Грише он тогда ничего не сказал…

5

К слову, зачисление «Немезиды» в полном составе в Преображенский полк наделало переполоху у писарей. Кого, как и в каком чине теперь писать — это, что называется, вопрос на засыпку. Проблем с командиром не возникло: был в «сотниках», стал поручиком, это было примерно равно его реальному званию — лейтенант. Рядовых записали просто фузилерами, то есть стрелками. Боевые задачи у них, понятное дело, будут сильно отличаться от задач нынешних коллег по полку, но ради секретности чего не напишешь в бумагах. А вот «десятники», юный интендант Гриша и курсанты учебного отделения вызвали массу вопросов. Их-то в каком чине писать? «Детей полка», подумав, причислили к барабанщикам и денщикам, так как аналогов их действительному положению здесь просто не было. Причём годовое жалованье в 11 рублей назначили только мальчишкам. Григорию с огромнейшим напрягом и эпическим кривлянием прописали чин каптенармуса с окладом в 19 рублей и 30 алтын в год. Негусто, но и с голоду не помрёшь. Мальчик начал, было, и для Ксении выбивать хотя бы половину от этой суммы как своему помощнику по интендантской части, но получил категорический отказ: никаких Ксюш в списках полка не было, нет и не будет. Какая такая ещё Катерина Васильевна? Сержант? Девица в сержантах — это вообще неслыханно. Нет, нет и ещё раз нет! «Немезидовцы» возмущённо возроптали: это как, простите, понимать? Остаться без одного из боевых офицеров заради «чистоты рядов»? Проявилась очередная нестыковка, которая рисковала обернуться конфликтом и потенциальным мордобитием. Но тут над писарем нависла Катя со словами: «Ша, братцы! Сейчас всё разрулим». И представилась по форме: сержант лейб-гвардии Преображенского полка Екатерина Васильева дочь Черкасова. Вам, сударь, что-то непонятно в повелении государя, кое он собственной рукой начертал на сём списке? Или вы взяли на себя смелость предполагать, будто его величество подписал сие не читая?.. Ах, вопросов больше нет. Вот и хорошо, что нет, а теперь вносите моё имя в ведомость, как положено, с чином. Да, и девчонку в денщики запишите, она в списке тоже присутствует. Не парня же мне на такую должность брать, в самом-то деле. И, да, у нас лекарь тоже девица. Её, надеюсь, вы также запишете по всей форме — она не кто-нибудь, а целый бакалавр медицины, в университете выучилась… Что с вами, сударь?

Товарищи по оружию давились от смеха, глядя, с каким бесподобным лицом после этого ротный писарь скрёб пёрышком по бумаге. Катя же была в своём репертуаре — абсолютно невозмутима, словно ни печали, ни веселье окружающих её не касались. Не то, чтобы ей было безразлично, просто всё произошло в точности, как расписал Пётр Алексеич ещё в тех своих примечаниях к её предложению. Он-то свою эпоху и людей знал в разы лучше всех «немезидовцев» вместе взятых. Всё учёл в будущей пиар-компании, до мелочей. А потому для Кати здесь не было ничего интересного.

Интересное началось незадолго до заката следующего дня, когда Пётр самолично заявился в «располагу», посмотреть, как устроились «новобранцы». Для него это было в порядке вещей, как и поесть каши из солдатского котла за компанию со служивыми, да под чарочку, да под задушевную беседу о житье-бытье. Но обычно это происходило во время походов. Здесь, в своей столице, Пётр Алексеич хоть и продолжал отдавать должное простой пище, однако трапезничать предпочитал всё же в своих комнатах. Сейчас он пришёл в преотличном настроении, попробовал и похвалил сваренный «немезидовцами» супчик, подивился, как быстро они тут устроили для себя уют и тепло, отпустил пару шуточек в своём репертуаре. Словом, душа компании, отец-командир и такое прочее. Все на «ты» с ним в общении перешли… Но его взгляд, цепляясь за ту или иную деталь интерьера, временами становился жёстким и как будто настороженным.

Курсанты, сидевшие в дальнем конце стола, глядели на него во все глаза. Но если взгляд того же Гриши был по вполне понятной причине восхищённым — ещё бы, живой Пётр Первый! — то «дети полка» оробели и не знали, куда деться. Ну, да, они с царём за одним столом. Для «Немезиды» — всё окей. Для детей, рождённых ещё в семнадцатом столетии — событие библейского масштаба, номер два после Второго пришествия Спасителя.

