, каким стал для нее Вано.

Количество «прекрасных» новостей для этого дня уже начинало зашкаливать, и идти еще и к Ванессе демонски не хотелось, но Арен все-таки пошел. Иначе придется притормозить расследование, а найти оставшихся последователей брата гораздо важнее, чем отдых, остро необходимый при накопившейся физической и моральной усталости императора.

Ванесса, выглядевшая бледной и изможденной, будто ее пытали и не кормили по меньшей мере неделю, согласилась на запись воспоминаний в кристалл памяти почти сразу. Арену даже стараться не пришлось – он просто предложил жене брата обменять воспоминания на возможность один раз встретиться с Анастасией и Адрианом, когда его найдут. Она кивнула и, внимательно поглядев на императора, прохрипела:

– Ты мог бы и не спрашивать…

– Я уже говорил, что не похож на твоего мужа, – сказал Арен, рассматривая синяки на шее женщины. – К тебе ведь должен был заходить врач. Почему следы до сих пор видны и голос такой хриплый?

– Заходил врач из комитета, – произнесла Ванесса сипло и кашлянула, опуская глаза и еще больше бледнея. – Записал в протоколе, что угрозы для жизни нет, а все это само пройдет через неделю.

Император усмехнулся, не удивившись, – он прекрасно знал, что врачи дознавательского комитета старались не облегчать жизнь задержанным преступникам. Естественно, они всех лечили, но недолечивали и зачастую не до конца обезболивали. Арену рассказывал об этом сам Гектор – он как глава комитета закрывал на подобное глаза, считая, что не нужно проявлять излишнее рвение в лечении преступников и то, что может пройти само, пусть само и проходит.

– Я пришлю к тебе Тадеуша, – спокойно заметил Арен, разворачиваясь к камину, и не отреагировал на почти неслышное «спасибо», сказанное уже ему в спину.

За ужином император не снимал эмпатический щит, не желая погружаться еще и в эмоции Виктории. Он и так понимал, что она должна чувствовать, узнав про проклятие, наложенное Аароном, – обиду, растерянность и боль за предательство. Все это он чувствовал и сам, с той только разницей, что хорошо понимал – брату на самом деле была безразлична Виктория, он хотел достать именно Арена. Он использовал его жену для достижения цели и, возможно, надеялся, что эмпатическое проклятие разрушит покой императора и ему окажется тяжело удерживать Венец.

Наверное, так бы и было, если бы Арен любил Викторию – ее невыносимое поведение потихоньку подтачивало бы его выдержку, заставляя переживать, нервничать и срываться. Хотя… надо смотреть правде в глаза – если бы Арен любил жену, он бы докопался до истины еще тогда, восемь лет назад, когда все это только началось. Он бы пригласил не одного шамана, а десять, двадцать, тридцать – да сколько угодно, лишь бы найти разгадку. Он бы убедил Викторию посещать психотерапевта и учиться контролировать взрывы своих эмоций. Он бы на руках ее носил, только бы не переживала и не нервничала.

Но он ее не любил, и в этом была основа всего плохого, что случилось с Викторией по его вине.

– Арен… – прошептала жена, когда они уложили детей и перенеслись в ее комнату. – Как ты?

– Все в порядке, – ответил император, погладив ее по плечу. От того, что нужно остаться здесь, а значит, так и не увидеть Софию, которая была нужна сейчас как воздух, Арена мутило, шею будто железным обручем стискивали, и легкие горели, а сердце, наоборот, леденело. – Не волнуйся.

Она всхлипнула и прижалась щекой к его груди.

– Это все ужасно, – сказала Виктория дрожащим голосом, обнимая Арена и зажмуриваясь. – Но я рада, что все выяснилось. Теперь я хотя бы понимаю, что со мной творилось последние годы, и могу это анализировать. Как ты считаешь, стоит ли рассказывать об этом психотерапевту?

– Обязательно.

– А ты… – Жена подняла голову и неуверенно посмотрела на него. – Ты не прослушивал наши сеансы?

– Нет. – Арен устало вздохнул, подавив вспышку раздражения. Защитник, проклятие проклятием, но Виктория никогда не понимала его по-настоящему. – Силван Нест отчитывался мне только после первого раза и больше не приходил. Значит, не было необходимости.

– Не злись. – Виктория вновь опустила глаза. – Я же не для того, чтобы обидеть. Я только поинтересовалась.

– Я понимаю. Просто устал.

– Устал… – Она взяла его за руку и потянула к двери в спальню. – Тогда пойдем. Пойдем.

У Арена появилось ощущение, что его пытают, и он невольно вспомнил, как когда-то давно – словно в прошлой жизни – он почти так же тащил за руку Эн, и ее тогда тошнило не меньше, чем его сейчас.

Какой же это был глупый и бессмысленный поступок. И жестокий до безумия. И Арен почувствовал себя Эн, стоило Виктории подвести его к постели и начать расстегивать пуговицы на рубашке.