Елена Горелик

Времена не выбирают

1. «Немезида»

1

Как холодно здесь…

Россия вообще славится своим негостеприимным климатом, но, право слово, лучше было мёрзнуть здесь, чем голодать в родном Бранденбурге. Младший сын в семействе бедного дворянина. Герб, шпага, бесконечная служба в заштатном гарнизоне и едва-едва сводящее концы с концами семейство — жена и восемь детишек обоего пола. Старший из братьев занял должность батюшки после его смерти, сестер кое-как пристроили замуж, а прочим сыновьям дорога была одна — предлагать свои шпаги тому, кто больше заплатит.

Русский царь платил немецким офицерам неплохо. Дитрих прекрасно понимал, за что: армии в её истинном смысле у России нет. Точнее, были вооружённые люди, практически не обученные ни правильному строю, ни командам, ни тактике, словно они явились из позапрошлого века. И относились к нанятым иностранным офицерам с подозрением[1]. Может быть, он несправедлив, ведь уже не первое десятилетие в России существуют полки, обученные на европейский манер. Но с ними он не сталкивался, ему лично в обучение достались новобранцы, которые почти поголовно были попросту неграмотны.

И вот с этим войском русский царь собрался идти войной на Швецию? Одну из сильнейших держав Европы?

Дитрих ничего хорошего не ждал от битвы за Нарву. Он давно уже не был новичком в военном деле, прекрасно видел, кто и как готовил армию к маршу и предстоящей осаде, и потому был полон мрачных предчувствий.

В отличие от иных иностранных офицеров русской армии, нанятых не столь давно, он дал себе труд изучить язык своих подчинённых. Также, в отличие от других, он столовался не отдельно от них, а ел из общего котла. Без причины не лютовал. И за всё это, как ему казалось, пользовался уважением солдат. Во всяком случае, у него за спиной не было шепотков и пересудов — мол, немец, такой-сякой лютеранин. Впрочем, вряд ли Дитрих безоглядно доверил бы свою жизнь русским подчинённым. Уважение уважением, а к иностранцам в России относятся подозрительно. Случись какая-то беда, кто будет объявлен виновником? Правильно: немец-лютеранин.

Здесь кажется, что лета не бывает вовсе, словно весна сразу переходит в осень. Но именно осенью царь затеял свой поход. Приходится подчиняться.

Среди местных жителей стали ходить слухи о каких-то шайках, о появившихся в округе шведских разъездах. Слухи те были крайне скудными и малоприятными: во-первых, Дитрих знал, что к здешним ижорам — православным — шведы относятся по-свински, а во-вторых, само наличие дозоров означало, что армия короля где-то неподалеку. Именно с этим и были связаны нехорошие предчувствия: шведы слыли «громовержцами Европы», и не стоило уповать на юность Карла Двенадцатого. Даже если молодой король не блеснёт полководческими дарованиями, в наследство от отца ему достались сильная армия и толковые генералы.

На месте шведов Дитрих стремительным маршем одолел бы расстояние до Нарвы, дабы снять осаду. Немецкий офицер, добровольно присягнувший — редкий случай — на верность русскому государю[2], крепко подозревал, что именно этого и следует ждать. Если бы кто-нибудь спросил у Дитриха, что следовало делать русскому войску в этой ситуации, он без колебания ответил бы — немедля снимать часть полков и артиллерии с осады, оседлать дорогу и попытаться разбить шведов на марше. Но его мнения никто не спрашивал, а сам он, по завету батюшки, не умничал, стараясь хорошо делать свое дело и не лезть со своими советами к начальству.

2

Очень мокрая, даже для России, осень. Моросящий холодный дождь, раскисшая дорога. Чтобы не увязнуть, дозор идёт по обочине. Приказ был «разведывать, безопасен ли путь». Государь, получив сведения о приближении многочисленного шведского войска, снял с осады два полка во главе с фельдмаршалом Головиным и пошел в Новгород — дабы пополнить припасы и обеспечить подвоз оружия. Государь считал, что у него есть на это время.

По сути, дозор послали на убой, во всяком случае об этом вполголоса судачили солдаты. В разведку вдоль дороги следовало посылать конных для пущего маневра, а никак не пеших. Тем более, два десятка человек под командованием целого лейтенанта. Но приказ полковника есть приказ полковника, даже если он дурацкий. Более того, в «секрете» вовсе не обязательно, что убьют. У врага оружие, но и ты не с пустыми руками пришёл. Тут только воля Божия, кому доведётся сгинуть. А на шум перестрелки подойдут свои… Вот и тянутся они по кромке чахлого леса вдоль дороги, превратившейся в грязевую реку, чтобы в случае чего первыми принять бой.

Выучка дала о себе знать: едва впереди послышалось ржание лошадей, Дитрих скомандовал укрыться среди деревьев и взводить курки. Русские подчинённые без малейшей задержки выполнили приказ. И показавшийся вскоре конный шведский разъезд был встречен огнём, как положено по артикулу.

Коннице в лесу делать нечего, но и пехоте сейчас на открытое место выходить бессмысленно — затопчут. Однако самое худшее, что видел Дитрих — его солдаты начали оглядываться. Кто на звуки стрельбы подойдёт первым — свои или шведы? Судьба оказалась неблагосклонной: среди деревьев со склизкой, покрытой мхом корой замелькали синие с жёлтыми отворотами мундиры.

— Отходим! — по-русски скомандовал Дитрих, оценив соотношение сил.

Огрызаясь огнём, дозор стал пятиться — назад, к своим, которые наверняка слышали стрельбу. Придут на подмогу? Не придут? Лучше не заниматься гаданием, а позаботиться о себе самим. Но когда их всё-таки зажали между дорогой и лесом, когда от дозора в живых осталась едва ли половина, Дитрих услышал нечто удивительное. Настолько, что сам едва не поймал пулю, каким-то чудом уклонившись в последний миг.

«Мы здесь не одни», — промелькнула мысль, и думал он не о своих солдатах и не о шведах. В лесочке явно был кто-то третий. А частые и громкие сухие щелчки, судя по тому, как после них падали наземь шведы, не что иное, как выстрелы. В горячке боя мудрено было понять, что к чему, хорошо хоть своих за врагов не принимали. Но Дитрих краем глаза заметил какие-то тени, скользившие между деревьями. Или это были люди, похожие на тени? И где пороховой дым?

Что происходит?

Судя по тому, как заорали и попятились шведы — те, кого ещё не скосило пулями — они тоже заметили эту …третью силу. Но вряд ли у них была возможность задаться вопросом, что происходит: люди-тени, почти бесшумно скользившие между поросших чахлыми ветвями стволов, продолжали свой смертоносный обстрел. Что у них за оружие? Неужели многоствольное? Дитрих ни разу не заметил, чтобы они его перезаряжали… Тем временем неизвестные вытеснили оставшихся в живых шведских пехотинцев на дорогу — да, да, ту самую, превратившуюся в грязевое месиво — где они мгновенно потеряли маневр, путаясь под ногами у конных.

— Ложись! Ложись, мать вашу!

Люди-тени подали голос. Дитрих едва не чертыхнулся, когда до него дошло, что говорили они по-русски. Однако привычка подчиняться приказам оказалась накрепко вбита в его натуру. Распластавшись по мокрой земле, он как смог извернулся, чтобы видеть, что произойдёт далее. Четверо людей-теней, всё так же без лишнего шума, подбежали к кромке лесочка, бросили гранаты — а что ещё это могло быть? — в сторону дороги и тоже упали на землю. Четыре разрыва, стук осколков по стволам деревьев, от которого стало не по себе даже бывалому солдату Дитриху. Крики, стоны со стороны дороги, визг раненых лошадей. И снова сухие щелчки выстрелов, частые-частые, словно палит целый мушкетерский полк.

— А ну подсобите, братцы!

— Встать! К заряду! — скомандовал Дитрих, не особо надеясь, что его подчинённые, только начинавшие подниматься с земли, исполнят эту команду. — Скуси патрон!

К его удивлению, русские солдаты подчинились и принялись лихорадочно заряжать ружья — кто где стоял, за деревом в полный рост или за чахлым кустом на одном колене. У него самого за поясом был ещё один пистолет, хотя Дитрих подозревал, что порох на полке давно отсырел.