Выше крыши
Стоимость оперного театра взлетела до 55 миллионов фунтов
Сиднейский оперный театр в Австралии вызывает священный трепет — это прекрасное парящее ввысь сооружение в форме морской раковины стоит на полуострове и обращено к великолепной гавани, гордости города.
Жители Сиднея единодушно сходятся во мнении, что театр вполне оправдывает каждый цент из 5 миллионов фунтов, которые истрачены на его строительство. К сожалению, оценщики несколько промахнулись — на 55 миллионов фунтов плюс-минус миллион-другой.
Ибо Сиднейский оперный театр — не только самое крупное из современных театральных сооружений в мире, но, как выяснилось, и самое дорогостоящее, самое трудоемкое и самое долгое в строительстве.
Идея дизайна оперного театра родилась в начале 50-х годов у датского архитектора Йорна Утзона в виде первоначальных эскизов, когда он созерцал замок Эльсинор, место действия шекспировского Гамлета. Утзон подал свою идею на международный конкурс на лучший проект этой самой престижной культурной достопримечательности, проводимый правительством Нового Южного Уэльса. Он стал победителем конкурса и переехал в Австралию, чтобы запустить проект, что и произошло в марте 1959 года.
Датский архитектор Йорн Утзон и Сиднейский оперный театр
Утзону не понадобилось много времени, чтобы понять, что его первоначальная концепция, какой бы грандиозной она ни была, не работает. Начнем с того, что архитектор планировал установить в качестве крыши десять массивных морских раковин из тонких бетонных плит, но поскольку они были высотой 60 метров, то их пришлось поддерживать могучими арками. После перепроектирования крыша оказалась самой тяжелой в мире — 26 000 тонн, не считая миллиона белых керамических плиток, которыми она покрывалась.
Стоимость строительства подскакивала, а с нею и кровяное давление у руководителей Нового Южного Уэльса. Они проводили лотереи с огромными выигрышами, чтобы собрать деньги на своего «слона в ванной». Проект урезался, так что залы по размерам и числу мест уже уступали существующим оперным театрам. Бывали случаи, когда уже возведенные стены высотой в несколько этажей снова разрушались, чтобы рабочие могли перенести оборудование из одной части здания в другую.
Непреклонному министру общественных работ Дэвиду Хьюзу было приказано посвятить практически все свое рабочее время строительству оперного театра. Между ним и архитектором происходили жесткие стычки на глазах общественности. Утзон противился изменениям, на которых настаивал Хьюз, утверждая, что министр губит уже проделанную работу. Он заявил, что Хьюз уже разбазарил 15 миллионов фунтов и потерял два или три года, когда сносил и перестраивал уже построенные части здания. Хьюз отвечал, что, по описаниям Утзона, оперный театр — это симфония, но если дать ему волю, то симфония так и останется неоконченной.
В 1966 году Утзон уехал из Австралии. Он говорил, что не отвечает за первоначальные оценки стоимости строительства, на основании которых проект был одобрен, и что они всегда были нереальны.
Проект продолжался под руководством бригады австралийских архитекторов, которые теперь вплотную столкнулись с проблемами интерьера: на четырех с половиной акрах предстояло разместить театр оперы и балета, концертный зал, студию звукозаписи, кинотеатр, многочисленные рестораны и прочие заведения.
Судьба оперной аудитории была решена, когда Австралийской радиовещательной комиссии были предоставлены права на самый большой зал, который первоначально предназначался для оперы. Таким образом, оперные и балетные спектакли оказывались теперь сосланы в меньший зал — всего лишь на 1500 мест — это на 1300 меньше, чем в уже существующем театре, откуда местная оперно-балетная труппа собиралась переехать в новое помещение.
Чем ближе к дате открытия — тем больше и больше новых проблем. Стоянка машин не была предусмотрена, а когда вспомнили о ней — места уже не было. Планы строительства подземного гаража в ближайшем городском парке пришлось оставить, потому что строительные рабочие отказались губить два древних дерева на том историческом месте, где аборигены впервые исполнили свой обрядовый танец перед британскими колонистами в 1811 году. Музыканты Сиднейского симфонического оркестра угрожали отказом играть в таких условиях, когда некуда поставить машину. Нам, говорили они, вовсе не улыбается перспектива тащиться по улицам города в вечерних костюмах с тяжелыми инструментами. Кроме того, спрашивали они, как впихнуть 75 музыкантов в оркестровую яму, рассчитанную на 60?
