— Так что насчёт ваших долгов? Я навёл справки — ваш сын назанимал в Сегилье немало.

— У меня есть чем расплатиться, — гримаса, с которой чудище произнёс эти слова, не поддавалась определению.

— Вот как? — гость постарался, чтобы на лице его отразилось сомнение.

Дон Хосе сузил глаз, вскочил из-за стола, быстро вышел и через несколько минут вернулся, держа в руках небольшую серебряную вещицу. Поначалу с недоумением подняв брови, через миг сеньор дель Соль замер, потрясённый открытием, какое чудо увидел.

— Солонка Селлини! Не может быть! Их штук пять, они все известны! Герцог Медина показывал мне гравюру, он душу бы отдал за такую солонку! Клеймо, вот оно!

Довольный произведённым впечатлением дон Хосе пояснил:

— Эта считалась утерянной во время войны. Не знаю точно, как она попала к моему отцу, он уверял — подарок за спасение жизни, но не рассказывал мне детали. Как бы то ни было, двадцать лет прошло — достаточный срок, чтобы трофей стал законной собственностью владельца.

— Сколько вы за неё хотите? — охрипшим голосом спросил кабальеро.

— Нисколько. Обещана.

— Кому?

— Не скажу.

— Но, сеньор…

— Хватит! Я и так вам наговорил лишнего, убирайтесь!

Слишком взволнованный, чтобы протестовать, дон Стефано вышел из дома дона Хосе. Перед глазами его стоял только что увиденный ювелирный шедевр, который сделал бы честь королевской коллекции, тем более коллекции герцога де Медина. Сейчас для разбойника не имело значения, какую цену можно выручить за прошедший через руки великого мастера кусок серебра. Он знал — навеки приобрёл бы расположение губернатора Сегильи, если вручил бы ему драгоценную вещь, и смог бы добиться рекомендации на высокую должность, не утруждая себя женитьбой на сеньорите Лусии Альмейда.

Вечер кабальеро провёл у Рамиресов. Вернувшийся дон Фадрике коротко сказал, что Хила осталась под опекой в обители, там же побудет её мать, способная помогать на кухне. Дону Стефано пришлось изображать сочувствие, в подтверждение которого он передал священнику несколько монет и счёл дело закрытым. Однако следующий предмет разговора оказался для сеньора дель Соль ещё неприятнее. 3адумчивей, чем обычно, дон Фадрике заговорил:

— В Сегилье вспомнили пропавшую десять лет назад «Эспаньолу». Обнаружены несколько драгоценных камней из партии, которую она везла из колоний. Значит, её не шторм погубил, как считалось, а нападение пиратов.

— Ты удивлялся, что крепкий корабль с опытным капитаном оказался единственным из флотилии, не пережившим шторм.

— Да, это было очень странно. А вы не находите, дон Стефано? — капитан Морено перевёл взор на бывшего капера. — Вы ведь были в конвое.

Постаравшись спокойно встретить ничего не выражающий взгляд собеседника, сеньор дель Соль подтвердил:

— Я был удивлён, как и все, — про себя разбойник призвал тысячу проклятий на голову ювелира Гонсалеса.

— Теперь считают, что виновны пираты, — меланхоличный сеньор выглядел необычно для себя сосредоточенным. — Почему тогда ни за одного пленного выкуп не требовали, даже за жену капитана?

— Я не имел чести быть знакомым с сеньорой де Молино, но думаю — она была красивой женщиной, пираты могли решить оставить её себе, — и гораздо тише дон Стефано прибавил: — Стоит ли говорить об этом при сеньорите?

— Стоит, — резко ответил идальго. — Наивно думать, что неосведомлённость о бедах, которые могут настигнуть женщину, защитит её от несчастий.

Взгляд пожилого дворянина обратился к дочери и смягчился, а Инес ободряюще улыбнулась отцу.

Дон Фадрике продолжил:

— Я попробую задействовать старые связи, может быть, съезжу в Мовританию, раз уж не связан службой. Если женщины — при сеньоре де Молино были служанки — оказались в плену, я не упущу ни малейшего шанса узнать об их судьбе.

— Вы уверены, — с сомнением пробормотал дон Стефано, — что родне сеньоры не легче считать её мёртвой?

