Через час с небольшим мы пролетели над Ригой, а вскоре я увидел сверху маленькую полосу аэропорта в Храброво. Самолёт заложил широкий вираж и пошёл на снижение.

Вместе с другими пассажирами я дождался выгрузки багажа, подхватил свой рюкзак и вышел из здания аэропорта. Пахло близким морем, соснами и ещё чем-то сладким, щемящим.

Возле аэропорта меня ждал военный «Газик». Рядом с ним, лениво прислонившись к капоту, стоял сержант в армейской форме.

Увидев меня, сержант выпрямился и взмахнул рукой.

— Гореликов? — спросил он, когда я подошёл ближе. — Садитесь!

Я закинул рюкзак в тентованный кузов и уселся рядом с сержантом. Двигатель зарычал. Сержант с усилием врубил передачу, и машина тронулась.

— Через полчаса будем на месте! — громко, чтобы перекрыть звук мотора, сказал сержант.

Я смотрел в окно, и меня не покидало ощущение дежавю. Именно этой дорогой я ехал из Приморска в аэропорт в конце своей прошлой жизни. Также мелькали за окном чёрные стволы лип, придорожные поляны и кусты. А во внутреннем кармане моей куртки лежал медальон древних пруссов.

Только машина была другая, более комфортабельная. И на стволах деревьев у дороги желтели светоотражающие полосы.

— Паспорт у вас с собой? — снова громко спросил сержант.

— Конечно, — ответил я.

Увидел, что сержант меня не услышал, и просто кивнул.

— Хорошо! Вокруг леса стоит оцепление. Вход на территорию строго по списку.

— И через личный досмотр? — пошутил я.

Но сержант не понял шутки и серьёзно помотал головой.

— Нет. Только документы проверяют.

Мы проехали Красноторовку и повернули налево, вдоль берега залива. А ещё через пятнадцать минут я увидел знакомый поворот дороги, проволочное ограждение и наскоро сколоченную дощатую будку охраны.

Сержант съехал на обочину возле будки и заглушил мотор.

— Дальше пешком по тропинке. Лагерь в лесу, метров двести отсюда.

Я вылез из машины и вытащил из кузова рюкзак. Предъявил паспорт хмурому солдату, который вышел из будки, едва мы подъехали. На плече солдата висел автомат.

Серьёзно охраняют, подумал я.

Солдат внимательно прочитал первую страницу паспорта. Рассмотрел фотографию, потом прищурился на меня.

— Подождите, — сказал он и зашуршал страницами списка. — Гореликов Александр? Из Ленинграда? Всё верно.

Он отодвинул деревянный брус, который перегораживал проход в ограждении.

— Сюда. Вверх по тропинке, двести метров.

Я увидел утоптанную тропинку, которая вела в лес. Такая же тропинка уходила в сторону и шла вдоль проволочной ограды. Вдалеке я заметил ещё двоих солдат, которые медленно шли по направлению к будке охранника.

Значит, территорию не только огородили, но и патрулируют.

Я поправил лямки тяжёлого рюкзака и углубился по тропинке в лес.

В тени высоких деревьев было прохладно и сыро. Вдалеке методично и звонко куковала кукушка. Тропинка под ногами была сырой, на ней ясно отпечатались следы сапог, кед и даже пляжных шлёпанцев. Вокруг меня, тонко звеня крыльями, вились комары. Вот один уселся на левую щёку. Я смахнул его ладонью, и комар улетел, обиженно зудя.

Чёрт, а репеллент я, кажется, забыл купить! Точно, забыл. Хорошо, что в кармане рюкзака лежал старый флакон одеколона «Гвоздика». Его комары боялись не хуже, чем «Дэту». Придётся благоухать одеколоном на весь лагерь.

Тропинка снова повернула, и впереди я увидел выгоревшие брезентовые крыши палаток. Между палатками стоял длинный навес, а под ним — стол и лавки, сколоченные из толстых досок. Рядом с навесом возвышался просторный шатёр камеральной лаборатории. Полы, загораживающие вход, были отогнуты и подвязаны верёвочками. Рядом с входом в «камералку» стояли вёдра с водой.

Я помнил, что недалеко отсюда в лесу протекает небольшой ручей, впадающий в речку Козью. Забавное название! Наверное, воду для лагеря брали из этого ручья.

