— Все-таки поверила тебе. И я не соблазняла, а просто больше не могла без тебя, — проговорила я с трудом. — Поэтому и хочу сегодня встретиться с Машей и попробовать понять, что происходит. Почему она все это говорила мне… И почему вчера смотрела с такой ненавистью. Знаешь, у меня очень мало подруг. И мне больно потерять еще одну.

Платон помолчал, все так же пытливо всматриваясь мне в лицо. Кивнул:

— Хорошо, если это так важно, поезжай. Просто мне не нравится, что Маша общается с твоей сестрой. И вообще, я буду скучать. И с голода умру без тебя. Или от одиночества…

— Не беспокойся, — я потерлась носом о его щеку и улыбнулась. — Мы просто поговорим, и я уеду. А хочешь, привезу тебе что-нибудь вкусненькое из ресторана?

Платон усмехнулся и занудливым тоном велел:

— Конечно привези, и побольше. А сейчас собирай вещи и поедем ко мне — у тебя уютненько, конечно, но… кухня маловата. Так что жить будем у меня. И срочно выключай кофе — он вот-вот сбежит.

Платон

Я смотрел на нее и удивлялся себе самому — что я в ней нашел? Ведь мне всегда нравились совсем другие женщины — томные, фигуристые. С пышной грудью и тонкой талией, переходящей в аппетитные бедра. Такие, как ее подруга Маша, с которой у меня однажды был секс, оставивши после себя…

Ничего не оставивший, кроме быстрого возбуждения «до» и стандартного равнодушия «после». Еще ощущения, что я совершил ошибку, потому что не собирался иметь с ней ничего, кроме деловых отношений. И понимания, что ничем эта очередная женщина не отличается от десятков точно таких-же, побывавших в моей постели до нее. Ухоженных, роскошных, пахнущих дорогим парфюмом и тониками для тела. На все согласных и не интересных красавиц.

Павла пахла совсем по-другому — чистой женской кожей, свежестью и искренностью. Она вообще не была похожа на то, к чему я привык.

Худенькая, косточка на косточке, долговязая, как подросток, нигде и нисколько не роскошная Павла. Увидев которую однажды на светском рауте, где она была с другим мужчиной, не смог забыть и через много месяцев.

Даже справки о ней навел, чтобы понять, кто она и что ее связывает с Петром Савойским, давно и плотно женатым владельцем крупной компании. Оказалось нет, не любовница, как я сначала подумал… Сестра по отцу.

Сейчас она сидела на моих коленях, хмурила тонкие брови и размышляла над моими словами про совместное проживание. Я вдыхал ее запах и ждал, изо всех сил сдерживая нетерпение.

— Платон, я пока не готова переезжать к тебе, — наконец выдала вполне ожидаемую фразу. — Уверена, это преждевременно, и ты сам еще пожалеешь о своем предложении.

После чего попыталась встать с моих колен. Не давая ей подняться, обнял ее за талию и привлек к себе:

— И почему я не удивлен твоим ответом? — и поцеловал.

К моему удивлению, Павла сопротивляться не стала. Мгновенно расслабилась, едва я коснулся ее губ и скользнул языком внутрь. Вплелась пальцами в мои волосы, поерзала на коленях и прижалась ко мне. Вся такая нежная и разомлевшая, будто только и ждала меня и моих прикосновений.

Или рада, что я не начал выяснять с ней отношения из-за отказа переехать ко мне? Вот еще одна странность. Другие на ее месте, да та же подруга Маша, кинулись бы паковать свои вещички, не успел бы я закончить предложение.

А Павла… Прекрасная вредина. Ерзала на моих коленях, ерошила мне волосы, вздыхала под моими руками. Откликалась так искренне, что мне хотелось мурлыкать, тискать нежное тело и тереться о ее атласную кожу, оставив все разговоры на потом.

— Потом поговорим, — пообещал, задирая ее широкую майку и оголяя грудь в трогательном голубеньком бюстгальтере. Наклонился, впиваясь зубами в проступающую сквозь ткань тугую вершинку.

Она охнула, выгнулась навстречу, с силой вцепилась в мои волосы. Пропищала что-то радостное о моей развратной натуре, и…

В дверь позвонили. Громко и настойчиво, словно давая понять, что будут звонить до тех пор, пока им не откроют.

— Ты кого-то ждешь? — с трудом оторвавшись от ее груди под обмусоленным моим ртом лифчиком, поднял на нее глаза.

