— …Не передумала — с военной службы на штатскую переходить? Там-то всё проще: приказали — исполнила.
— Нет, братец. «Замуж» — это такая штука, от которой дети случаются. С военной службой они сочетаются плохо. А совсем не служить Отечеству я не могу. Поэтому — Коллегия иностранных дел…
Этот разговор у них с Петром Алексеичем состоялся утром 21 октября 1706 года. В два часа пополудни фрегат поднимал якоря, а значит, в порту следовало быть не позже двенадцати. Время на последний инструктаж ещё оставалось, а выпить на дорожку по чашечке кофе в Летнем дворце, как говорится, сам Бог велел.
— Алёшка твой удивил, — нехотя признал государь. — Не ждал я, что драгунский офицер из дальнего гарнизона столь великое понятие в европейских делах проявит. И тебе всё легче с таким помощником.
— Ему не хватало только знаний, — Катя пожала плечами, обтянутыми тёмно-синим бархатом платья. — А сколько ещё таких по захолустным гарнизонам сидит? Не всем везёт отличиться, как Алёше.
— Так везение в нашем деле тоже не последняя вещь, — возразил Пётр Алексеевич. — Ну да Бог с ним. Поговорим о дурных вестях. Фридрих Прусский своего посланника в Данию тоже шлёт. Фон дер Гольца, того самого, коего я после Головчина с позором выгнал. Удружил, нечего сказать. Непросто тебе будет с ним говорить.
— Для пруссаков есть волшебное слово — Штральзунд, — усмехнулась Катя. — Они давно его с концами забрать хотят.
— Ослабим Каролуса — усилим Фридриха, получим ещё одну занозу.
— А чего ты хотел? Сильная Россия Европе не нужна… А Штральзунд Карл только после хорошей драки отдаст.
— Пусть меж собой подерутся, — проговорил Пётр Алексеич. — Мы их после мирить станем.
— У нас говорят: «Блаженны миротворцы, ибо они получают по шее от обеих сторон», — улыбнулась Катя, воздавая должное крепкому кофе.
— Токмо неумелые, — возразил государь. — Да я и не стремлюсь пока становиться миротворцем. Наша задача обратная: не дать им там помириться. Европа хороша, покуда в ней нет единения. Едва оное явится, миром или силой, она тут же начнёт искать войны с нами. Каролус им дорожку указал, теперь не отвяжутся. Ваша история тому пример… Разведай там всё, Катя, а после отпиши, кого с кем и за какие грехи поссорить можно, чтоб при том самим не влипнуть…
…Ветерок норовил подхватить то полы длинного тёплого плаща, надетого поверх всё того же тёмно-синего платья, то локоны модной причёски, над которой ранним утром изрядно потрудилась куаферша-француженка. К роли знатной дамы Катя привыкала тяжело. Нет, уроки изящных манер, танцев и придворного этикета усваивались хорошо, учиться чему-то новому она умела и любила. Сложнее всего было неподвижно стоять или сидеть, пока её облачают и укладывают причёску, и принимать как должное действия камеристок, которых Пётр Алексеич «сосватал» ей целый курятник. «Ты теперь лицо России, изволь соответствовать», — сказал он ей, представляя штат посольской прислуги. Те, кстати, уже погрузились на ялики вместе с представительским багажом, и понемногу отчаливали в сторону возвышавшегося над водой борта с закрытыми орудийными портами.
— Всё, управились наконец, — её Алёша, руководивший погрузкой сопровождения, вернулся с пирса. Новый, с золотым галуном, полковничий драгунский мундир, по мнению Кати, невероятно ему шёл. — Теперь наш черёд.
— Погоди, солнышко, нас ещё провожать придут.
— Уже идут, — супруг кивнул в сторону.
Сложное у него было отношение к её родне, но семья есть семья. Здесь фамильные кланы были не просто в порядке вещей, они представляли собой нечто вроде «коза ностры», коей следовало держаться при любых обстоятельствах. Теперь и Алексей Меркулов был членом «мафии», и ему тоже приходилось соответствовать её требованиям.