— Сашка! — вдруг услышал я знакомый голос.

Повернулся, едва не споткнувшись о натянутую вдоль земли растяжку палатки. Эти растяжки караулили повсюду, из-за них по лагерю приходилось пробираться осторожно, внимательно глядя под ноги.

— Севка!

Это, действительно, был Севка. Подпрыгивая от возбуждения на месте, он размахивал руками над головой.

— Сашка! Приехал? Давай сюда! Здесь свободное место в палатке есть!

Я пробрался к Севке, с облегчением скинул рюкзак на землю и крепко обнялся с другом.

— Значит, и ты здесь? Вот отлично! Ты в какой палатке? Поселишь меня к себе?

— Не, — Севка смущённо улыбнулся. — Ты селись вот здесь, с парнями. А у нас с Олей отдельная палатка.

— Так вы с Олей вместе?

Я от души хлопнул друга по плечу.

— Молодцы! Как я рад, что вы приехали!

Апрель 1242-го года. Берег Чудского озера

Княжеские дружины Александра и Андрея медленно двигались вдоль заснеженного берега Чудского озера.

Новгородские, суздальские и владимирские полки широкой цепью ушли далеко вперед — грабить деревни эстов. Войско шло уже по землям Тевтонского ордена.

— Деревни не жечь, людей не бить, — напутствовал Александр воевод. — Если разобьём орден — эти земли нашими станут. Нам с них ещё дань собирать. Незачем разорять подчистую.

Воеводы согласно кивали. Но Александр знал, что ратников они всё равно не удержат. Дорвавшись до грабежа владимирцы и суздальцы становились сами не свои — край далёкий, им со здешними жителями потом не мириться. Да и татарские набеги давали себя знать. Изрядно ограбленные татарами русичи хотели вернуться из похода хоть с каким-нибудь прибытком. Чтобы не стыдно было посмотреть оставленным дома жёнам и детишкам.

Дозорные, непрерывно скакавшие между передовыми полками и княжеской дружиной, сообщали Александру, что войско уже разжилось лошадьми и печально мычащими коровами.

Князь только равнодушно пожимал плечами — война есть война. Войско надо кормить, и эта тяжесть всегда ложится на плечи мирных жителей. Потому Александр и хотел перенести войну на земли Тевтонского ордена.

Новгородские и псковские полки вели себя сдержаннее. Так же врывались в избы, искали ямы, в которых спрятано зерно. Требовали мяса, молока и мёда, резали испуганно квохчущих кур.

Но последних коров и лошадей не уводили, ульи не разбивали. И зерна оставляли хозяевам столько, чтобы хватило посеять весной и прокормиться до нового урожая.

Понимали, что если придётся владеть этими приморскими землями — то выгоднее оставить деревни неразорёнными. Прикидывали, где удобнее ставить деревянные крепости и городки.

Князь Андрей тоже повеселел. Его радовала возможность вернуться во Владимир с прибытком, похвастаться перед отцом удачным окончанием военного похода.

Тревожило князя только то, что русские войска широко разбрелись по окрестным лесам и болотам.

— Не ударят по нам тевтонцы неожиданно? — не раз спрашивал князь Андрей старшего брата.

Александр только качал головой, глядя из-под меховой шапки на синеватый озёрный лёд.

— Не ударят. Лазутчики говорят, что немцы отошли далеко в сторону Дерпта и там хотят собирать войско. Надо или выманить их на себя, или воспользоваться временем и разорить орденские земли. Тогда немецким рыцарям придётся идти в поход по голодной и пустой земле.

— Думаешь, выманим? — не успокаивался Андрей.

Александр насмешливо поглядел на брата. Вроде, и небольшая у них с Андреем разница в возрасте. Но Александр за время княжения в своевольном Новгороде привык принимать решения и нести ответственность.

А Андрей, сидя под рукой отца, так и остался младшим сыном и по привычке ждал, что за него всё решит кто-то другой.

— Деваться им некуда, — объяснил Александр брату. — До Дерпта отходить не будут, соберут войско, какое есть. А сил у них немного, и подмогу им ждать некогда. Выступят с теми полками, что есть. Тут-то мы их и встретим.

Александр неспроста держал свою дружину позади передовых полков. Он внимательно осматривал округу, выбирая подходящее место для главного сражения. В том, что сражение состоится, молодой князь не сомневался.