— Н-нет, никого. — она запнулась, мгновенно побледнев. — А вдруг это мама? Приехала, потому что Диана ей на меня нажаловалась…

— Маме мы откроем, конечно. Маму надо уважить, — я поднялся, ссадил ее со своих колен на стол. Чмокнул в нос и вышел из кухни:

— Сиди здесь, я открою.

— Платон! — она конечно-же соскочила со стола и ринулась за мной. — Не надо, я сама! Вдруг это вообще не мама.

— Надо, Павла, надо. Мама, не мама, сейчас разберемся.

Не обращая внимания на ее слабое возмущение и подпрыгивания за моей спиной, повернул замок и распахнул дверь.

— Ты эт-та чё тут делаешь? Ты хто такой? — пьяным голосом возмущенно зарычал на меня стоявший за дверью мужик в потертом пуховике и грязных джинсах. — Ты чё у моей бабы в дому делаешь?

— Гена-а-а! — за спиной у меня простонала Павла. — Ты живешь в третьем подъезде, а это второй! Ты опять перепутал квартиры!

— Павлуха, ты што-ль? — мужик с трудом сфокусировался на выглядывающей из-за моего плеча девушке. Озадаченно почесал затылок под вязаной шапкой, и возмущенно уточнил: — Чё, скажешь, что я все попутал и к тебе пришел вместо Галки? Или это ты опять подъезды местами поменяла?

— Попутал, Гена, попутал, — спокойно проговорила Павла. — Давай, иди к себе. Не то Галя устроит тебе армагеддон с Варфоломеевской ночью в одном флаконе.

Мужичок пошлепал губами, размышляя. И пока я решал, спустить его по лестнице или сам уйдет, махнул обреченно рукой и, покачиваясь, пошел вниз по лестнице.

— Это Гена, — пояснила Павла, когда я захлопнул дверь. — Пару раз в месяц он хорошо принимает на грудь, путает подъезды и приходит в чужие квартиры. Бывает, что буянит. Но, в общем, вполне безобидный. Сейчас я его жене позвоню, предупрежу, чтобы встречала благоверного.

— Павла, — я завороженно смотрел на ее лицо, чувствуя, как по позвоночнику прокатывается волна тревоги, — если ты отказываешься переезжать ко мне, то я буду жить у тебя.

Решай, что для тебя лучше. Но жить без меня ты больше не будешь. И это не обсуждается — мне совсем не нравится, что вокруг тебя вертится столько подозрительных личностей.

— Через два часа я за тобой заеду, — строго предупредил Платон, паркуя машину напротив ресторана. — Если закончишь раньше — сразу звони мне, поняла?

Глянул недовольно:

— Но лучше бы я с тобой пошел.

— Платон, как ты себе представляешь наши разборки с Машей в твоем присутствии? — я грустно рассмеялась. — У нас с ней будет битва за тебя, и ты там лишний.

— Какие могут быть битвы, если я твой? — удивился он, наклоняясь и ловя мои губы. Впился в них. Долго и основательно целовал, так что я успела окончательно растаять, и неохотно отстранился. Снова, наверное, в пятый уже раз, повторил:

— Не нравится мне все это. Позвони ей и отмени встречу.

— Не могу, — я помотала головой, глядя в его хмурое лицо. — Нам надо поговорить. Иначе я сойду с ума от этой неопределенности.

Звякнул телефон Платона.

— Да, — он поднес трубку к уху, не отводя от меня взгляда. — Когда? Хорошо.

— Ты меня поняла — два часа и ни минутой больше! — снова повторил строгим голосом, кладя трубку в карман.

— Плато-он! — простонала я, закатывая глаза. — Ну я же не маленькая!

— Тебе это только кажется, — убежденно сообщил он мне. — Ладно, иди.

Я получила еще один поцелуй и, наконец, выбралась из машины.

— Ну здравствуй, — ровным, каким-то неживым голосом проговорила Маша. Быстро обежала меня внимательным взглядом. — Хорошо выглядишь.

— Ты тоже, — немного покривила я душой.

— Да ладно, не старайся, — Маша поджала губы. — Прекрасно знаю, что отвратительно выгляжу. Ни одна женщина не хорошеет, когда ее мужчина вот так подло бросает.

— О чем ты, Маша? — с тоской вздохнула я, устраиваясь за столиком в углу зала, куда нас отвел неимоверно вежливый официант.