Человек, сказавший однажды, что не мог бы спокойно умереть, не произнеся “боязливо умалчиваемые слова” о роли евреев в России, едва ли руководствовался одной только ненавистью. Он, очевидно, видел себя бесстрашным рыцарем, пробуждающим в минуту опасности своих не ко времени задремавших братьев. То есть вся история могла бы пойти по другой колее, если бы не этот рыцарь! Такое повышенное внимание к себе, такая преувеличенная самооценка говорят об огромном, болезненном честолюбии.

Теперь о некоторых его поступках, способных любого поставить в тупик.

В брежневские годы Шафаревич был диссидентом. Стало быть, состоял в конфронтации с КГБ. Но в то же самое время он писал свою “Русофобию” и в этом страстном политическом памфлете заклеймил сам феномен диссидентства, назвал всех инакомыслящих “антинародом”, а их взгляды, - “нигилистической идеологией”3. Вот так: участвовал в сопротивлении старому режиму и одновременно вел себя, как его верный слуга. Бросал вызов КГБ, при том что обосновывал и оправдывал его работу, да так талантливо, так ярко - куда с ним было тягаться косноязычным полицейским идеологам! Кому еще из диссидентов такой компетентный свидетель, как генерал Стерлигов, мог бы сказать то, что с уничтожающей откровенностью написал в открытом письме Шафаревичу: “Я никогда не слышал, чтобы вы представляли какой-либо специфический интерес для КГБ”4?

Эпизод второй. Широко было известно, что Шафаревич с гордостью носит звание почетного члена Американской академии наук и никогда не забывает подписываться ни одним из иностранных титулов. И вдруг в феврале 1993 г. он разражается вызывающей речью об изначальной греховности американской цивилизации.

Для неосведомленных это была неразрешимая загадка. Но никаких сверхсложных явлений, типа раздвоения личности, за нею не стояло. Просто за полгода до этого 450 американских математиков, включая четырнадцать его коллег по национальной академии наук США, открыто высказали ему резкое осуждение: “Написанное вами может быть использовано для интеллектуального обоснования идеологии ненависти, приведшей в прошлом и способной привести в будущем к массовым убийствам”5.

192

Совершенно не понимая, к сожалению, того, что на самом деле в России происходит и что собою представляет Шафаревич, но меряя его по себе, эти благородные, но очень наивные люди призывали его “пересмотреть свои взгляды и публично отречься от своей антисемитской позиции, которая способна только повредить улучшившимся в последнее время связям Востока и Запада”6. Нашли, чем пугать! “Да для него улучшившиеся связи Востока и Запада - нож острый, как это не понять?

- иронизировал Бакланов. - Россия под колпаком, санитарным кордоном отделенная от мира - вот его идеал”7. И все-таки он помалкивал, держал свои взгляды при себе, пока его престиж на Западе был высок. И только поняв, что репутация подорвана и терять ему в Америке больше нечего, этот рыцарь поднял, наконец, забрало.

Эти штрихи, как и все его поведение с той поры, как он занялся политикой, приоткрывают главную психологическую пружину его характера. Так же, как ненавистный ему марксизм, она триедина, и образуют ее: честолюбие, ненависть и трусость.

Однако, ярче всего характер Шафаревича проявляется даже не в поступках, а в его письме, и тут действительно уходит на второй план, что он хочет сказать. Как он это говорит - вот что дает ключ к пониманию.

“Малый народ”

Поставьте себя, читатель, на минуту на место Шафаревича. Вы крупный, уважаемый ученый - и в то же время яростный антисемит. При этом вы дьявольски честолюбивы. Вас так и подмывает вознестись над всеми, и лучшее, что есть для этого в запасе - это антисемитизм. Стать первым в Москве, кто объявит борьбу с евреями “основной задачей русской мысли”8, сорвет все и всяческие маски, возглавит, поведет за собой - на меньшее вы не согласны. Но вы же еще и ученый и значит - интеллигент высочайшей пробы, а потому никак не можете нарушить стародавнее табу вашего сословия, для которого быть антисемитом - величайший позор. К тому же вы знаете, что и мир вас за это не похвалит. Как вышли бы вы из этого сложного положения? Скорее всего, я думаю, - нашли бы тот же выход, что и профессор Шафаревич.

