Глава 4
Нарядившись в древний, давно выцветший спортивный костюм, я с остервенением возила по полу щеткой допотопного бабушкиного пылесоса.
Злилась на себя и Оксанку, внучку бабулиной подруги Марфы Анастасьевны. С Оксанкой я договорилась, что она будет делать уборку и присматривать за бабушкиной квартирой в мое отсутствие. Ушлая девица и денег взяла в счет своей будущей работы. Поганка этакая.
Но, судя по толщине лежавшей повсюду пыли, Оксанка не то что не убирала в квартире. Она сюда и не заходила ни разу за все это время. Хотя по телефону регулярно отчитывалась, как замечательно, вот только что, все помыла и проверила на наличие, а вернее, отсутствие протекающих кранов, лопнувших батарей или заливших квартиру соседей сверху.
— Поганка! — снова прошипела я сквозь зубы, жалея, что бабушкино воспитание не позволяет мне использовать другое слово на ту же букву.
Закончив с полом в большой комнате, я достала телефон и в который раз набрала номер Оксанки, а затем, и ее бабушки. Обе упорно были вне зоны доступа. Пообещав себе завтра с утра съездить к старушке домой, я остервенело принялась наводить чистоту в спальне.
Методично возила тряпкой по мебели, и сама не заметила, как мысли уплыли к … жуткому зануде, соседу из самолета Платону Александровичу, предложившему подвезти меня из аэропорта.
… На выезде с Ленинградки мы, естественно, попали в пробку. Машина едва ползла со скоростью беременной черепахи, временами совсем замедляясь и останавливаясь.
Я тупо глазела в окно, бездумно скользя взглядом по бокам плотно обступивших нас автомобилей. Платон Александрович занимался делами.
— Поужинаете со мной завтра? — прозвучало вдруг негромко. Так неожиданно, что мне показалось, я ослышалась.
— Что? — недоуменно повернула голову. На меня внимательно смотрели карие глаза. И опять в них ни грамма теплых эмоций — он просто смотрел на мое лицо, изучающе, холодно, будто ученый на занятную букашку.
— Приглашаю вас поужинать со мной завтра. — повторил равнодушно.
— А почему не позавтракать? — ляпнула я первое, что пришло в голову. И чуть не зарычала с досады, запоздало сообразив, как двусмысленно это прозвучало.
Он, похоже, тоже все понял, потому что темная бровь насмешливо приподнялась:
— Вы довольно откровенны в своих желаниях. Мне это нравится. Полезное качество, и редкое в женщинах.
От насмешливой снисходительности в его тоне, и слов, граничащих с издевкой, мое смущение мгновенно испарилось. Я с силой укусила щеку изнутри, и некоторое время сидела, пережидая пока пройдет боль. Заодно мысленно хвалила себя, что сдержалась и не послала хама прямым текстом куда подальше.
— Что-то вы поразительно долго придумываете ответ. В самолете, помнится, вы за словом в карман не лезли, — в рассматривающих меня глазах, наконец, появились эмоции. Насмешка и все то же любопытство.
Я совсем разозлилась, и отвернувшись произнесла, стараясь звучать как можно спокойнее:
— Простите, но на завтра у меня другие планы, Платон Александрович.
— На ужин или на завтрак? — невозмутимо уточнил этот…
— Я уже говорила, что вы зануда? — решив больше себе ни в чем не отказывать, я повернулась и уставилась ему в глаза. — Ну так вот, вы еще и плохо воспитаны.
Он откинулся на сиденье, сложил руки на груди и лениво прикрыл глаза:
— Почему?
— Потому, что приглашать девушку на свидание, даже не спросив, как ее зовут, по меньшей мере странно. — язвительно протянула я, сбоку разглядывая его спокойное лицо.
— Ну и как вас зовут? — не открывая глаз, поинтересовался он.
— Не имеет никакого значения, раз я все равно не иду с вами ужинать. — отрезала я.
Наш странный разговор, и его близость в тесном пространстве салона почему-то начали смущать меня, заставляя нервничать и без причины злиться.
Я с тоской подумала, что лучше бы он продолжил заниматься своим ноутбуком и телефонными разговорами, чем вот так сидеть на расстоянии нескольких сантиметров, почти касаясь локтем моего плеча, и задавая раздражающие вопросы.
