Ее сердито прерывает Кутузов — Орлов:
Прошу вас: говорите кратко.
Я стар, мадмуазель, и от речей устал,
А пуще не люблю от барышень нотаций…
Кто — то улыбнулся. И еще другой. Одна из женщин спустила сумку на землю. Красноармеец переглянулся с девушкой. Подросток перестал насвистывать. Они все улыбаются. Да, они улыбаются. И они победят!
6
Через два с половиной месяца в осажденном Ленинграде была показана самая первая премьера «Давным — давно» («Питомцы славы») в постановке и оформлении Н. ПАкимова в его Театре комедии. Я о ней знаю только по рассказам. Актер Г. Флоринский и поэтесса ЛДавидович напечатали о ней воспоминания (в спектакле играл муж ЛДавидович). Помещение театра было разбомблено, и премьеру играли в помещении БДТ имени Горького на Фонтанке. Она много раз прерывалась воздушными тревогами, и загримированные исполнители вместе со зрителями спускались в убежище, а после отбоя продолжали играть спектакль. Первыми зрителями «Давным — давно» были балтийские моряки. А на одном из последующих представлений пьесы актер, игравший Кутузова, подняв голову, вдруг увидел над собой в полумраке колосников… морозное звездное небо. Оказалось, что крыша театра пробита осколком бомбы. Шуру играла Елена Юнгер. Ржевского — Борис Тенин.
А еще через три с половиной года в День Победы в этом же помещении «Давным — давно» играл уже БДТ имени Горького, вернувшийся из эвакуации. Ефим Копелян, участник спектакля, вспоминал: «Зал был полон, у всех взволнованные, радостные лица. Жизнь продолжалась».
7
Бесспорно, что в мире существуют еще не познанные нами закономерности. По одной из них у трех лучших исполнительниц роли Шуры Азаровой было общее отчество: Ивановна. Мария Ивановна, Любовь Ивановна и Лариса Ивановна — я вас люблю и бесконечно вам благодарен!
Для меня история моей пьесы неотделима от истории первых спектаклей. «Давным — давно» не «лейзе — драма». Это подстрочник для вдохновенного актерского творчества. АХодурский такой же «автор» графа Нурина, как и я. То же самое могу сказать о ЛДобржанской, непревзойденной исполнительнице роли Шуры, о В. Пестовском — гусарском поручике Дмитрии Ржевском, о Н. Коновалове — дядюшке Азарове, о В. Ратомском — денщике Иване, об АХохлове — Кутузове и о многих других. АХохлову даже принадлежит в пьесе одна строка, которую он сочинил на репетиции и которая мною внесена в печатные издания «Давным — давно». Я придумал, что в третьем акте перед уходом Кутузова адъютант при звуках доносящегося марша отдергивает на окне занавеску, в комнату врывается блик солнца и Кутузов говорит: «А день какой! Что в мире солнца краше?..» И уходит. Но Хохлову этого казалось недостаточно. Его актерскому сердцу хотелось на выход аплодисментов, и он был прав: в данном месте это были бы аплодисменты не только ему — отличному актеру, но и признание зрителем великодушной мудрости и правоты старого фельдмаршала и одновременно Шуриной победы — аплодисменты благодарности и радостного удивления.
И он предложил другое. Он смотрел на Шуру с крестом на груди и громко говорил: «Герой, герой!.. — И, проходя мимо нее к двери, полушепотом одной ей: — А девкой был бы краше!..» И зал взрывался, как по команде, все пятьсот спектаклей, в которых сыграл роль Кутузова покойный Александр Евгеньевич, и во всех остальных спектаклях, которые играют теперь актеры, наследовавшие ему в роли. Эта «отсебятина», радостно принятая залом и утвержденная автором, была превосходна, так как в ней главное «зерно» пьесы. Конечно, не всегда бывает так. Кто спорит: актерские вольности с текстом могут быть и безвкусны и разрушающи для целого пьесы. Но ничего нет бессмысленней авторской спеси, упрямо держащейся за букву текста.
Чтобы быть справедливым, я должен здесь назвать и других исполнительниц роли Шуры Азаровой, которые играли талантливо и увлекали зрительный зал.