— Если родня заслуживает этого звания, — глаза сеньора Рамиреса загорелись, он упрямо наклонил голову и произнёс с необычным для его всегдашней сдержанности жаром: — Сеньору не попрекнут ни одним словом, лишь бы она оказалась жива!

— Это так, — подтвердил дон Фадрике. — Я встретился с матерью дамы, она будет счастлива увидеть дочь, что бы с ней ни случилось за эти десять лет.

Бывший капер, точно знающий, что тела всех трёх женщин давно истлели на дне океана, про себя пожелал капитану Морено отправиться вслед за ними как можно скорее. Несколько успокаивало дона Стефано, что этот лезший не в своё дело сеньор думает о поисках женщин, а не путей, которыми драгоценности попали к торговцу.

Хозяин дома подытожил непростой разговор:

— Возможно, сеньора подверглась насилию, но оно бесчестит насильника, а не жертву. Я рад слышать, что мать женщины считает так же. Понимаю — надежда призрачна. Для служанок — тем более. Но нельзя не попробовать, — идальго поднял чарку с вином. — За твою удачу, Фадрике! — и залпом осушил свою чарку.

Мужчины присоединились к нему, хотя не все искренне. Старик-священник пробормотал напутствие из святого писания, и, не без облегчения, заговорили на другую тему.

— Алонсо, — к дону Стефано в доме идальго привыкли настолько, что старые друзья в его присутствии не церемонились между собой. — Что ты думаешь о налоговых льготах на следующие пять лет?

— Подам новое прошение, — сразу ответил отставной лейтенант. — И в суд на дона Хосе. Хотя здесь основания слабые, но я попробую снова.

— Мой родственник очень упрям, — вставил дон Стефано.

— Знаю, — тихо ответил сеньор Рамирес. — Я после оспы пытался поговорить с ним, но он как обезумел. Возможно, болезнь повлияла и на его разум. Мы и раньше не ладили, но что он в погоне за нашими землями погубит свою, я не ожидал.

— Вы можете продать принадлежащие вам расписки, — стараясь не смотреть пожилому дворянину в глаза, произнёс сеньор дель Соль. — Конечно, не за полную цену…

— И выручу мало, и односельчан подведу. Расписки могут купить только с прицелом отобрать заложенную землю.

— Ты сражаешься с ветряными мельницами, хитроумный идальго, — дон Фадрике вернулся к своему обычно рассеянному виду, который давно перестал обманывать сеньора дель Соль.

— Тогда выпьем за ветер, который принесёт нам удачу! — идальго встал, выпрямился, улыбнулся, глаза его блеснули молодой дерзостью и готовностью встретить любую судьбу.

Вскоре дон Стефано откланялся, вслед за ним ушёл и священник.

***

Инес поцеловала отца и ушла в свою комнату, а старые друзья остались сидеть за вином, хотя оба уже не пили. Идальго понимал, что они скоро расстанутся, может быть, навсегда, а дон Фадрике был сильно обеспокоен здоровьем друга, ещё больше — судьбой его дочери. Прежде всего капитан считал необходимым предостеречь сеньора Рамиреса.

— Алонсо, ты уверен в порядочности своего нового знакомого, для которого Хетафе как мёдом намазано?

— Более чем не уверен и догадываюсь, что здесь за мёд, — он невесело посмотрел на дверь, за которой скрылась дочь.

— Почему принимаешь его?

— Нет повода отказать, дон Стефано держится как подобает. Главное — пусть он лучше на моих глазах подъезжает к Инес, чем пытается через слуг, шлёт тайные письма и бог весть что ещё придумывает в лучших традициях городских обольстителей.

— Боюсь, с этим кабальеро дело обстоит хуже, он не только развратник.

— Что ты о нём узнал? — напрягся идальго.

— У него превосходная репутация, дела по каперскому свидетельству вёл законно, разве что часть добычи утаивал — но они все так делают. Есть одна странность.

— Что тебя насторожило?

— Первую команду он набрал в Сегилье, как принято. Конечно, в матросы идут не ангелы, но капитаны стараются взять сколько возможно порядочных людей. Такова была и команда капитана Аседо, как тогда называли дона Стефано. Но в первом же дальнем рейсе оказалось, что ему поставили гнилые лимоны, и большинство людей слегли от цинги. Многие умерли, и следующих капитан Аседо набрал уже в колониях, взяв отборных негодяев.