— Значит идем не ужинать, а завтракать. — все так же лениво продолжил он.
Я пожала плечами и, подражая его равнодушному тону, ответила:
— А вы не чересчур самоуверенны, Платон Александрович? Мне кажется, вы спутали меня с вашими многочисленными… поклонницами. Готовыми по щелчку пальцев с радостным визгом бежать с вами и ужинать, и завтракать и обедать. И даже полдничать…
— Что касается меня, то мужчина, который не потрудился узнать мое имя, прежде чем приглашать на свидание, мне не интересен. — добавила, отворачиваясь к окну.
— Как хотите, Павла Сергеевна. — произнес он равнодушно, — Хотя мне не совсем понятно, с чего вы сделали вывод о наличии у меня многочисленных поклонниц.
После чего поудобнее вытянул длинные ноги и замолчал, как будто окончательно позабыв о моем существовании.
А я продолжила тупо злиться и таращиться в окно, соображая, откуда он знает мое имя…
Глава 5
Вынырнув из раздражающих воспоминаний, я приказала себе сосредоточиться на уборке. В свете произошедшего в моей семейной жизни, мне сейчас вообще не до мужчин. Так что, немедленно выкинуть из головы Платона Александровича, вместе с его предложением.
Тем более, от продолжения знакомства я решительно отказалась, а он и не настаивал. Словно ему было все равно, соглашусь я пойти с ним в ресторан, или нет. К тому же, вдруг он и есть та самая новая и прекрасная любовь Маши? А я точно не из тех, кто уводит парней у подруг.
Конечно, имеется вероятность, что в столице много молодых, красивых и богатых мужчин с таким именем, и этот Платон вовсе не Машин, а абсолютно свободный Платон. Почему-то мне показалось что он не тот мужчина, который будет встречаться с двумя девушками одновременно.
Хотя…. После того, что я узнала о своем муже, которого искренне считала образцом порядочности и верности, я уже ни в чем не уверена. И ни в ком. Особенно в мужчинах, выглядящих порядочными.
Я вдруг подумала, что самым противным в моей ситуации с разводом стало понимание, что всё, во что я верила — абсолютная чушь. И хотя тот, кто ни во что не верит, тоже может знатно разочароваться, мне от этого ничуть не легче.
Тут я опять вспомнила про Машу, и недовольно поморщилась — все-таки зря я вчера с ней так откровенничала. Как дура выложила все подробности измены мужа, и нашего с ним развода. Сидела и рассказывала, рассказывала, словно меня прорвало.
И даже заметив вспыхнувшее в глазах подруги жадное бабье любопытство и старательно скрываемое злорадство, не смогла замолчать. Видимо так много всего накопилось, что больше не было сил держать все это в себе.
Я вздохнула, — ладно, чего уже теперь переживать, рассказала и рассказала. Маша точно не побежит направо и налево озвучивать мои откровения. Ну а то, что мне ее взгляд не понравился, еще ничего не значит. Может просто померещилось. В моем прибабахнутом состоянии и не такое могло привидеться.
Вот то, что мне еще с мамой предстоит объясняться, действительно проблема. Как только она узнает, что я вернулась в Москву, мигом устроит мне разнос. Потом, скорее всего, начнет вытрясать из меня подробности развода. Хотя, может и не начнет. Ограничится констатацией моей тупости и неумения правильно жить
Но если да, то мне придется врать и изворачиваться. Потому что я совсем не хочу удовлетворять ее интерес к тому, что послужило причиной моего расставания с мужем.
Надеюсь, своей матушке Грег сам расскажет о нашем расставании, потому что разговоров с бывшей свекровью я точно не вынесу. Лариса Дмитриевна — это примерно как три моих мамы вместе взятых, только еще хуже.
Сквозь натужные завывания прадедушки современных пылесосов пробился звонок моего мобильного. Уверенная, что это Маша, я схватила трубку, и, не глянув на номер, ответила:
— Да, Машунь.
— Не угадала, киса, — раздался глубокий бархатный голос, который я надеялась больше никогда в жизни не слышать.