Андрею Наталья поправляла порванную рубашку причитая, а Германа силой повели в процедурный кабинет чтобы сделать успокоительный укол. И пока его тащили он не прекращал покрывает Андрея нецензурной бранью.
— Герочка! Ну вы же братья! — Зарыдала Наталья в голос, умоляя, прекратить этот ужас.
— Он мне не брат! Начая с этого момента эта мразь для меня умерла! — Герман сплюнул кровь на белоснежный вымытый паркет.
Потом он ткнул пальцем в сторону Андрея. Санитары продолжали крепко держать его под руки.
— Молись, урод! Очень хорошо, молись… Если она умрёт я убью тебя!
— Увидите уже его! — Скривившись потребовал холодным тоном Калинин — старший.
— Убью, убью, убью… Зарежу, собственными руками удушу… — Безумно бормотал Герман.
40
— Вы слышите, Полина Анатольевна? — Высокий голос доктора повторил вопрос.
Полина кивнула. Она смотрела перед собой стеклянными глазами.
— Да, да. Конечно. — Ответила. В её голосе больше не было тепла, мягких нот. В её голосе больше не было жизни…
— Ваш организм сейчас сильно ослаблен после хммм… Потери. — Доктор старался тщательно подбирать слова.
Но Полине было все равно на слова. большую их часть она просто пропускала мимо ушей. Как подлежащий камень вода не течёт, так и до Полины не доходил смысл речи врача.
Глеб Савельевич высокий мужчина в годах. С сединой покрывающей почти всю его голову, с длинной бородой которую он постоянно почесал и заячьими хмурыми глазами.
— Вам нужно время на восстановление. Думаю примерно пол — года, а после вы с мужем можете попробовать снова. Не все ещё потеряно, Полина Анатольевна…
«Попробовать снова это блин вообще как? Это, что игра? Черт не получилось! Проиграли! А давай ещё сыграем?»
Полина не могла вообразить себе, что все закончилось. Её мальчик умер. Вот так вот. Она носила его под сердцем семь месяцев, готовила ему детскую, покупала вещи, дала имя… А его у неё отняли.
Самое ужасное в том, что ей пришлось рожать. Врачи тогда уже поняли, что плод мёртв. Но по другому было нельзя.
Она помнила все: падуги, схватки, призывы тужиться сильнее, чью-то неприятно потную, горячую ладонь сжимающую её пальцы…
Абсолютно всё. Каждую деталь, мутный взор уловил, даже крошечное покрасневшее тельце которое сразу же завернули и куда-то унесли.
И эти сцены в голове не давали Полине покоя. Ни днем ни ночью…
— Вы понимаете меня дорогая, Полина Анатольевна?
— Где мой ребёнок? — Спросила сухим голосом.
Она устремила взгляд в стену. Они тут были больничными, классическими. Даже в элитных больничках стены все равно унылые белые или грязно — зелёные словно в муниципалке находишься…
— Что? — Растерялся мужчина.
— Я спросила вас… Где. Мой. Ребёнок. М?
— Ну… — Врач замялся. Нервно почесал бороду и сильно смутился. — У коллег… Нужно провести вскрытие…
— Вскрытие?
Девушка впервые посмотрела на доктора в упор. Её глаза были воспалёнными, красными и пустыми. Вид у неё желал лучшего.
— Да. Понимаете, Полина Анатольевна…
Глеб Савельевич опустил взгляд в пол. Он еще больше стушевался и сморщился от внутреннего бессилия.
О боги как же он не любил общаться с пациентками которые переживают выкидыши такая эмоциональная нагрузка!
— Это стандартная процедура. Плод… Простите ребёнок.
Тут же исправился доктор под тяжелым взглядом девушки. — Он был уже большим… На такой сроке многие рожают и… Вы понимаете…
Полина отвернулас. Обхватила себя руками за плечи.
Она все понимала. Её ребёнок мог быть живым. Он бы родился недоношенным, но был бы жив. Но время истекло. Когда скорая привезла её в клинику её милый мальчик уже умер.
Умер ещё ночью…
Если бы она тогда была в состоянии вызвать скорую, если бы Андрей приехал домой, Если бы Наталья проявила к ней хоть каплю человечности…
И так много если… Целый миллион. Полине не могла прекратить винить себя в его смерти… Не могла остановится и не думать об этом каждую секунду.
