– И вполне разумная инициатива, – прошептала София, вложив в эту фразу все обольщение, на которое была способна. – Я думаю, пришла пора воспользоваться ее советом. В конце концов, так всем будет лучше, верно?

Арен смотрел на нее, по-прежнему хмурясь, и от его чувств мурашки бежали по телу, и так хотелось, чтобы он прикоснулся… Как вчера, под водой…

– Дразнишь, – усмехнулся он, сжав кулаки. И София поняла, что Арен так погасил свое пламя. – Рискуешь, Софи.

– А что я такого сказала? Ты сам утверждал, что мне нужен муж. Вот начну искать. Или у тебя есть подходящая кандидатура?

Защитница, как она смеет так с ним разговаривать?!

Эмоции захлестывали, София уже захлебывалась в них, не осознавая, где ее чувства, а где – Арена, она ощущала все и сразу – желание, раздражение, злость, любовь, досаду, нежность…

Ну же, скажи, что ты передумал. Скажи!

– Это ведь не в твоем характере, счастье мое, – выдохнул император, и по его рукам пробежался огонь, – такое поведение. Поэтому не дразнись. Не надо устраивать спектакли, ведь я все равно знаю, какая ты и на что способна, а на что – нет.

– А я возьму и изменюсь.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Приходи ко мне вечером, – попросила София жалобно. – Пожалуйста. Я очень скучаю.

– Я не могу, – ответил он, и ее кольнуло горьким сожалением. – Прости. – Арен развернулся и пошел навстречу детям, которые уже плыли к берегу, попискивая от радости.

София, натянув лямки купальника обратно на плечи, села и вздохнула, глядя, как император обнимает и целует Агату с Алексом.

– Тогда я сама к тебе приду, – прошептала она почти неслышно и решительно сжала кулаки. – Сама.

Император побыл на пляже около двух часов, избегая на всякий случай общества Софии – нет, сорваться он не боялся, опасался лишь фантазий и ревности Виктории, если она вдруг заметит, что он слишком уж стремится быть рядом с их аньян. Хотя и в целом надо было держаться подальше.

Арен не представлял, как ему сдержать слово, данное Вано. Как выдержать и не сломаться. К Софии тянуло неимоверно – и душой, и телом, и он сдерживался изо всех сил, и это оказалось еще сложнее, чем в то утро, когда Эн и Валлиус пропускали через него ток. Гораздо сложнее. То, что они делали с ним, Арен не считал пыткой, а вот то, что он делал сам с собой, отказываясь от Софии, именно пыткой и называлось.

Защитник, за что ему все это? И как он умудрился полюбить второй раз, если отец рассказывал, что Альго способны любить лишь однажды? Неужели отец ошибался? Или ошибался сам Арен, полагая, будто любит Агату Арманиус?

Нет, он любил ее. И после того как она погибла, ему было очень плохо, его разрывало от боли. Вот только… когда умерла София, было еще хуже. Но дело тут, скорее всего, не в чувстве Арена, а в разнице между этими двумя девушками. Агата его никогда не любила, а София… София любила так, что он, ощущая эту любовь, полюбил и сам. Смотрелся, словно в зеркало, не понимая… пока она не умерла. С Агатой такого никогда не было, она оставалась отдельным человеком, Арен не чувствовал ее частью себя. София же ощущалась и телом, и душой, как свое, родное, неотделимое. Даже когда она не была к нему пришита, а теперь уж особенно.

Но приближать ее к себе нельзя не только потому что он обещал Вано, но и потому что это опасно для жизни Софии. От императора лучше держаться подальше. Как правильно когда-то сказал Гектор – теперь у Арена три слабых места, и, не попав в Агату, могут попытаться ударить куда-нибудь еще.

Вернувшись во дворец, император поужинал вместе с Викторией и детьми, а затем, оставив их, направился в свой кабинет – на встречу с Эн и Роном Янгом, которые с сегодняшнего вечера планировали вновь начать штудировать содержимое секретной комнаты и заниматься разгадкой тайны родовой магии.

