Калинин — старший с женой идёт под руку позади. Герман закрыв голову капюшоном идёт по правую сторону от Адамовой. Журналисты кинулись к ним с расспросами как только увидели словно изголодавшие падальщики на кусок мяса.

— Скажите, Полина как вы переживаете выкидыш?

— Полина это правда, что у вашего ребёнка обнаружили серьёзную патологию ещё во время первого узи?

— Это слухи о любовнице мужа привели вас в такой состояние?

— Говорят вы сами хотели избавиться от плода как только узнали о другой женщине. Это правда?

— Ответьте, Полина! Ответьте, пожалуйста, ответьте… — Звучало со всех сторон.

От громких голосов у Полины разрывалась голова. Ей хотелось плюнуть в рожу каждому журналюге кто посмел открыть рот и задать свой гнусный, мерзкий вопрос. Но она довольно быстро почувствовала себя вновь ко всему безразличной.

Пусть говорят, пусть просят, умоляют, выкрикивают свою дурацкие вопросы и выплескивают на неё свою внутреннюю желчь… Пусть! Ей на них наплевать. Ей теперь кажется во обще весь мир побоку…

Девушка только поправила большие тёмные очки и процедила одной мадам в жуткой красной блузке прямо в лицо: “Без комментариев”.

Андрей был невозмутим. А вот у эмоционального Германа быстро лопнуло терпение.

— Засуньте свои микрофоны себе в задницу, крысы!

Рявкнул он и толкнул одного из мужчин — журналистов плечом когда тот бесцеремонно полез к Полине за комментарием.

— У вашего младшего сына проблемы с агрессией, Виктор Сергеевич? Ходят слухи, что он пьёт запрещённые препараты… — Завела одна молодая журналистка.

Та самая которая заявила, что “Полина сама избавилась от своего ребёнка когда узнала о любовнице мужа”. Её чёрные глаза нахально щурилась и говорила эта худая девушка похожа на облезлую лисицу вкрадчиво издевательски растягивая слова.

Виктор Сергеевич промолчал. Его каменное лицо не выражало ни единой эмоции. Он не спешно продолжил идти до машины под руку с Натальей.

— Иди нах*й. — Зло посоветовал и выдернув у неё микрофон из рук ударил его со всей силы об землю.

Испуганная журналистка застыла с открытым ртом и не произнесла больше ни слова.

Чата Калининых спокойно расселась по машинам и выехали за ворота. Только в автомобиле и то не сразу руки Полины перестали дрожать, и она смогла вздохнуть полной грудью.

К её сожалению Герман поехал не с ней. Отец не позволил ему сесть в одну машину с подругой. Новой веток слухов ему был не нужен.

Да и вообще, где это видано, чтобы в такое время муж с женой ехали по разным машинам?

Полина отвернулась к окну, и даже когда Андрей попытался поговорить и прикоснулся к её руке она не отреагировала. Наоборот закрылась и ещё больше сморщила лицо.

По приезде домой Полина сразу же отправилась в постель. Другие же кроме Германа (тоже ушедшего в свою комнату.) Решили выпить чаю со свежей выпечкой.

После посиделок Андрей пришёл к жене. Осторожно вошёл в комнату, лёг на кровать где она лежала вся закутанная в плед. Обнял её со спины. В нем пробудилось какое, то не ясное желание поддержать её

На мужчину накатило горькое чувство жалости по отношению к ней. Полина не спала. Специально прикинулась ради него.

Молчаливые его объятья не принесли ей ни утешения ни радости. Они отчетливо показались ей удушливой верёвкой на её бренном, бесполезном теперь теле…

Дни были однообразны.

Каждый новый был в точности похож на предыдущий. Полина проводила время в кровати, смотрела одно и тоже бразильское телешоу и… Не ела.

Совсем.

Ничего, ни крошки.

Прошлая целая неделя с выписки и последний раз она ела там. В больнице. А дома не проглотила ни кусочка.

Еда не лезла ей в горло. Она не хотела больше жить.

