Тёмным, вероятно, дали выходной. Они не поджидали меня в холле, как это обычно бывало. Оно и к лучшему. Лишь бы маленький Густав пришёл…
К моему счастью, приятель не обиделся на меня за несостоявшуюся встречу и ждал на обычном месте. Я собрала волю в кулак, прогнала прочь отчаяние и постаралась выглядеть как можно более непринуждённой.
– Ну, дружище, давай! Продемонстрируй мне всё то, что ты успел освоить за это время, – с энтузиазмом предложила я после короткого приветствия и моего извинения за вчерашний прогул.
Маленький Густав растерялся, но всё же не мешкая, перекинул ногу через раму велосипеда.
– Начнём с последнего. Как ты усвоил прошлый урок. Получается? О! Вижу. Отлично! Схватываешь на лету. Рискнёшь покорить новый рубеж?
– А то! – вдохновился маленький Густав моим настроем.
– Супер! Для начала мы научимся отрывать переднее колесо от земли… – Честно говоря, я не верила в успех мероприятия. Потому что, чтобы начать осваивать трюк, так называемый «вилли», необходимо как минимум уверенно чувствовать себя в седле. Но это не мешало мне дать парнишке теорию, прежде чем угонять его велосипед. А вдруг он бы позже всё же освоил его, и это хотя бы отчасти загладило моё преступление. – Нет, ты должен сесть. Всё верно. Теперь переноси равновесие назад и попытайся оторвать переднее колесо рывком на себя. Оу-оу-оу!
Парнишка наклонился и рухнул.
– Ты в порядке? – Я помогла бедняге подняться.
– Что значит, «переноси равновесие назад»? Ты хотела, чтобы я сделал сальто вместе с великом? – недоумевал он.
– Ну что ты! Как ты это сделал? Во, силища! – забавлялась я. – Слезай, покажу.
Немного помявшись на месте, маленький Густав всё же решился довериться мне, передавая заветный транспорт. Я демонстрировала ему езду на заднем колесе, а он сосредоточенно, будто даже восторженно внимал. И когда я отдалилась на достаточное расстояние, с которого по моим расчётам был шанс от него удрать, я стартовала. Но немного отъехав, я не сдержала драматичного прощания.
– Прости, дружище! – Я притормозила на мгновение, обернувшись, столкнулась взглядом с ним. Он сразу понял.
– Нет! Ты не можешь! – Его полные обиды глаза смотрели на меня с упрёком. – Ты же знаешь, чем обернётся твой побег для меня! Ты понимаешь… ты должна!
– Прости, маленький Густав, что использовала тебя. Но я бесконечно буду тебе благодарна. И поверь, не самый ужасный я человек! – прокричала я, и оттолкнулась от брусчатки, понимая, что только усугубляю своё положение: ни к чему ему мои извинения, мои действия уже определили его отношение ко мне.
– Спасибо, что призналась! – добил меня во след приятель. – Призналась, что ты ужасный человек… Пусть и не самый…
Чёрт! После этого мне точно не отвертеться от угрызений совести.
После нашего прощания с маленьким Густавом, было ясно, что он не станет гнаться за мной и пытаться сбить с велосипеда. Несмотря на это, я крутила педали так быстро, как только могла, опасаясь преследования кого бы то ни было ещё. И когда я, уже немного подуставшая, миновала стороной хозяйственное поселение, выехала к дороге, – моему счастью не было предела. Заветная свобода ощущалась столь явственно, что мне даже стало немного стыдно за то, как долго я решалась и откладывала побег.
Надо же! Как просто всё оказалось. Я ликовала. И почему только доктор Беньямин был так уверен в моём провале?
Погода мне, однако, не благоволила.
Это что, снег? Снег пошёл! Я удивлялась, вытирая лицо. Начало июня! Природа, за что? За то, что подставила паренька! Разве этого недостаточно? Обернувшись на оставленную позади деревеньку, я поднажала на педали. Леденящие снежные крупинки, учащались вместе со скоростью моего движения, всё чаще врезались мне в лицо, словно крохотные льдинки, оставляли микропорезы на коже.
«Ужасный человек… Пусть и не самый…» – угрызения совести раздавались слишком отчётливо. И если сначала я сомневалась, будто услышала их ушами, то зазвучавшее их продолжение повергло меня в шок: «Ужасный человек!»
Неужели он бежит за мной? Я снова обернулась назад, уверенная, что увижу маленького Густава, нагоняющего меня и выкрикивающего свои упрёки.
И не увидела.
Судорожно я озиралась по сторонам. Разинув рот и забыв о дороге, искала источник услышанных мною фраз, когда перевернулась вместе с велосипедом. Падение не было эпичным, скорее привычным, каких я насобирала в детстве целую коллекцию.