К сожалению, по обстоятельствам военного времени я не видел Е. Юнгер, самую первую мою Шуру. Театр комедии сначала играл в блокированном Ленинграде, потом на Кавказе и в Таджикистане. Когда он вернулся в Ленинград, спектакль уже распался. Преемницей Юнгер в Театре комедии через пятнадцать лет стала безвременно ушедшая, вскоре из жизни ЛЛюлько. Она в заново поставленном режиссером М. Чежеговым и оформленном художницей Т. Бруни спектакле создала образ чистый и какой — то особенно нежный. После ЛДобржанской прекрасно играла Шуру также безвременно умершая Л. Фетисова в возобновленном спектакле ЦТСА. У нее был свой образ Шуры, и ее несколько более прямолинейный, но необыкновенно темпераментный юный корнет Азаров очень нравился зрителю. Побив, кажется, все рекорды сценической жизни спектакля на периферии, шла «Давным- давно» в тамбовском театре, где около ста пятидесяти раз сыграла мою Шурочку Т. Еремеева, еще в годы войны. Теперь мы уже много лет видим Еремееву на сцене Малого театра. И я горжусь, что ее первым большим успехом была героиня «Давным — давно». Помню, когда она только начинала играть эту роль, мы обменялись с ней письмами, и меня поразило, как она верно угадала все подступы к роли и всех моих «муз», которые стояли над колыбелью пьесы. Необыкновенно привлекательной и обаятельной Шурой была А. Смолярова в спектакле киевского Театра имени Леси Украинки. Было бы несправедливо не вспомнить Т. Карпову, с задором и удалью заменившую М. Бабанову в «Питомцах славы» Театра Революции. В спектакле Большого драматического театра в Ленинграде, поставленном уже покойным П. Вейсбремом, отлично и ярко играла ее однофамилица, на редкость талантливая, но, к сожалению, рано оставившая сцену З. Карпова. Если я не упоминаю здесь кого — либо из других прекрасных исполнительниц Шуры Азаровой, то не по забывчивости, а потому, что мне просто не повезло и не пришлось их увидеть.
Зато мне очень повезло с Л. Голубкиной: она в этой роли, как говорят в спорте, сделала «дубль» — сыграла Шуру Азарову и в кино и в театре. Если еще не вывелись театралы, какими были мы в юности, которые смотрят не только премьеры, а стремятся увидеть полюбившихся актеров и через некоторое время после премьеры, и не один раз, то те, кого Лариса Голубкина впервые пленила в фильме «гусарская баллада», должны признать, что сейчас, через десять лет, она стала играть в спектакле ЦТСА — в том самом, знаменитом поповском спектакле — лучше, глубже. Тогда, в 1962 году, она еще только кончала ГИТИС и была совершенно неопытна. А теперь за ее плечами много ролей, сыгранных на драматической сцене, и Шура ее выросла, но — удивительное дело — не стала старше. Я очень рад, что Л. Голубкина не осталась только в кино, хотя приглашали ее сниматься, как говорится, нарасхват, а вернулась в наш старый и вечно молодой театр, — рад за нее и рад за себя. Актеры меня поймут. Авторы — тоже.
А ДЕ — ХМУРЫЙ ВОЛШЕБНИК
Перепечатанная на машинке рукопись стихотворной пьесы втрое толще пьесы прозаической: ведь стихи печатаются столбиком и имя персонажа принято по многовековой традиции помещать не на той же строке, где идет его текст, а в середине страницы строчкой выше.
А пять экземпляров занимают неправдоподобно много места.
Кажется чудом, что эту гору рифмованного текста написал сам. Чудом или безумием. Не могу сказать, что я тогда был способен видеть в пьесе какие — нибудь недостатки, как, впрочем, и достоинства. Мое мнение о ней полярно менялось при каждом перечитывании: то мне она безоговорочно нравилась, то я впадал в отчаяние.
Но, так или иначе, героическая комедия в стихах «Давным — давно» уже существовала независимо от моих настроений и была к ним устойчиво безразлична.
Впервые отдав ее в чужие руки, я испытал странное чувство сиротливости и брошенности.
На вопрос приятеля, уже опытного и имеющего успех драматурга, кому я хочу ее предложить, я назвал Центральный театр Красной Армии и имя АДЛопова и сразу был высмеян. К этому мнению присоединились другие. Все единодушно утверждали, что АДПопов — человек мрачный, лишенный юмора и легкости и пьеса, как говорится, не в его палитре, что ЦТКА — это мертворожденный, казенный организм, что на его сцене можно показывать только шествия и художественную гимнастику, что в труппе театра нет ярких актеров, что суровое политначальство его никогда не позволит ставить пьесу, где льется шампанское и трижды дерутся на дуэли, и так далее и тому подобное.