— Чего сидишь? Иль ждёшь, что я тебе жратву как ледьке какой подавать буду? — рявкнула бабища вместо приветствия.
— Извините, — пробормотала ведунья, невольно отодвигаясь в угол кровати, — я тут не знаю ничего…
— Первый раз, чёй? — чуть смягчилась жуткая баба. — Я и гляжу, сидишь, что твой мокрый котёнок. Ну, чегось глазищами сверкаешь? Слышь сюды. Вота тебе миска, вота черпало. Я прихожу, ты мне иха даёшь, я в их жратву кидаю. Мой сама, коли охота. Тебе на дён кувшин воды положен. Этоть, значится, для мытья и питья, боле не дам. В вечеру я тебя отведу, бадейку гадительную свою сама вымоешь. А что сверх того надоть — плати.
— У меня денег нет, — ещё больше растерялась Арха, для уверенности проведя по поясу.
Естественно, никакого кошелька там не было. Хотя в академии он, кажется, ещё висел, для надёжности пристёгнутый цепочкой. Когда и куда кошелёк подевался, ведунья понятия не имела.
— Че, попёрли? — протянула беса даже, кажется, с сочувствием и постучала себя грязным пальцем по лбу. — Так ты головой думай, а не задницей. В следующий-то раз за титьки кошель сувай. Они, вона, у тебя немалые. Чай схоронишь. Но коли ничаво нет, тады и ничаво не будет. Правда, я слыхала, как старшой сказал, что к тебе сигодни адвокат придёть. Вели ему деньгав принесть. За монетку-другую я и приберусь, и жратвы получшее принесу, и одёжу постираю. Поняла, чей, блаженная? Да приберись! А то сидишь неумыта-нечесана, что твоя шлюха.
— Так у меня и расчёски нет, — пожала плечами Арха.
— Вот ведь бестолочь-то, прости меня Тьма. На, и помню про доброту-то тетки Нарры.
Баба, порывшись в своих шарах, выудила не слишком чистый, потемневший от времени деревянный гребень и швырнула его на колени лекарки.
— И воды с мыльцем я щаса тебе припру. Чай с защитником-то твой полюбовник явитси? А ты тут сидишь, чучело чучелом. Он такой-то и помогать не всхочет, хоть ты его как ублажай, — беса хохотнула, колыхнув всеми своими шарами и вдруг насупилась, погрозив пальцем. — Тока ты девка знай! С энтим у нас строго. В камерах никаких игришь мне не учинять! Я разврата не люблю. Поняла, что ли?
— Спасибо большое, мистрис Нарра, — отозвалась ведунья, для надёжности ещё и покивав головой.
За подарок она и впрямь тюремщице была благодарна.
— Ишь, ученая! — смягчилась беса. — Жри давай.
Арха болтала ложкой в вареве, которое не становилось аппетитнее, не смотря на то, что девушка почти двое суток ничего не ела. Невольно вспомнилась оленина и солёный сыр, от которого она нос воротила. Правильно говорят, что все познаётся в сравнении. Если бы знать заранее, что тебе Тьма приготовит…
«Это ты о чем сейчас, милочка? — съехидничал внутренний голос. — Мало тебя, что ли, предупреждали? Тот же Ирраш и, даже, Шай рявкал. И всё некоторым казалось, что ничего подобного с ней случиться не может! Допрыгалась со своим: „Я помогаю просто потому, что могу! Сиди теперь, святоша!“».
Ведунья тяжело вздохнула, мешая баланду. Собственно, девушка так до конца и не осознала, что с ней действительно произошло. Не оставляло Арху ощущение, будто она с минуты на минуту проснётся.
* * *
К вошедшему Иррашу лекарка кинулась так, как будто для неё шавер — самое дорогое, а местами даже родное, существо в мире. Впрочем, в тот момент, наверное, это действительно можно было считать за правду.
Странно, но ушастый ведунью не оттолкнул, не зарычал. А приобнял за плечи, отвёл обратно к кровати, усадил, но руки не убрал. Арха свернулась калачиком у него подмышкой, стараясь быть как можно компактнее. Ей казалось, что Ирраш — единственный реальный в этом затянувшемся кошмаре. Хотя, пожалуй, доброго шавера могло придумать только воспалённое воображение лекарки.
Однако он сидел с ней рядом — твёрдый, тёплый и какой-то очень надёжный.
Ирраш сунул в руки девушки листок бумаги, сложенный вчетверо.