Балетная труппа жаловалась на то, что за кулисами не хватает места, — просто смеху подобно. Это означало, что балетный танцор, совершив прыжок, рисковал расшибиться в лепешку о кирпичную стену.
Администраторы высказывали сомнения в том, что спектакли смогут начинаться вовремя. Поскольку подъезды к театру еще не готовы, говорили они, зрители, оказавшиеся достаточно прозорливыми, чтобы приехать на такси, а не на своих машинах, ни за что не проникнут сквозь заслоны дорожных работ, а пробираясь обходными путями через ямы и колдобины, окажутся с головы до ног заляпанными грязью.
Многие артисты жаловались на недостаток репетиционных комнат и на отсутствие уборных. Жалобы поступали даже на состояние туалетов — они либо не работали, либо разваливались прямо на глазах. Но в последний момент были проведены ремонтные работы, и местная газета наконец объявила: «Все колесики вертятся!»
В октябре 1973 года королева открыла Сиднейский оперный театр. Любители оперы из Австралии, мировые знаменитости и гости со всего света поздно ночью покидали это удивительное сооружение, отдавая должное оригинальной архитектурной идее, которая вопреки всем ожиданиям успешно воплотилась в жизнь, ибо здание поразило практически каждого, кто его увидел.
Но в эту благоуханную, сияющую ночь 1973 года в общем хоре недоставало одного голоса. Это было выражением воли правительства Нового Южного Уэльса: список приглашенных Очень Важных Персон не включал в себя Йорна Утзона. И он не приехал.
Как невеста с шафером венчалась
В один прекрасный день в начале 1920-х годов Альберт Малдун, шафер жениха, приблизился вместе с последним к алтарю крохотной церквушки в Килетере, графство Тирон. Но стоял он не по правую руку от жениха, как принято, а по левую.
Скоро появилась невеста, и служба началась. Поскольку Альберт стоял слева, то священник обращал все свои вопросы к нему — и Альберт отвечал. Священник довел службу до конца и затем пригласил счастливую чету поставить свои подписи в книге регистраций. Ошибка обнаружилась только тогда, когда настоящий жених стал настаивать на том, что подписаться должен именно он, тогда как священник предлагал сделать это Альберту.
Служба тут же была проведена вновь — на этот раз Альберт стоял справа.
Впоследствии Альберт говорил: «Мой друг Кристофер, жених, так нервничал, что не мог произнести ни слова, так что мне пришлось отвечать за него».
Лео Грейд, впоследствии ставший всемирно известным кино- и телемагнатом Лордом Грейдом, однажды посетил лондонский театр и посмотрел дуэт актеров, который ему чрезвычайно понравился. В антракте он бросился за кулисы, поздравил исполнителей и пообещал сделать из них звезд первой величины, если они будут работать с ним как с их агентом. По его словам, они могли бы получать в два раза больше того, что имеют.
Актеры пришли в неописуемый восторг, и тут Грейд спросил их: «А кто сейчас ваш агент?». На что те ответили: «Лео Грейд».
Суперавтомобиль: миля в час
Представители прессы со всего мира выстроились в ряд, чтобы стать свидетелями доставки покупателю первого суперавтомобиля из новой серии. «Лагонда», производство фирмы «Астон Мартин», стоимостью в 32 000 фунтов стерлингов, развивающая скорость до 140 миль (256 километров) в час, должна была быть доставлена маркизе Тависток на дом, в Уобурнское аббатство. Маркиза купила машину на кредитную карточку «Дайнерз Клаб» в качестве подарка к семнадцатилетию свадьбы своему мужу, маркизу, сыну герцога Бэдфордского, владельца аббатства; она же пригласила прессу и телевидение, чтобы запечатлеть церемонию вручения подарка.