Это она убила своего ребёнка…
Крупная слеза покатилась по её щеке. Она её не вытерла. Ей наплевать.
Глеб Савельевич посмотрел на часы. Ему побыстрее хотелось отделаться от трудной пациентки. До того как она бы устроила скандал или закатила истерику. Его до сих пор бросало в дрожь как он вспоминал случай произошедший с ним пару недель назад.
Женщина потеряла ребенка на 4 месяце и закатила такое… Билась головой об пол, прогрызла ему зубами вену на руке…
«Скорее бы на обед.» — Подумал он трусливо и поправив очки торопливо произнёс:
— Ну мне пора. Рекомендации я вам дал более подробную информацию можете узнать у вашего лечащего врача. Ваши родственники сейчас зайдут. Всего вам хорошего, Полина Анатольевна.
— Всего хорошего.
В палату вошли супруги Адамовы и Герман. Анатолий Иванович и Светлана Ивановна только, что приехали из аэропорта. Несколько месяцев они жили в Турции на собственной вилле. Но пришлось экстренно лететь в Москву после звонка Виктора Сергеевича.
Отец Полины жевал нижнюю губу. Он не мог произнести ни слова поддержки. Мужчина просто не представлял, что сказать дочери, что сделать для неё как возместить эту ужасную потерю.
Встал поодаль от койки. У окна, сгорбился. Взглянул на солнечный пейзаж за окном.
Светлана бледная, с заплаканными глазами с не накрашенным лицом, что для такой любительнице безупречного вида был нонсенс.
Села на край постели заправленной белоснежной простынёю с байковым одеялом жёлтого цвета. Коснулась холодной руки дочери. Посмотрела на её исхудавшее лицо и заплакала.
— Полиночка… Доченька… Дорогая… — Шептала она сквозь рыдания. Полина сжала её запястье в ответ.
Сказала спокойно и сухо.
— Не нужно слез, Мама.
Герман стоял у двери. Он был растерян, подавлен и опустошен. Смотрел на подругу с печалью и горем. Их взгляды на секунду сталкнулись и в них было больше боли чем во всем оставшемся мире.
Рука Анатолия потянулась к портсигару. Жена остановила его.
— Не здесь же курить, Толя! — Укоризненно тряхнула Светлана свежеокрашенными волосами. Заметив, что Герман имеет желание остатся с Полиной наедине она мягко потянула мужа к выходу.
— Купим кофе, Папа покурит, а вы тут пока поговорите. Вернемся через десять минуток… — Ласково пояснила она дочери.
Осторожно хлопнула дверь.
Они остались одни. Две потерянные души которые давно чувствовали внутренне сходство… Два человека пропитанные болью. Две потерянных и родственных сердца…
Герман присел к ней на кровать. Его горячая ладонь легла на её худое плечо обтянутое тканью больничной сорочки.
— Полина… — Завел он тихо.
Но девушка прервала его. Бросилась ему на шею, обняла так крепко, что холодные пальцы иголками впились в его кожу. Уткнулась носом ему куда-то в шею.
— Не надо… Не надо, пожалуйста… — Принялась умолять Германа, а сама дрожала как от мороза.
— Молчи, пожалуйста… Молчи, не надо… Не жалей… Не смей… Я не заслуживала…
— Я здесь. С тобой… И всегда буду рядом…
Только и сказал он севшим голосом гладя её по спине. А она плакала. тихо и горько прижимаясь к нему всем телом. И кажется, даже израненным сердцем и душой…
41
В Москве сохранялась плохая погода. Хмурое небо, серые тучи и мелкий моросящий дождик. Полину выписали из больницы. Возле клиники уже столпились журналисты с микрофонами и нескончаемыми вопросами.
Все семейство было в сборе. Они собирались показать всем, что сильны как никогда, что беда не отдалила, а наоборот сплотила. Виктор Сергеевич был уверен, что у всех бывают неудачи и его сын и невестка вскоре отправятся. И у него ещё будет долгожданный внук который спасёт будущее и репутацию их семьи.
Нужно лишь время. Время и терпение.
Андрей обнял измученную Полину за плечи. Так они и шли до машины. Подобным жестом Андрей пытался показать, что у них с женой все хорошо, что он готов поддерживать и заботится о Полине во что бы то не стало.