— Потом прочитаешь, — велел он. — Познакомься, это метр Ллорэ, твой адвокат. Лучший в столице.
Арха подняла голову, глядя из-под руки ушастого на беса, деловито устраивающегося на табурете и раскладывающего перед собой какие-то бумаги. Адвокат оказался худым, если не сказать тощим, и очень длинным. Вся его фигура живо напоминала ведунье до невозможности серьёзного и делового палочника[8].
Бес сурово глянул на лекарку поверх круглых, без оправы, очков. И кивнул абсолютно лысой, смахивающей на яйцо, головой.
— Это очень хорошо. Я бы даже сказал, великолепно, — удовлетворённо констатировал он, сдвинув свои очки на самый кончик костистого носа.
— Что именно вас так восхитило, метр? — включив лорда на полную катушку, поинтересовался Ирраш.
— Хороша собой, молода и невинна. Будет легче убедить судей в её невиновности, так сказать, — деловито ответил адвокат так, словно никакой Архи тут и не присутствовало, — Точнее, в частичной невиновности. Подробности мы уже обсудили с лордом Харратом и лордом Карро. Теперь, я считаю, самое время набросать нашей подзащитной, так сказать, картину в целом. Вы знаете, мистрис, в чем вас обвиняют?
Лекарка кивнула, а потом помотала головой. Где-то на задворках сознания гнусавый голос опять затянул: «Ересь, ведовство и предумышленное убийство».
— Ну-с, посмотрим, — бес поправил очки, водрузив их на переносицу. — Итак, предварительное обвинение, которое собирается выдвинуть прокурор, включает в себя следующие пункты: почитание Жизни, еретические высказывания и действия, принесение жертв лже-Богине, ведовство, чаровство, нанесения вреда тем, кто считался её пациентами, так сказать… Тут всего четыре имени, но, думаю, будет больше. Соблазнение, разврат, склонение к греху…
— Которому? — перебил адвоката Ирраш.
— Не уточнено, — бес снова заглянул в свои бумаги, зашуршав ими, как опавшими листьями. — Попытка навести порчу на студентов и, собственно, посягательство на существовании баронессы Нардаш.
— Кого? — пискнула Арха.
Конечно, все обвинения были абсурдны. Но вот в том, что ведунья в жизни ни на кого не посягала и даже не собиралась, она была уверена полностью.
— Некой мистрис Сарой Нардаш, младшей дочери лорда Нардаша, — снова сверившись с записями, пояснил бес.
— А кто это?
Лекарка честно перерыла свою память до дна. Но ничего полезного в ней не обнаружила. Ни про невинную жертву, ни про её отца Арха ничего не знала, да и само имя слышала впервые.
— Девушка, которая позавчера упала с лестницы в университете.
— Но… — ведунья даже не сразу и сообразила, что на это сказать, — Я не покушалась! Я ей помочь хотела!
Конечно, в том, что её сцапали именно за использование кристалла на глазах изумлённой публики, ведунья нисколько не сомневалась. Но вот то, что Архе в вину поставят попытку помочь — было неожиданностью.
— А вот об этом забудьте, мистрис, раз и навсегда, — бес решительно развернулся на табурете, сев лицом к лекарке. — Именно вы покушались и именно, так сказать, предумышленно. Послушайте меня внимательно. Все, кроме этого посягательства, попадает под юрисдикцию инквизиции. И у них судебный процесс проходит по своим, так сказать, правилам. Там вам ни на снисхождение, ни на, тем более, помилование рассчитывать нечего. Сожгут.
Арха сухо всхлипнула, чувствуя, как мгновенно заледенели ладони. Ирраш обнял девушку сильнее, прижимая к себе.
— Но! — продолжал бес. — Уголовные преступления имеют приоритет над духовными. И нам, прежде всего, нужно, чтобы вас судил мирской суд. Тут есть шанс выйти, так сказать, подмоченными, но целыми.
— Но ведь покушение — это почти убийство… — просипела ведунья.
— Убийство убийству рознь, — отозвался Ирраш. — Ты её попыталась убить из ревности, в состоянии аффекта. Мистрис призналась тебе, что спала с твоим парнем. Ты девицу толкнула, и она упала с лестницы.
— Вот именно, — бес сунул в рот обе дужки очков и из-за этого говорил невнятно. — После приговора мы вас освидетельствуем как душевнобольную, помешавшуюся на романтической почве. И лорд Харрат возьмёт вас на поруки, так сказать, проявляя милосердие и участие в судьбе.
