— А, Хетафе! — на лице Роберто появилась занимательная гримаса, ему, должно быть, стало смешно. — Я не слишком-то знаю, только сеньор из тех краёв озадаченный приезжает, не как после кувырканий с горячей штучкой.

— Не даётся девчонка, — неожиданно и злорадно вступил в разговор Пабло. — То есть не девчонка, а сеньорита. Наш сеньор давно поставил туда соглядатаев, на парочку будто бы беглую раскошелился, потом целый отряд скрытно сначала, а неделю назад велел не таиться, но себя прилично вести. Дескать, из почтения к тамошнему дворянину приставил к селению охрану, пока провинция волнуется из-за колдовских дел.

— Ну да… — хмыкнул Роберто. — Нищий идальго, всё равно что крестьянин, а благородная кровь — дону Стефано такой человек почтеннее, чем самый богатый купец или важный чиновник вроде вас, сеньор мытарь.

— Отставной лейтенант Алонсо Рамирес, — отчеканил сеньор Мендес.

— Откуда вы знаете? — с подозрением посмотрели на казначея оба разбойника.

— Он от меня об этом человеке узнал. Прошлой весной говорили мы с ним о налоговых льготах, я и рассказал, что в Хетафе живёт дворянин, сумевший после оспы добиться королевского освобождения от налогов, хотя в Сегилье его прошение затерялось. Дон Стефано очень заинтересовался и скоро поехал в Хетафе. Мой инспектор в селении раньше был, от него я и узнал: дочь идальго — красавица. Пабло, — обратился казначей к бывшему матросу. — Ты к этому делу ближе, рассказывай.

— Уж и не знаю, я особо не лез. Что скажет сеньор, то и делал, — разбойник призадумался. — Сам я не был в Хетафе, только в Тагоне. А от наших парней слышал — спёкся главарь.

— Неужели и вправду женится на бесприданнице? — удивилась Кончита.

— Или не женится, — размышлял казначей. — Что отец её думает, интересно.

— Кто их разберёт, этих благородных, — буркнул Роберто. — Что нам с этого дела?

— Знаю что, — с нежданной решительностью объявил Пабло. — В Тагоне я был, когда туда приезжал комендант из Сегильи, то есть дон Бернардо Альмейда. Ясное дело, дон Стефано к нему прицепился, а потом они обедали вместе с двумя пожилыми сеньорами из тех краёв. Один — морской капитан, я их различаю с полшага. Другой был просто одет — в таких камзолах деревенские идальго и ходят, но весёлый, приветливый, и с доном Бернардо на равных держался. Потом комендант с парой стражников, с этим и с нашим сеньором в Хетафе поехали.

— Он друг дона Бернардо? — подался вперёд казначей.

Впервые в деле забрезжил просвет. Сеньор Мендес, облизав губы и машинально пригладив волосы, лихорадочно заговорил:

— Отец девушки наверняка боится бесчестья дочери, раз возле неё крутится такой кабальеро. С ним можно поговорить, а он — с доном Бернардо. Огласка идальго ни к чему будет.

— Э, нет… — скептично хмыкнул Роберто. — Если наш дьявол впрямь жениться решил? Законным, стало быть, браком? Второго такого жениха в Хетафе сто лет не появится! Папаша девчонки, то есть, как Пабло сказал, сеньориты, на радостях не то что слушать не станет, а всех нас сдаст с потрохами!

— Может, идальго ни к чему такой зять? Вдруг он порядочный человек? — не сдавался казначей.

— Ха! — одним слогом выразил своё отношение Роберто.

— Я должна на него посмотреть. На них с дочерью, — задумчиво заговорила Кончита.

— Что ты затеяла, баба? — вскинулся разбойник. — В душу решила к нему заглянуть? Таких дур, что себя считают ведуньями, полные бордели в Сегилье.

— Ему от меня ничего не нужно, — Кончита скорее размышляла, чем спорила.

— Друг нашего коменданта, а уж о доне Бернардо никто не сможет дурного слова сказать, — поддержал казначей.

— Комендант чуть не взял в зятья нашего главаря, — не сдавался Роберто.

— Можешь придумать ещё что-нибудь?

Роберто замолчал с мрачным видом, скрестив руки на груди, а казначей спросил Кончиту:

— Как ты сможешь до Хетафе добраться?

— Хозяйка давно обещала позволить мне родню навестить. Хоть и не в той стороне наша деревня, а крюк сделать можно.