Вымостка улиц и порта всё ещё была деревянной: весь привозимый камень пока уходил на строительство зданий. И по доскам настила сейчас грохотали подкованными ботфортами двое мужчин в добротных кафтанах военного покроя. Оба деликатно придерживали под руки красивую женщину в неброском, но скроенном из дорогой ткани платье. Эка невидаль: дама прогуливается под охраной мужа и брата. Другое дело, что мужем её был государь Пётр Алексеевич, а братом — новоназначенный Сибирский губернатор Евгений Черкасов. Дарья давно уже оправилась после родов и, хотя крайне неохотно оставляла новорожденного сына на попечение нянек, не могла не прийти проводить сестру и брата — ведь обоим именно сегодня предстояло начать путь длиной, быть может, во много лет.
— Бог его знает, скоро ли увидимся, — сказал государь. — Катьке-то хорошо, две недели — и она здесь. А тебе, братец, предстоит в одиночку с Сибирью управляться: пока письмами обменяемся, более года пройдёт.
— А это почти как у нас — когда дают цель, приказ и забрасывают на заданные координаты. Без связи, без техники, чтобы не отследили, — ответил Евгений. — Дальше всё сами. Так что не вижу принципиальной разницы.
— Я тебе почти завидую, — вздохнула Катя. — Сама еду в такой серпентарий, что сибирская тайга скоро покажется раем.
— Буду очень скучать без вас, — призналась Дарья. — Подумать только — мы ещё никогда в жизни не расставались так надолго… Всегда были вместе, ну или хотя бы в пределах досягаемости. Вы… если не сможете приехать, хотя бы пишите…
…Им всем хотелось подольше протянуть это мгновение. Хорошо было в двадцать первом веке: к услугам мобильная связь, интернет, соцсети. Здесь в этом плане всё куда суровее. Если уж расставание, то на месяцы, если не на годы. Если переписка, то от случая к случаю, без стопроцентной гарантии доставки письма адресату. И с этим нужно было как-то жить дальше.
Времена ведь не выбирают.
Офицер-моряк, ожидавший пассажиров на пирсе возле шлюпки, замахал рукой: мол, пора отчаливать, закругляйтесь со своими прощаниями.
— Нам пора, Алёшенька, — Катя, не в силах больше без наворачивающихся слёз смотреть на свою семью, подала мужу руку и отвернулась…
…Высокий борт линейного фрегата — первого корабля этого класса Балтийского флота, заложенного и построенного на Петербургской верфи, приближался. Катя знала, что при закладке киля ему дали какое-то имя, даже по традиции табличку заложили. Но после славной виктории Пётр Алексеич всё переиграл и уже готовый корабль при спуске на воду переименовали.
Со стапелей русских верфей уже не первый год сходили корабли разных классов, но до сих пор не было традиции наносить их названия на борта. Этот линейный фрегат заложил ещё одну традицию. У него на корме под галереей горели на солнце свежей золотой краской буквы, складывавшиеся в славное имя.
«ПОЛТАВА».
Три сотни лет спустя это назвали бы «сигналом». Как говорится, имеющий глаза увидит, имеющий уши услышит, а имеющий мозги — поймёт.
Донской — Тула — Москва. 18 марта — 21 июня 2023 года.
[1] В реальной в братской могиле под Полтавой, как записано, «Погребены бригадир Феленгейм, полковники Нечаев и Лов, подполковник Козлов, майоры Кропотов, Эрнст и Гельд, обер-офицеров 45, капралов и рядовых 1293, всего погребено 1345 человек». Безвозвратные потери шведов до сих пор точно не подсчитаны, разные источники, в том числе шведские, называют цифры от 6700 до 9200 человек. Впрочем, даже наличие достоверных источников не мешает современным манипуляторам лёгким движением пера уменьшать потери шведов на порядок, и во столько же раз увеличивать потери русских.
[2] В реальной истории его простили за битву при Лесной, и в Полтавской битве был в числе военачальников.
[3] В реальной истории этот указ Пётр издал в 1702 году.
[4] Такие стишки действительно печатались в Саксонии, когда Карл XII пошёл войной на Россию.