Император услышал голоса этой парочки сразу, как только вышел из камина. Эн и Рон что-то горячо обсуждали, но замолчали, как только он подошел к двери, и поднялись из-за стола.

– Добрый вечер, ваше величество, – сказали они хором, и Арен кивнул.

– Садитесь. У вас есть для меня какая-нибудь информация?

– Я хотел поделиться с вами своими умозаключениями, – проговорил Янг, опускаясь обратно на место и возбужденно сверкая глазами. – Хотел еще в субботу, но Эн не дала, сказала, вам не до того.

– Пожалуй, – усмехнулся император, прислоняясь к дверному косяку и складывая руки на груди. Да, если бы артефактор полез к нему с родовой магией в субботу, живым мог бы и не уйти.

– Эн позвала меня в тот день, чтобы попросить сделать связные иглы, – продолжал Рон взволнованно. – И заодно показала абсолютный щит. И как только я его увидел, подумал: «Геенна может быть таким щитом!»

Император непонимающе нахмурился, чувствуя себя маленьким мальчиком на первом уроке магии.

Эн Арманиус

– Рон имеет в виду сходство в истории и механизме создания, – пояснила Эн. – Абсолютный щит возникает, когда маг хочет защитить то, что ему дорого. И Геенна возникла по этой же причине. Только магов было много.

– Да, – кивнул Рон. – Возможно, было придумано специальное заклинание именно на основе принципа возникновения и работы абсолютного щита. Думаю, в этом есть смысл – все же и в случае с Геенной пришлось отдавать жизнь, точнее, множество жизней. И не исчезает она по той же причине, по которой не исчезал абсолютный щит вашей аньян. Геенну кто-то держит.

– Император Альганны? – догадался Арен, и Янг вновь кивнул, добавив:

– И я предполагаю, что это удерживание каким-то образом осуществляется через Венец.

– Однако по-прежнему непонятно, как это все связано с родовой магией, – пожала плечами Эн. – Да, допустим, Геенна есть множество абсолютных щитов, которые удерживаются через Венец. Но при чем тут кровная родовая сила аристократов? Она-то что такое и как возникла? В общем, ваше величество, я еще раз прошу у вас разрешения на то, чтобы рассказать Рону обо всем случившемся с Софией.

Так он и знал. Естественно, Эн желала поделиться с Янгом своими открытиями, да Арен и сам понимал, что это необходимо сделать, но демонски не хотелось впутывать сюда Софию. Однако скрывать от Рона настолько важную информацию все же было неправильно.

– Рассказывай.

Эн вздохнула, ощутив отчетливое облегчение, и быстро, словно опасаясь, что император передумает, выпалила, повернувшись к артефактору:

– На следующее утро после возвращения у Софии проснулась родовая магия.

Янг хмыкнул, совершенно не удивившись.

– Я предполагал, что так может случиться. Все же это практически перерождение… Значит, нам необходимо понять, какие условия позволили Софии обрести родовую магию.

– Понять, может, и необходимо, – проворчала Эн. – Но эти условия неповторимы. По крайней мере я это повторять точно не намерена. Наши с тобой умозаключения останутся лишь умозаключениями – экспериментальной базы никакой не будет, если не считать Софию. Но один эксперимент – это не база.

– Не база, но хоть что-то. Это же первый случай, когда родовая магия пробудилась у неаристократа, да еще и у взрослого!

– Там не только родовая магия пробудилась, – продолжала Эн, бросив косой неуверенный взгляд на Арена. – София еще вдобавок теперь в огне не горит. Из-за того, что она пришита к его величеству, пламя воспринимает ее частью императора и не трогает.

Вот тут Рон удивился:

– Ничего себе! Чудо какое-то. А что насчет эмпатии? – Артефактор с интересом посмотрел на Арена.

Говорить было физически больно, но скрывать император не стал – рассказывать надо либо все, либо ничего.

– София чувствует мои эмоции. Только мои, больше ничьи, слава Защитнику.

Рон и Эн одновременно открыли рты и стали похожи друг на друга, словно близнецы.

– Чувствует ваши эмоции?.. – выдохнула в конце концов Эн. – С ума сойти…