Прежде всего, вы постарались бы принять такой вид, будто ваши личные чувства и амбиции решительно не при чем, а вас, наоборот, занимают самые высокие и вполне абстрактные проблемы мироздания. Вы холодны, трезвы и исключительно беспристрастны. И с этой позиции самыми широкими мазками стали бы набрасывать экспозицию так, чтобы интересующий вас предмет совершенно в ней затерялся. То есть вступление в тему наверняка оказалось бы у вас таким же академически фундаментальным и отстраненным, как у Шафаревича в его “Русофобии”. Есть в каждой стране БОЛЬШОЙ народ, и есть внутри каждого из них подрывной элемент, “определенная груп

193

I

па или слой, имеющий тенденцию к духовной самоизоляции и противопоставлению себя БОЛЬШОМУ народу9. И только легким штрихом расставите акценты, намекнете, на чьей стороне должен почувствовать себя читатель.

Очень хорошо, если вам удастся подобрать для этого опасного феномена какойнибудь оскорбительный термин, вроде “малого народа”, придуманного Шафаревичем.

После такого начала можно смело приступать к главному. Высказать наконецто свою ненависть к этому носителю “нигилистической идеологии”, который стремится к “ОКОНЧАТЕЛЬНОМУ РАЗРУШЕНИЮ РЕЛИГИОЗНЫХ И НАЦИОНАЛЬНЫХ ОСНОВ ЖИЗНИ10 (выписывая всю эту брань заглавными буквами, вы сможете как бы озвучить письменную речь, окрасить ее патетическими интонациями).

Но следить за собой вам все равно, конечно, придется. Вводить в этот ученый контекст евреев вы будете очень осторожно, обиняком и с оговорками, всячески показывая, что они для вас - не более чем частный случай: “Это может быть религиозная группа (в Англии - пуритане), социальная (во Франции — третье сословие), национальная (определенное течение еврейского национализма - у нас)“11.И уж тем более не позволите себе завопить, подобно уличным антисемитам, что “евреи захватили руководящие структуры после 1917 года и устроили тотальный расовый геноцид русскому народу”12. Или уподобиться черносотенному поэту Виктору Сорокину, писавшему накануне путча в августовском номере “Молодой гвардии”: “Иудино ползучее уродство, я ненавижу вас как смерть свою”13. Или Александру Баркашову с его хорошим отношением к Адольфу Алоизовичу Гитлеру14. Им это можно, им терять нечего. А вам нельзя.

В отличие от этого настоящего “коричневого” рыцарства, вы, как и Шафаревич, будете избегать обобщений и всячески подчеркивать, что говорите лишь об “определенном течении еврейского национализма”. Будете утверждать и тут же забирать назад это утверждение: “Хотя именно из националистически настроенных евреев состоит то центральное ядро, вокруг которого кристаллизуется этот слой” и “хотя их роль можно сравнить с ролью фермента, ускоряющего и направляющего процесс формирования “малого народа”… сама категория “малого народа” шире: он существовал бы и без этого влияния”15. Будете стараться говорить как можно более невнятно, чтобы ваши намеки не так бросались в глаза. Понятно ведь, что “националистически настроенные евреи” меньше всего были причастны к судьбам России. Единственное, чего они добивались

- возможности уехать. И уехали, едва приоткрылась перед ними дверь. Как же мог вокруг них кристаллизоваться “малый народ”? Какие основы российской жизни могли они разрушить и, главное, как?

Думаю, что проделав всю эту мыслительную операцию, вы бы без труда поняли, почему “Русофобия” написана так, как она написана. Рыцарство рыцарством, но и себе Шафаревич тоже не враг.

194

Но одновременно вы убедились бы и в том, что гарантий этот метод никаких не дает. Шафаревичу, по крайней мере, не удалось явить себя Георгием Победоносцом, поражающим Змия, и сохранить при этом престиж вкупе с репутацией. Ни изобретательность, ни аккуратность ему не помогли. Да и как было не разобраться, что по смыслу сказанного он полностью совпадает с уличными демагогами и поэтом Сорокиным? Так, может, лучше было бы ему не городить огород, а высказаться в открытую? Хуже для репутации все равно бы не было. Но зато явных, очень огорчительных для человека с математическим мышлением конфузов удалось бы избежать.