Я поднялась. Оттряхнула грязные мокрые джинсы. Потерла ушибленный локоть. Оценила масштаб ущерба велосипеду. И поняв, что всё в порядке, внимательно посмотрела назад. Дорогу от лесополосы отделял поросший свежей травой луг, и негде там было скрыться маленькому Густаву.
Вот и приехали! После терапии Беньямина, я «погнала» настолько, что помимо жутких отражений, теперь ещё и голоса стала слышать. Потрясающе! Пролечилась полгода в психушке, будучи здоровой, теперь мне там самое место. Ладно, не время на жалость к себе! У меня в запасе не так много его до темноты, и хотелось бы убраться от этого места как можно дальше.
Я подняла велосипед и отправилась в путь. Чтобы не потерпеть очередное фиаско, старалась не озираться назад, как бы сильно мне того ни хотелось.
Неужели Беньямин даже не отправил никого за мной по следу? Да что с ним такое? Он будто специально делает наоборот – всё так, как нельзя делать. Чего он добивается таким образом? Даже если хочет окончательно доконать меня, то что скажет моим родителям? Как будет объясняться?
«Не придётся, – голос доктора прозвучал настолько отчётливо, будто ударом по голове, что я не сдержалась и стала озираться. – Куда ты направляешься, ты уже решила?»
«Ты же не думаешь, будто мы рады будем видеть тебя… – голос мамы, такой знакомый и родной, который я не слышала столько времени и так скучала по нему, и так хотела услышать его, вдруг едко резанул по ушам и колким эхом отразился в груди. – Или ты рассчитываешь, что, услышав твои объяснения, мы изменим решение?» Мамин голос не скрывал презрительных нот, в нём слышалось и обвинение.
– Но в чём, – не знаю, кому, я проорала это во всю глотку, – в чём вы меня обвиняете? Что я сделала такого? – я прогнала наступающие слёзы, стараясь концентрироваться на своём возмущении.
«Это ж какой недалёкой надо быть, чтобы думать, будто в её беззаботной жизни нет ничьей заслуги! Будто родители жили столь же непринуждённо, как она. Будто не старались и не стремились дать ей возможность на достойное будущее. Будто жили для себя и не отказывали себе ни в чём в её пользу…» – папины слова выбивали из меня остатки стойкости.
«Она просто хрупкий цветок… – заступился за меня бабушкин голос, – настолько хрупкий, что сломался от столь лёгкого дуновения ветерка, как высшее образование. – На самом деле, поддержала бабуля родительские обвинения на мой счёт. – То, что делает людей сильнее и гораздо более адаптированными для выживания в этом мире, заставило её пожелать сбежать из него…»
«Иона не в себе, нет сомнений, – резюмировал Вэл. – Я старался списать её состояние на период адаптации. Но он затянулся. Мне, в самом деле, становилось страшно за неё. Это заставило меня прочесть её дневник, что она вела в своём ноутбуке. И я ужаснулся!»
«Вот как она отплатила нам за своё счастливое детство, – снова завела мама. – Наша принцесса слишком ранима…»
«Я думаю, мы должны попытаться помочь ей справиться с собой, – голос Вэла дал мне надежду. – Я нашёл вариант её лечения. Но мне необходима от вас полная поддержка. Вы не должны сомневаться в методиках доктора Беньямина. У него весьма инновационный и нестандартный подход. Но оно стоит того. Я читал рекомендации о нём, неоднократно мелькала фраза, что его пациенты прошли полную перезагрузку и несказанно счастливы теперь…»
Мама согласилась с доводами младшего брата, даже не пытаясь разобраться, что за методики, и на кой чёрт они сдались её дочери.
Мою попытку поспорить с голосами в собственной голове, пусть и реалистично звучавшими, пресёк звук приближающегося старого, судя по работе мотора, автомобиля. Я тут же спрыгнула с велика и обернулась назад. Свет фар ослепил в сгущающихся сумерках. Судя по направлению, автомобиль едет, если не из самой клиники за мной, то из хозяйственного поселения, уж точно. Могу ли я просить подбросить меня до города? Стал бы Беньямин оповещать всех рабочих о побеге заключённой? Возможно ли, что этот человек, не зная о сбежавшей больной, примет меня за случайную городскую девчонку, которая, катаясь на велосипеде за городом, не заметила, как далеко забралась, и сейчас хотела бы просто попасть домой поскорее? Очень вряд ли. К тому-же, что мешает ему спросить из какого я города и района. Информация, о которой я могу только догадываться и точно посыплюсь. Тем не менее, мне уже не скрыться. Если что, буду тупить, будто знаю пару слов на английском и не понимаю его вопросов.