К слову, насчёт чарочки — судя по перегару, Пётр Алексеич перед визитом парочку оных в себя опрокинул. Другое дело, что он пил много, но не пьянел — редкое свойство. Чем без зазрения совести и пользовался, когда надо было кого-то разговорить или просто сыграть с человеком одну из «милых» шуточек.

«Видимо, серьёзный разговор состоится немного раньше, чем мы думали, — предположила Катя. — Он, конечно, человек простой, китайских церемоний разводить не стал бы. Но зачем самому-то являться по наши души?»

Убравшись под благовидным предлогом минут на пять на «женскую половину», она покопалась в вещмешке, разложила по карманам кое-какие полезные в данной ситуации вещицы, вернулась за общий стол и принялась ждать.

С терпением у Петра Алексеича всегда было неважно. Ну не любил он откладывать дела в долгий ящик или затягивать вступление к главному действу. Потому ждать пришлось от силы минут пятнадцать.

— Завтра пополудни всем быть готовыми выступать из города, — наконец сказал он. — Учения будут. Поглядим, кто на что годен.

— Какова будет боевая задача? — поинтересовался командир, ничуть не удивившись. Он бы на месте Петра давно уже устроил новичкам проверку в условиях, приближенных к боевым.

— Крепость потешную надо взять, — засмеялся государь. — Вы её брать и станете, а я погляжу.

— В той крепости, говорят, пушки пареной репой заряжают, а ружья без пуль, одними пыжами стреляют, — как бы между прочим заметила Катя, дожевав свой кусочек хлеба с маслом.

— Зато порох настоящий, потому стерегитесь — промеж глаз ежели попадёт, мало не будет… Хорошо у вас, сам бы жил, да пора к делам возвращаться. Ты, поручик, идёшь со мной, обговорим условия учений. Вы к такому не привычны, а посему прихвати своих сержантов.

— Сержант Ачкасов, сержант Орешкин, сержант Черкасова — за мной, — скомандовал Евгений. — Остальным прибраться и отдыхать.

Бойцы оперативно передали офицерам куртки и шапки — на дворе зимушка-зима — и молча принялись за дело, каждый за своё. Пётр Алексеич с долей зависти покачал головой: всем бы новобранцам такую дисциплину. Но ничего не сказал, и без слов всё было понятно.

6

Говорили, будто в полном монаршем облачении царь-реформатор сиживал на троне считанное количество раз за всю свою жизнь. Глядя на простое убранство комнаты, куда он привёл своих новых офицеров, в это охотно верилось. Письменный стол устрашающих габаритов, несколько стульев, в беспорядке расставленных по комнате, и какой-то странный шкаф. И, да, мельком взглянув вверх, Катя убедилась, что это действительно его личная комната: изначально высокий, явно больше трёх метров, потолок был завешен каким-то полотнищем, как бы не парусиной, которой Пётр Алексеевич почти касался макушкой. Не раз читала, что он испытывал дискомфорт от высоких потолков, а теперь убедилась лично.

И здесь с ним произошла метаморфоза, которой сложно было ждать после панибратского поведения за столом. Перед «немезидовцами» снова был умный, жёсткий и беспощадный человек, привыкший повелевать.

— Прошу садиться, — тоном, не терпящим возражений, произнёс он, сделав резкий жест в сторону стульев. Дождался, пока офицеры выполнят эту полупросьбу-полуприказ, сам уселся — с таким расчётом, чтобы между ними находился тяжёлый дубовый стол. — А теперь, господа, мне нужна правда.

Спрашивать, какая именно правда и в какой части его интересует, ни у кого язык не повернулся. Они давно уже готовились к такому повороту событий, не раз обговаривали варианты, как следует аккуратно подвести разговор к нужной теме. Но чтобы вот так, прямо в лоб? К такому сценарию готовы не были.

Что ж, в лоб так в лоб.

— Кать, покажи, — негромко сказал командир.

Не говоря ни слова, сестра поднялась, достала из кармана припасённый смартфон в толстом бронечехле с подставкой, проделала с ним несложные манипуляции. А когда на экранчике появились изображения, просто поставила смарт на стол.