Будто жизнь утекла из её тела подобна песку в разбитых солнечных часах. И место неё осталось лишь пустое ненужное тело…

Ритка на пару с Валентиной Теодоровной жутко за девушку переживали. Каждый полчаса они заходили в спальню молодой хозяйки поочереди и спрашивали: “Не хотите ли вы откушать чего нибудь, Полина Анатольевна?” Ответ Полины был всегда один и тот-же: “Я не голодна. ”

В одно утро Валентина Теодоровна не выдержала. Сердце кухарки болело за "бедное дитя" которое само себя убивало. Выпятив объёмный бюст и уперев руки в боки она запричитала громким голосом:

— Это, что же делается, Душенька! Погубишь же себя как есть погубишь! Ну скушай ты творожок! Или супчик вот наварила куриный, легенький…

В дверном проёме показалась Рита с подносом, где стояла тарелка с супом и стакан компота из облепихи.

— Покушай, Девочка… Убьёшься ведь…

Полина сморщила бледное лицо и скривила губы.

— Уходите! — Велела она закутываясь в одеяло.

Голос девушки был тихим и ослабленным. Её постоянно знобило и лихорадило.

— Ну, что же, Голубушка… — Опять завела женщина.

Эти причитания начали порядком раздражать Полину.

— ПОШЛИ ВОН! — Закричала она с такой силой, что Ритка чуть уронила поднос на пол.

— Полина Анатольевна…

— ВОООН!

Ошеломленным женщинам пришлось покинуть комнату. И теперь они стояли в коридоре в компании Валерика. Обсуждали, что же им делать. Ритка, даже заплакала и уткнувшись Валерику в грудь размазывала тушь по щекам.

— Ну не плачь, Рит… — Валера осторожно погладил её по макушке.

— Не могу я-я-я… Полина Анатольевна т-таакая х-хорош-шая… И н-не м-может же она у-умереть… — Рыдала девчонка.

Валентина Теодоровна тихо охала отвернувшись от молодых, да вытирала в тайне крупные слезы катившееся из глаз.

— Что это вы тут мокроту развели? По какому поводу слезы льём? — Спросил Герман.

Он только, что поднялся на второй этаж. Его взгляд упал на поднос стоявший на столике. Он кивнул на дверь по центру.

— Опять есть не хочет? — Спросил мрачным тоном.

— Не хочет, Птенчик мой! Совсем не хочет… — Развела руками женщина.

И взглянув на него влажными печальными глазами попросила:

— Сделай, что-нибудь, Драгоценный! Девонька совсем плохенькая…

Герман взял в руки поднос. Лицо его ожесточилось. На щеках проступили жевалки, а губы побелели.

— Все хорошо будет. Идите и не плачьте тут. — Велел он охрипшим голосом.

Полина, даже не отреагировала когда Герман вошёл в комнату. Не отреагировала когда он шумно опустился на кровать. И не хотела реагировать когда он заговорил. Но как же промолчишь тут когда голос пробирает до костей и заставляет чувствовать себя последней тварью?

— Поешь. Тётя Валя тебе вкусного наготовила.

. —Не хочу. — Прошептала, а сама задрожала вся. Герман тяжело вздохнул сжимая руки в кулаки.

— А сдохнуть ты хочешь?!

— Мне все равно. — Безразлично мотнула она головой.

Герман пришёл почти, что в ярость. Вот уже неделю он наблюдал как девушка которую он любил, его друг убивала себя. Не как иначе как Убийство это было не звать. Это было оно в чистом виде. И никому не было дела.

Родители Полины уже давным-давно снова свалили в Турцию, а Андрей… Пару дней он честно пытался привести жену в чувствах. Бегал с ложечкой по дому, но потом. Бизнес все дела и все… В офисе почти с утра до ночи.

А она тут гробит себя, жить не хочет. Германа ломало от злости. Некому кроме прислуги не была дела.

Что это блин за мир такой? Что с его семьёй ни так? Думал он постоянно. Почему его брат единокровный причем такая сволочь?

«Да какая работа мать твою… Она же здесь… Ждёт твоей поддержки. Сука как ты мог бросить её?»

Подумал он разглядывая Адамову. По его мнению она была восхитительной. Прекрасной снаружи и внутри. И она должна была быть любимая. Но Полина не была…

Она ощущала это каждой клеточкой поэтому и не боролась…

— Хочешь сгнить в этой чёртовой постели? Пожалуйста! Но знай плакать я по тебе не стану. И на могилу к тебе не приду, Сладкая. — Герман криво и зло ухмыльнулся.

Каждое слово.

Каждое.

Было пропитано болью и горечью. Которую Полина почувствовала и если только могла, расплакалась бы. Но она не могла. Поэтому когда он аккуратно оставил еду и вышел у неё была все тоже каменное выражение лица.