— Вы, сеньоры, — казначей обратился к разбойникам. — Можете так устроить, чтобы Кончита в Хетафе пришла и никто из соглядатаев дона Стефано ни в чём не заподозрил её?

Бывший матрос посмотрел на главного подручного своего главаря, и Роберто мрачно кивнул.

— Я скажу герцогу, что нужно проверить документы в каменоломнях. Инквизитор обратил внимание, что камень для стены идёт по цене мрамора, объяснение лучше подобрать ближе к месту, — спокойным тоном добавил сеньор Мендес, хотя его подташнивало от страха. — Устроюсь в одной из деревень рядом с Хетафе, якобы заболею.

— Боязно, чернильная душа? — страх казначея Роберто заметил. — И всё равно пойдёшь против знатного кабальеро?

— Я завяз уже, лучше не отступать, — таким же обманчиво ровным голосом ответил побледневший казначей.

— Ишь ты… Смотри, теперь уж отступить не позволю.

Ни Пабло, ни даже Роберто поодиночке не смогли бы устроить незаметное появление Кончиты в Хетафе, а сеньора Мендеса — неподалёку. Дон Стефано основательно продумал слежку одних членов банды за другими, не делая исключения для ближайшего подручного, но предотвратить сговор разбойников против главаря оказалось выше его сил.

Пабло был дружен с оставленным в Хетафе соглядатаем, привёз ему вина и отвлёк в тот вечер, когда Кончита появилась возле колодца, где девушки собирались на посиделки. Молодая женщина привязала своего мула возле таверны, попросила приготовить ей перекусить и стала смотреть на девичью стайку.

Опытный глаз служанки знатной сеньоры сразу выхватил сеньориту. От камеристки не укрылась ни осанка Инес, ни почтение к ней подруг, хотя привлёкшую внимание дона Стефано девицу невозможно было назвать надменной. Кончита подошла к девушкам, немедленно прекратившим болтовню и с любопытством уставившимся на незнакомку, спросившую:

— Можно напиться из вашего колодца?

Гостье ответила сеньорита:

— Добрый вечер, сеньора! Пейте на здоровье!

— Я не сеньора, я всего лишь служанка.

— Всё равно пейте и здравствуйте! — рассмеялась дочка идальго.

Кончита старалась смотреть на девушку не слишком пристально. Юность и красота не стали неожиданностью для служанки, догадывавшейся, что если любовник первой красавицы Сегильи увлёкся провинциалкой, то она должна быть очень хороша собой. Поначалу камеристка, ожидавшая, что девушка из Хетафе окажется похожей на античную статую, удивилась, сочтя сеньориту всего лишь облагороженной копией одной из многих девчонок, каких можно встретить на улицах Сегильи. Конечно, сластолюбивый дон Стефано вполне мог в провинции польститься на подвернувшийся лакомый кусочек, но чем сеньорита так увлекла разборчивого кабальеро, что он задумался о браке с ней? Неужели одной неуступчивостью? Потихоньку делая глоток за глотком, Кончита размышляла о девушке, вернувшейся к разговорам с односельчанками.

Крестьянки были испуганы долетевшими до Хетафе слухами о колдовстве, порой перебивали друг друга, рассказывая то о вспорхнувшей вороне, то об увиденной вечером чёрной кошке. Молодая дворянка их успокаивала, отвечая с мягкой улыбкой то одной, то другой:

— Цыплят нужно укрыть от вороны. Мой Хумесильо, серый негодник, тоже вечером кажется чёрным. Настой из трав, Паскуала, не передерживай, а то волосы не только жёсткие станут, но и выпадут.

Ничего особенного девушка не говорила, но Кончита заметила, как быстро менялось выражение её лица. Дочь идальго сопровождала успокаивающие слова беспечной улыбкой, участливо спрашивала о здоровье чьего-то младшего брата, приветливо приглашала в воскресенье на пирожки, а под конец, став серьёзной, одной из крестьянок сказала голосом, не терпящим возражений:

— В Ластрес, Алина, одна не ходи. Когда будет нужно — скажи отцу, он велит Педро тебя проводить.

Только сейчас камеристка заметила, как твёрдо очерчены пухлые губы, как прямо и решительно умеет смотреть эта девушка. Наверное, глаза её, лучистые и живые, способны гневно сверкать. Задумчивость Кончиты была прервана спокойным мужским голосом: